Байрон. Осада Коринфа 18 - 21
Вот храм – разрушенный, разбитый,
Его создатели забыты,
Две-три колонны, щебня слой,
Мрамор, поросший муравой!
Жестоко Время всё стирает!
И будущее в прошлом тает,
И будущее уж в слезах,
Лишь прошлого увидев прах,
И будущее изнывает –
Жестоко Время всё стирает!
И наши сыновья, увы,
Увидят то же, что и мы:
СоздАнные рукой руины
Созданьями из тленной глины!
-19-
У основания колонны
Альп сел. И как-то сонно
Провёл рукою по ресницам,
Как будто всё ему лишь снится,
В тоскливом настроенье был
И чувствовал упадок сил;
На грудь поникла голова,
На лбу испарина легла,
И шумно кровь в висках стучала,
И лихорадка не давала
Пальцам дрожащим отдыхать
И продолжала гнать и гнать
Их по щекам, по лбу, по векам,
По клавишам как будто неким,
Чтоб отыскать спокойный тон,
Чтобы аккордом пробуждён
Был его дух тяжёлый, мрачный…
Так Альп сидел и ветра плач
Сквозь полый камень раздавался.
Откуда тихий звук тот взялся?
Тот нежный и печальный стон?
На море глянул – словно сон
Спокойный была гладь морская,
Взгляд на траву – как нега рая –
Травинка и не шелохнётся.
Откуда ж нежный звук берётся?
Взглянул на знаменА – недвижны,
И шороха листвы не слышно:
Как нарисованные кроны
Дерев на склоне Киферона.
И не касался бледных щёк
Хоть самый слабый ветерок.
Так что же звук тот говорил?
Альп голову поворотил…
И что же? То мираж, фантом?
Что пред собою видит он?
Юную деву. Свет сиянья
Её рождает обаянье!
-20-
Он вздрогнул, испытуя страх,
Словно пред ним грозящий враг.
«Кто здесь, о Господи мой, ах?
Кто ты, зачем и кем посланна
Так близко к вражескому стану?»
Его рука, как лист, дрожала –
Крестом себя не осеняла,
Который он уж позабыл,
Но вот сейчас и воскресил,
Но сил креститься не хватило.
Он пред собою образ милый
Видел, прекрасный и родной,
Той, что могла бы быть женой,
Его любимая Франческа!
Его любовь, его невеста!
Румянец щёки озарял,
Но на губах не расцветал.
Где нежных губ её игра? –
Улыбка яркая ушла.
Что синие все океаны
Пред её чистыми глазами,
Но взгляд её как та волна –
Ясна, чиста, но холодна.
Плащ тонкий на плечах лежал –
Груди прекрасной не скрывал,
И белоснежная рука,
Нежна, округла и мягка
Виднелась сквозь раздел волос,
Волною ниспадавших кос.
И прежде чем ему ответить,
Подняла руку в лунном свете,
И так прозрачна и бледна
Была изящная рука,
Что сквозь её тень наготы
Был виден тусклый свет луны.
-21-
«Я из обители своей
Пришла к тому, кто всех милей,
Кого люблю я больше всех,
Чтобы счастлИв он был вовек.
Ворота, стражу я прошла,
Среди врагов искала я
Тебя. И говорят свирепый лев
Бежит от непорочных дев.
Мне Сила высшая защитой,
Под её верною эгидой
Неверных руки не страшны.
Я прихожу к тебе, и мы
Должны быть вместе навсегда,
Иначе, слышишь, никогда
Не встретимся мы больше снова!
Ты совершил немало злого,
От веры нашей отступив,
Но отыщи источник сил
В себе и брось тюрбан на землю,
И осени крестным знаменьем
Себя и будь моим навеки,
Пусть сгинет тьма и на рассвете
Нас луч зари соединит
И никогда не разлучит».
«Где будет свадебное ложе?
Средь умирающих и мёртвых?
Ведь завтра будет бой кровавый,
И мы, себя покроя славой,
Всех уничтожим христиан,
До одного, кроме тебя
И твоих близких – я поклялся.
Когда-то я с тобой расстался,
Теперь же я спасу тебя
И будем вместе навсегда.
