Байрон. Осада Коринфа 22 - 33

-22-

Вот ночь прошла. Солнце сияет,
И утро крылья расправляет,
Из серой дымки выходя
Навстречу пламенного дня.
Бой барабанов раздаётся,
Призывный горна звук несётся,
И варварского рога зык,
Как львиный скорбный хищный рык.
Ржанье коней и гул толпы
Сметают глянец тишины.
Знамёна реют на ветру,
И лязг и крик: «Они идут!»
Вынуты хвОщи из земли,
Из ножен – острые мечи.
И формируются отряды:
Татары, туркоманы, спаги.
Шатры поспешно убирают
И трепетных коней седлают,
И жаждут ринуться вперёд –
Ни один воин не уйдёт
От них – ни молодой, ни старый,
Пока пехота массой ярой
Кровью зальёт стенной пролом,
Храпящий будет взнуздан конь –
Изогнута каждая шея
И жилка пульсом пламенеет,
Горячей пены белизна
На в пасть вонзённых удилах.
Подняты копья, фитили
Готовы к бою – зажжены,
Пушки нацелены, опять
Стены с землёй будут равнять.
Фаланги грозных янычар,
А во главе их смелый Альп.
Его рука обнажена
Также как лезвие меча,
Который он в руке сжимает.
Визирь сам войско возглавляет,
Хан и паши – все на местах,
И от него ждут только знак.
Раздастся выстрел кулеврины –
Начнётся штурм Акрокоринфа
И уничтожит всё дотла –
От трона и до алтаря
И с диким кличем в небеса:
«Пророк и Бог Один – Аллах!»
«Сабли в огне начнут сверкать –
Да можно ль битву проиграть?
И первый, кто войдёт в пролом,
Расправится с красным крестом,
Пусть просит всё, что пожелает –
Его исполнится желанье!»
Так говорил Кумуруджи –
Бесстрашный, доблестный везирь.
Ответ – взмах сабли и копья
И крик свирепых янычар:
«Тихо! Внимание! Сигнал! –
Огонь! – час истины настал!»

                -23-

Как волки, что стремглав несутся
На буйволя, чьи пасти рвутся
От хищно-злобного рычанья,
Глаза от жадного алканья
Горят, бесстрашием полны –
Рога, копыта не страшны…
Но всё же первый погибает –
Рогом крутым его бодает
И поднимает над собой
Буйвол разгневанный и злой.
Вот первый приступ так отбит –
И падают с свинцом в груди
Храбро штурмующие стену,
И под ногами прах усеян
Рядами ярко-медных лат,
Так полосы травы лежат,
Упав под острою косою,
Когда после дневного зноя
На луг приходят косари
Взять щедрый дар своей земли.

                -24-

И как весенние потоки,
Стремящиеся с гор высоких,
Всю мощь в движеньи истощив,
Влекутся, обессилив, вниз,
Подобно снеговым лавинам
Альпийские круша долины,
Так и защитники Коринфа,
Измученные штурмовыми
Давлениями мусульман,
Пали к жестоким их ногам,
Нагромождая горы тел –
Нога к ноге, рука к руке.
Ничто не немо, кроме смерти
В этой кровавой кроговерти:
Крик о победе иль пощаде
Мешаются, и воплей ады
Мчатся раскатами громов
От городов до городов,
И заставляя их гадать
Им радоваться иль рыдать;
И новым эхом и ужасным
Окрестные холмы все насквозь
Пронзая звуковым ударом.
Над Саламином и Мегарой
Был слышен этот страшный ад,
И над Пиреем, говорят.

                -25-

От острия до рукояти
Клинки в крови как будто в злате,
Захвачен вал – теперь нажива,
Резня – закончено всё живо.
Но снова крики раздаются,
Звуки бегущих ног несутся.
По мостовой, скользкой от крови
Спасаются, кто ещё волен,
Чтобы позицию занять
И бой свирепый продолжать,
Разя врага спиной к спине
Или припав спиной к стене,
Атаки стойко отражая
И с доблестию погибая.

Там был старик – власы седы,
Но руки мощию полны,
Сражался мужественно он –
Трупы врагов его кругом.
Он оставался невредимым,
Хоть отступал, неуязвимым
Был его шлем, его доспех,
И шрамов от сражений тех,
Что были выиграны им,
Таилось множество под ним.
Старик словно из стали был,
И редкий юношеский пыл
Мог поравняться с его рвеньем,
Меча искусные движенья
Отпугивали нападавших,
Числом своим превосходящих
Число седых тонких волос,
И многим туркам привелось
Свои тела повергнуть в прах,
О нерождённых сыновьях
Будут рыдать жёны османов.
Оружие он в мусульманской
Крови горячей полоскал,
И кто под его гневом пал
В тот день, пред ним тела склоняя,
Ему годились в сыновья;
С тех пор как сына потерял
Бездетных много он создал
Врагов. Сын же единственный свою
В проливе  повстречал судьбу.*
С тех пор родителя рука
Многих на гибель обрекла.
И если тени в преисподней
Могут довольны быть резнёю
И гекатомбами людей,
То дух Патрокла, ей же ей,
Намного меньше был доволен,
Чем сын Минотти, упокоен
Он был меж Троей и Элладой,
Там, где смертельную награду
Тыщи и тыщи обрели.
Где их гробы, как полегли?
Нет ни надгробья на земле,
Ни кости в подземельной мгле;
Но всё ж живут они в стихах,
Что обессмертили их прах.

