Критический обзор. Тепло от незаметно неземного

.



#школа_сонета_критические_обзоры_2025

Итак «Школа сонета» на странице Пси возобновила свою работу. План на новый «учебный» год можно посмотреть по ссылке: http://stihi.ru/2025/06/22/3458 . Данный пост открывает новую рубрику «критические обзоры», будут еще новшества, но о них чуть позже.


О КРИТИЧЕСКИХ ОБЗОРАХ:

- частота публикаций: (ежедневно) при наличии материала. любой заглянувший может предложить в эту рубрику любой сонет любого автора, мое право взять текст в работу или отклонить, причина отказа будет называться, при желании такие тексты могут быть доработаны;
- общие принципы работы с текстами: обзор одного сонета (если он понравился и удовлетворяет установленным критериям); обзор 3-х тематических сонетов; и обзор циклов сонетов или их дериватов (важным будет уникальность такого цикла, и наличие 12-ти сонетов или сонетных дериватов).
- срок написания обзора (max 3 дня), публикация в порядке поступления текстов;
- авторы большинства обзоров и статей будут раскрыты в конце сезона;
- обзоры могут быть расширены на основе интересных рецензий и обсуждений по теме данного поста.

==========================



ТЕПЛО ОТ НЕЗАМЕТНО-НЕЗЕМНОГО: онтология красоты в сонете Натали Ефименко


ХРИЗАНТЕМА 
 
Раскрылись хризантемы лепестки
На фоне бесконечно-голубого,
И маленькие света островки
Сияние своё дарили снова.

И разлетались жёлтые мазки
Из самой сердцевины золотого,
Как будто от невидимой руки -
Тепло от незаметно-неземного.

У всех цветов небесный Ангел есть.
И пусть цветенья срок непостоянный,
Он каждый раз приносит эту весть:

Без красоты мир словно бездыханный.
Глаз видит краски, ухо слышит песнь -
И новый день для нас как первозданный.




В пространстве семиосферы, каждый текст – не что иное, как сложноорганизованный универсум, преломляющий сквозь призму культурных кодов и индивидуального авторского сознания вечный диалог порядка и хаоса. Сонет Натали Ефименко, чья архитектоника и образная система столь явственно отсылают нас к традиции серебряного века, с его тоской по трансцендентному и обостренным вниманием к символике мгновения, предоставляет достойный материал для герменевтического усилия, направленного на декодирование не только имманентных смыслов, но и тех культурных языков, которыми он оперирует. В самом деле, если рассматривать данный текст как своеобразный семиотический механизм, порождающий смыслы на стыке внутренних структурных отношений и внешних культурных ассоциаций, то первое, что подлежит анализу, – это его принадлежность к жесткой жанрово-композиционной форме сонета, которая уже сама по себе является мощным генератором смысла через наложение ограничений и создание напряженного поля между формальной строгостью и образной свободой. Четырнадцать строк, организованные в два катрена и два терцета, имплицитно несут в себе модель мироздания, начальные восемь стихов которого формулируют некий тезис или рисуют картину чувственного восприятия, а заключительные шесть – предлагают его интеллектуальное осмысление, разворот, разрешение, что мы и наблюдаем в данном случае: катрены погружены в созерцание конкретного природного феномена – цветущей хризантемы, в то время как терцеты совершают резкий, почти вертикальный взлет к метафизическому обобщению, к утверждению онтологической необходимости красоты.

Обратимся же к первому катрену, который функционирует как развернутый знак входа в художественное пространство текста, пространство, маркированное, с одной стороны, предельной конкретикой визуального образа («раскрылись хризантемы лепестки»), а с другой – его тотальной погруженностью в семиотический континуум «бесконечно-голубого», где эпитет «бесконечно-» выполняет функцию не описательную, а скорее философскую, выводя мгновенное наблюдение за рамки временного и в сферу вечного, универсального, тем самым сразу задавая двойной код прочтения: буквальный (пейзажная зарисовка) и символический (созерцание бесконечности в конечном). Далее, образ «маленькие света островки», чье сияние «дарили снова», вводит;;;;; (чрезвычайно важную) категорию повторения, цикличности, которая, будучи архетипическим свойством природного мира, здесь, однако, лишена механистичности, поскольку акт дарения сияния наделяет сам природный процесс чертами осмысленного, почти ритуального действия, что подготавливает почву для последующего явления в тексте персонифицирующего начала –  «невидимой руки».