Укрою тебя в тихом месте
И будешь ты моей невестой,
Печаль забудется твоя –
Мы будем вместе навсегда,
Когда Венеции надменность
Я укрощу рукою гневной,
Чтоб ненавистный этот род
Почувствовал как твёрд и горд
Я пред их завистью, пороком –
Пусть будет это им уроком.
Хлестать бичом из скорпионов,
Чинить расправу беззаконно
Они хотели надо мной –
Теперь предам их смерти злой».
На его руку положила
Она свою и лёгким было
Прикосновение её,
Но холод страшный, как копьё
Пронзил до самой кости тело
И сердце тут же онемело.
И холод этот смертоносный
Был цепким и едва что сносным,
И его хватка не слабела,
И тело просто леденело,
И никогда обьятья милой
Не ударяли с такой силой,
Со страхом по его груди.
Пальцы чистейшей белизны
Кровь его инеем покрыли,
Со щёк румянец нервный смыли,
И сердце словно камнем стало.
Взглянул в лицо и не узнал он –
Так глубоко переменилось.
Вся прелесть его превратилась
В тусклую плоскость без луча,
Который заставлял играть
Каждую чёрточку умом,
Как гребни волн солнечным днём.
Теперь из губ, как смерть, бездвижных
Слова лились без вздоха жизни,
И не вздымалась её грудь,
И жизнь желала в ней уснуть;
А из полуприкрытых глаз
Взгляд, словно сумрачный алмаз,
Сиял каким-то диким светом,
Как в час заката иль рассвета
Мрачно подрагивают тени
Или узор на гобелене
Под дохлым светом ночника,
Когда холодная река
Зимнего воздуха их треплет
И полумрак густой колеблет,
И неживые, как живые,
На вид ужасные такие,
Хотят спуститься со стены,
Быть старшными обречены,
Летая с края и до края,
То распалясь, то замирая.
«Не ради пусть моей любви,
Ради Небесной же сорви
С себя изменника тюрбан,
И поклянись, что сыновьям
Своей прекраснейшей страны
Не причинишь больше беды,
Или бесславно ты погибнешь
И никогда ты не увидишь
Не то что землю – Небеса,
Ну и, конечно же, меня.
А согласишься, твой удел
Достанется отчасти мне –
Часть тяжелейшего греха.
Тогда откроются врата
Небесного всемилосердья
И будешь уж прощён ты верно.
Но лишь помедлишь на мгновенье,
Тогда Того долготерпенье,
Кого оставил ты, прервётся,
Тебе проклятьем обернётся.
Любовь Небес будет закрыта.
Вот луна облаком сокрыта,
Но как парящий белый парус
Оно промчится, ей осталось
За облаком недолго быть,
Так и тебе в измене жить
Может недолго… Но уж если
Останешься таким как прежде,
Тогда мрачна судьба твоя,
Оставит тогда Бог тебя,
Мрачней судьбы здесь на земле
Будет бессмертие во зле».
На небо молча Альп взглянул –
Увидел в облаке луну,
Но сердце, полное гордыней,
Не дрогнуло, непримиримым
Осталось. Ложью страсть забилась,
Потоком мощным прокатилась
По горестной груди его.
Просил, просил пощады он!
Обескуражен был словами
Он девы с нежными чертами!
И клялся – будут спасены
Гордой Венеции сыны!
Нет – хоть и худшая из туч –
Сквозь её мрак не глянет луч –
Коль его хочет раздавить,
Так ливнем пусть его сразит!
Смотрел как туча пролетает –
И вот в его глазах сияет
Ясная полная луна.
«Какова б ни была судьба,
Я не изменен – слишком поздно,
Тростник под ураганом грозным
Может склониться и дрожать,
Но вновь подняться и восстать.
Я должен быть кем создала
Меня Венеция моя –
Её врагом, но не твоим,
Не нашей преданной любви.
Ты в безопасности со мной,
Лети, лети, лети за мной!»
Он обернулся, но она
Растаяла, как призрак сна!
Нет ничего кроме колонны.
Воздух или земное лоно
Мгновенно спрятали её?
Не знал, не видел ничего.
Свидетельство о публикации №125092508073