                -26-

О внемлите зову Аллаха!
Отряды мусульман без страха
Идут на штурм. Обнажена
Несокрушимая рука
И беспощадная в сраженьи,
Её могучее движенье
Всем говорит: рука вождя.
Добычей жадного врага
Иной кичится, тот – нарядом,
Иль позолоченным прикладом
Оружия. Другой клинком
Или высоким тюрбаном.
Но только Альп один из всех
Может быть узнан по руке,
По обнажённой до плеча,
По взмахам мощного меча.
Вот он! Он в самой гуще боя!
Его отряд полвойска стоит.
Ни одно знамя мусульман,
Ни падающая звезда
Так не сверкает, вдохновляет
И за собой не увлекает
Как Альпа белая рука! –
Сквозь дым, огонь она видна!
Храбрые есть и всегда были,
О смелости же позабыли
Трусливые – пощады молят,
На сильную отдавшись волю.
Герой же молча умирает
И смерть без стона презирает,
Или в кулак волю собрав,
Удар последний на врага
Обрушить хочет, хоть слабеет –
Земля от его раны рдеет.

                -27-

Альп свой порыв остановил –
Пред ним с мечом старик застыл.
«Сдайся, Минотти; пощади
Себя и свет своей души –
Свою Франческу». – «Никогда!
Предательство – твоя судьба!»
«Так неужель моя Франческа,
Моя любовь, моя невеста
Из-за твоей тупой гордыни
Должна быть мёртвою отныне?»
«Ей уж ничто не угрожает,
Она в блаженстве пребывает…»
«Где? Где же? Где она!..»
«Она уже на Небесах,
Откуда изгнана твоя
Злая отступника душа;
Франческа от тебя далёко,
Как честь от гнусного порока».
Минотти мрачно улыбнулся.
Увидев это, Альп согнулся:
«О Боже! Боже! Умерла…
Произошло это когда?»
«Ночью. Вчера. Но скорби нет.
Ни твой Аллах, ни Магомет,
Ни ты, предатель-ренегат
Минотти не поработят,
Ни дочь его, ни его род;
Так защищайся же, вперёд!»
И он взмахнул мечом – напрасно.
Свой серп отточенный, ужасный
Смерть уж над Альпом занесла.
Нет, не на острие меча,
На пули острие таилась
Погибель Альпа, и свершилось:
Из-за церковного крыльца,
Где битва жаркая была,
Залп грянул. Альпа повалил
И яркий блеск глаза затмил.
Хотел подняться – только тьма
Окутала уж навсегда
Его трепещущее тело –
Душа от плоти отлетела.
Его на спину уложили,
Лоб, грудь покрыты кровью, пылью,
Алая струйка между губ,
Но пульса уж не слышен стук.
И ни предсмертного рыданья,
Ни слова, жеста, ни вздыханья –
Молча он к смерти отошёл,
И дух к молитве не взошёл.
И без надежды на прощенье,
На милосердие, в забвеньи
Как жил, так умер одиноко
В своём отчаяньи глубоком.
И сам себе не изменил –
Так Ренегатом и почил.

                -28-

Ужасный здесь поднялся вопль
Его друзей, его врагов:
Одни от ярости рыдали,
А те от радости кричали.
И снова схватка – лязг мечей
И крови хлынувшей ручей.
Минотти хоть и отступает,
Но доблесть не ослабевает,
За домом дом, за шагом шаг –
Теснят его, но дух не слаб.
И вот последний клок земли –
Церковь – вокруг стеной враги.
Та церковь, из которой залп
Раздался роковой, и Альп
Упал к противника ногам.
Отряд Минотти дружно там
Сплотился, заняв оборону.
Стены массивные препоной
На время стали для врагов.
От ратных отдохнуть трудов
На час представилась возможность,
Но не ослабила тревожность.

                -29-

Короткий отдых! Турки снова
С своим надменным хвастовством,
С резервом свежим напирают,
Твердыни штурм возобновляют.
И численность их такова,
Что отступать им некуда.
И узок путь, ведущий в храм,
Где кучка храбрых христиан
Сражается с остервененьем;
И хоть предрешено паденье,
Воля к победе лишь сильней,
И мёртвые из рук мечей
Горячечных не выпускают,
Друзья их место занимают
И мстят с отвагою за них.
Но всё ж ряды редеют их,
Перед атаками османов
Ослабевают христиане,
Хотя из каждого окна
Идёт прицельная стрельба,
Свинец из каждой щели льётся
И серы ураган сенётся.
Свирепо турки напирают –
Воротами овладевают:
Петли скрепят, железо гнётся,
Ещё напор – и поддаётся.
Штурм беспощаден. Перед ним
Склонился сломленный Коринф!