Второй катрен, будучи структурно и логически тесно спаян с первым через союз «и», осуществляет дальнейшую интенсификацию символического плана: визуальный образ «жёлтые мазки / Из самой сердцевины золотого» – это уже не просто описание тычинок цветка, но и отчетливая реминисценция живописных практик импрессионизма и постимпрессионизма (достаточно вспомнить подсолнухи Ван Гога), где мазок является не только техническим приемом, но и знаком непосредственного вторжения энергии творца в материю. Сравнение «Как будто от невидимой руки» окончательно переводит повествование из плана импрессионистической фиксации впечатления в план символистского истолкования мира как текста, написанного рукой трансцендентного Автора, чье присутствие лишь угадывается в его творениях. Эта «невидимая рука» есть не что иное, как культурный шифр, отсылающий и к платоновскому демиургу, и к библейскому образу Бога-творца, и к романтической идее мировой души. Эпитет «незаметно-неземного», с его сложносоставной, нарочито усложненной структурой, является кульминацией этого ряда, обозначая присутствие иного, высшего порядка реальности, которое manifests itself (проявляется) не через явное чудо, а через тепло, через энергию, ощущаемую почти на тактильном уровне, что делает трансцендентное имманентно данным в опыте.

Терцеты, в соответствии с классической сонетной архитектоникой, должны предложить «развязку» или антитезу. И здесь мы сталкиваемся с предельно ясным формулированием основной идеи: укорененность красоты в божественном плане бытия. Утверждение «У всех цветов небесный Ангел есть» является ключевым культурным переводом природного явления на язык религиозно-философской символики Серебряного века, где, по мысли многих его апологетов (Вл. Соловьев, А. Блок), земная красота есть лишь отблеск, знак горнего мира. Важно отметить, что ангел здесь – не конкретный христологический образ, а универсальный семиотический посредник, angelos – вестник, осуществляющий связь между двумя мирами. Именно он, а не слепая сила природы, «каждый раз приносит эту весть», и весть эта заключается в утверждении: «Без красоты мир словно бездыханный».

Эта формула представляет собой квинтэссенцию эстетического креативизма, характерного для всей русской культуры рубежа веков, возводящего Красоту в ранг не только эстетической категории, а онтологического принципа, вдыхающего жизнь («дыханье») в инертную материю мира. Мир, лишенный красоты, – это мир, лишенный смысла, связи с transcendence, это косное, мертвое бытие. Финал сонета – «Глаз видит краски, ухо слышит песнь / И новый день для нас как первозданный» – не что иное, как описание механизма сотворения мира заново через акт его восприятия, через чудо чувственного откровения. Через органы чувств («глаз», «ухо»), которые являются инструментами не пассивного получения информации, а активного со-творчества, человек ежедневно участвует в божественном акте творения, и каждый день, благодаря этому союзу чувства и смысла, предстает как «первозданный», то есть очищенный от наслоений рутины, обретающий изначальную свежесть и осмысленность.

Данный сонет может быть прочитан как лаконичная и в высшей степени изящная модель всего символистского миропонимания, где частное явление (цветок хризантемы) становится точкой входа в универсальные законы мироздания, а акт эстетического восприятия приравнивается к религиозному откровению и акту творения. Данная статья, по сути, лишь скромная попытка соответствовать той смысловой полифонии и глубине, которые заложены в четырнадцати строках текста, демонстрирующего, что подлинная поэзия всегда есть сгусток культурных кодов и в то же время – их бесконечное порождение.