Когда-то ты любил меня, Шломо*,
И гладил растрепавшиеся косы,
Извечное горящее клеймо
Оставив голове черноволосой.
Но неотступно шла за мной беда,
Века окрасив привкусом металла,
И хризантемой желтая звезда
На выцветшем пальтишке расцветала.
Она пустила корни в глубину,
Как смертный страх, ветвящийся доселе,
Но ты, Шломо, любил меня одну
В изношенном и беззащитном теле.
И это тело, сколок той любви,
Одну её хранивший и вмещавший,
Почти уже бесплотное на вид,
Веками стыло над горчащей чашей,
Ища себя в надтреснутом трюмо,
Пока густела тьма и небо слепло.
Когда-то ты любил меня, Шломо, -
Но я тогда ещё не стала пеплом.
Очень талантливо, Ида! Стихотворение сплетает воедино два культурных пласта, которые, казалось бы, не должны пересекаться: библейский и исторический (20 век). Эффект от этого слияния ошеломляющий. Любовь из «Песни Песней» вырывается из своего мифологического времени и помещается в условия реального концлагеря. Вечная любовь (идеал) сталкивается с брутальным историческим злом. Ужасная трагедия одной женщины становится отражением трагедии целого народа.
Спасибо, Виктор. Эти культурные пласты пересекаются в метафорическом голосе еврейской женственности. Сквозь века - одна и та же Суламифь, претерпевшая то, что описано у Целана...
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.