                -30-

Один, суров, с тёмным челом
Минотти перед алтарём
Стоял. Лицо Мадонны
Смотрело на него с иконы.
Краски небесные. Глаза
Света полны, как небеса;
Полны любви. Взглянув на них –
Ты среди ангелов самих.
И кто посмотрит в те глаза,
Мысль о божественных вещах
Его тот час же посещает
И он колени преклоняет.
А на коленях у неё
Сидит прекрасный мальчик-Бог.
И она каждую молитву
Несёт на Небеса с улыбкой.
И посреди резни кровавой
Её улыбка Божьей славой
Всё озаряет в жуткий миг,
Хоть кровь потоками кипит.
Минотти поднял мрачный взор
И осенил себя крестом.
Взял факел. Тяжело вздохнул.
Стоял и слушал боя гул.

                -31-

Своды над мозаИчным полом
Лики святых прежних веков
Хранили. Пол был весь в крови,
И его камни не могли
Представить имена святых,
Что были гравером на них
Нанесены. И чудный мрамор,
Узором жил своим играя
Когда-то, был теперь усеян
Обломками мечей и шлемов.
Там наверху – лики святых,
А здесь в пещере – ряд немых,
Чёрных и сумрачных гробов.
Здесь среди мощей мертвецов,
Куда едва свет проникал
Через решётчатый портал,
Склад пороха устроен был.
К нему Минотти поспешил.

                -32-

Вот турки церковь захватили
И на добычу устремили
Жадные, алчные глаза.
От дикой похоти визжа,
Уж мёртвые тела рубают,
Статуи наземь повергают,
И драгоценности гребут,
Из грубых вырывая рук
Друг друга чаши и потиры,
С остатками елея, мирры.
Главный алтарь перед врагами –
Что предстаёт перед глазами!
Чаша из золота святая
В лучах оранжевых сверкает,
Храня чудесное вино,
Которое в свою же кровь
Христос когда-то превратил,
И коринфянин каждый пил
Утром вино то перед битвой
И мысленно читал молитву.
Светильников двенадцать в ряд
На главном алтаре стоят,
Все из чистейшего металла.
Роскошная добыча ждала
Османских воинов, они
Богатствами ослеплены.

                -33-

Ближайший тянется, рукой
Коснулся чаши золотой…
Минотти в тот же миг рука
Факелом порох подожгла.
И всё взлетело! Кто был жив,
И кто давно уже почил,
Кто победил, кто проиграл,
Своды, святилище, алтарь,
Кресты, тюрбаны, враг и друг –
Всё тут же испустило дух!
Город разрушен – стены пали,
И даже волны отступали
От берегов. Холмы тряслись,
Когда взлетали камни ввысь,
Как будто бы землетрясенье
Здесь прокатилось во мгновенье.
Тыщи бесформенных существ
Летело поперёк небес.
И этот колоссальный взрыв
В хаос весь берег превратил!
Всё раскромсалось и смешалось,
И формы цельной не осталось,
До пяди сморщились тела
Почти сгоревшие дотла,
Серой золой они летали
И пеплом землю устилали.
Как дождь он падал на залив,
Синее зеркало вскроив
Тысячью круговых морщин.
Что от тех женщин и мужчин,
Что были статны и красивы
Осталось? – Только пепел сивый.
Османы или христиане…
Когда бы матери их сами
Увидели своих детей,
Которых столько долгих дней
Они холили и ласкали,
И из-за них ночей не спали,
Когда б увидели они
Во что теперь превращены
Их дети, чтоб они сказали?!
Они б навеки замолчали!
Нет человеческого лика –
Всё стёрто, сожжено, безлико,
Чернеет и смердит земля –
Кости, обломки, черепа
Разбросаны и вмяты в глину,
И вся исчезла животина:
Дикие птицы улетели,
Забыв от страха свои трели;
Собаки с воем разбежались,
Верблюды с привязей сорвались,
Кони поводья оборвали
И от ярма освобождали
Себя быки. И из болота
Лягушка-бык рычала злобно.
Волки в глухих лесах завыли,
Шакалы эхом отразили**
Их жалобный, протяжный вой,
И этот выверт звуковой
На плач младенца был похож,
Вобрав больного пса скулёж.
Орёл гнездо своё покинул,
Внезапно в воздух крылья вскинув,
Взъерошив перья на груди
И к солнцу устремив пути;
Сквозь дым дорогу пролагал –
Под ним серели облака,
И ниже, глубоко под ним
Лежал поверженный Коринф!


*В морском сражении у устья Дарданелл, между венецианцами и турками (прим. Байрона).

**Думаю, я позволил себе поэтическую вольность, переселив шакала из Азии. В Греции я никогда не видел и не слышал этих животных; но среди развалин Эфеса я слышал их сотнями. Они обитают в руинах и следуют за армиями (прим. Байрона).


© Перевод Дмитрия Захарова 21.08 - 25.09.2025