Роман Переплёт т. 1, ч. 4, гл. 16

Прежде, чем начать, Косицина крякнула и заворочалась. Стул под ней жалобно скрипнул. Она положила перед собой папку и развязала тесёмки. 
- Так вот, - начала она, доставая из папки несколько скреплённый между собой листов, с напечатанным текстом, - я тут к вам с письмом… Точнее сказать, с коллективным заявлением, - Напустив на себя чрезвычайной вид, она потрясала листами, как бы не решаясь пока передать их в руки директрисы. 
- С «коллективным», говорите, «заявлением»? - покосилась на них Анастасия Эдуардовна.
- Да, именно так, - с хмурой усмешкой подтвердила Косицина. - И, представьте себе, именно с «коллективным». – Затем, после секундного колебания, она протянула заявление Анастасии Эдуардовне. -  Вот, почитайте, - сказала она. - Правда, подписано оно пока что не всеми… нашлись, видите ли, и у нас такие личности, для которых мораль, нравственность, да и в целом лицо школы, должно быть, не представляют особой важности. Однако мы, группа неравнодушных членов коллектива…
По всей видимости, она зарядилась на продолжительное вступительное слово, но Анастасия Эдуардовна нетерпеливым жестом руки дала ей понять, что в этом нет никакой необходимости. 
- Если позволите, - с усмешкой заметила она, -  я сначала всё-таки прочту.
- Но мне всё же хотелось бы… - раздражённо начала было Косицина, - То есть я хочу, чтобы вы сразу, так сказать, прониклись и…
- Хорошо, хорошо, я постараюсь, - снова остановила её Анастасия Эдуардовна. После этого она вздохнула и погрузилась в чтение.
Маргарите Романовне ничего не оставалось, как только ждать, украдкой наблюдая за реакцией директрисы. При этом укоризненно вздыхала, скрипела стулом и всё как бы старалась устроиться поудобней.    
- Что, что! – брови у Анастасии Эдуардовны полезли на лоб. Она оторвала взгляд от заявления и с выражением полного недоумения взглянула на Косицыну. Та сидела с каменным лицом. – Это, что? - повторила директриса. - Что-то я… Вы, что? Вы это серьёзно? Связь? Какая ещё «связь»? Вот вы пишите: «Явно просматривается связь…» ну и так далее. А вот дальше: «Занимается растлением несовершеннолетней». Это вы о Сергее Петровиче? Вы не шутите? И вообще, с чего вы это взяли? Ведь это же…
- А вы дочитайте до конца, - коварно ухмыльнулась Маргарита Романовна. - Там, дальше, у нас всё подробненько изложено.
Анастасия Эдуардовна что-то ещё хотела возразить, но, пересилив себя, снова углубилась в чтение.
И дальше, по мере того, как она читала, её лицо то заливалось краской, то бледнело от возмущения, брови тоже то подскакивали вверх, то сходились на переносье. И это продолжалось довольно долго.   
- Та-а-ак, - Анастасия Эдуардовна отложила листы в сторону и перевела взгляд на окно, явно не желая встречаться с Косициной глазами.
- Ну, что? А я вам, что говорила? - завозилась на стуле Маргарита Романовна. – Ну, хоть теперь-то вы представляете, с чем мы имеем дело? И, заметьте, этот человек… этот разнузданный тип… ведь он является членом нашего коллектива. Вот мы, неравнодушные члены коллектива, мы спрашиваем, как такое вообще стало возможным? И когда это, наконец, прекратится? 
И, не удовлетворясь этим, Маргарита Романовна присовокупила также ещё парочку уточняющих замечаний, тем самым как бы желая расставить правильные акценты. Тогда как Анастасия Эдуардовна всё продолжала смотреть на окно, никак не реагируя на её эскапады.
Стул под Косициной заскрипел ещё угрожающей. И ещё громче и требовательней зазвучал её голос. Однако даже и после этого Анастасия Эдуардовна продолжала хранить молчание и смотреть всё в том же направлении. Тогда как Маргариту Романовну, словно распирало изнутри, так что даже казалось, что её вот-вот взорвёт.
- Да, послушайте же вы! - воскликнула она, потрясая перед собой сжатой в кулачок рукой. - Вы хоть понимаете, что происходит! И, что? И вообще, что происходит! И почему это вы молчите! Как это понимать! Или, может, и вы тоже, как некоторые, может, и вы считаете, что ничего страшного не произошло? А, если так… - В голосе её послышались зловещие нотки, - а, если так, то у меня просто нет слов. В конце концов, тогда мы будем вынуждены обратиться в более высокие инстанции. Кстати, этот ваш… ну, Тверской… ведь это вы его всё время расхваливали… Так вот, он окончательно распоясался. А, когда мы, его коллеги, попытались сделать ему замечания… Нет, это уже ни в какие ворота не лезет… так вот он ещё имел наглость над нами подшучивать. А, как вам такое! Это куда же мы катимся! А ведь я вас, между прочим, с самого начала насчёт него предупреждала. Или уже забыли? Я уже тогда говорила, что с этим молодчиком мы хватим ещё лиха. Вот и получается, что я, как в воду глядела. Дождались, нечего сказать. А вообще, вы хоть в курсе, как он ведёт себя на уроках со старшеклассниками? Нет? Так я вам расскажу. На этих своих, так называемых, уроках он, бог знает, что им позволяет. Что, вы действительно не в курсе? А не мешало бы знать? В конце концов, вы директор или кто?
Тут, наконец, и Анастасия Эдуардовна решил подать голос.
- Ну, и как же он, по-вашему, себя ведёт со старшеклассниками? – сухо поинтересовалась она. – По крайней мере, насколько мне известно, старшеклассники его просто обожают. Да и не только старшеклассники. Так же мне известно, что уроки его проходят живо и с огоньком. 
- Ага, вот и вы туда же, - злобно ощетинилась Косицина. - С «огоньком», говорите? Вот то-то и есть, что «с огоньком». А вы, дорогая, вы никогда не задумывались, что за всем этим кроется? И во, что в конечном итоге это может вылиться? Ведь это же не слыхано! Дошло даже до того, что они буквально в рот ему смотрят.
- Ну, и что же в этом плохого?
- И буквально каждое его слово ловят, - продолжала возмущаться Маргарита Романовна. Достав откуда-то платочек, она промокнула им лицо. - А потом ещё, - прибавила она, - а потом ещё и повторяют. А это уже, знаете ли?.. Это уже знаете, что?
- Любопытно, и что же? – с усмешкой посмотрела на неё Анастасия Эдуардовна.
- А то, моя милая, а то, что он нарочно с ними заигрывает. Потакает, так сказать, их всякого рода вольностям. Кстати, мне тут кое-кто сообщил, что он на уроках до того даже дошёл, что разрешает этим оболтусам говорить всё, что им вздумается. Другими словами, предоставляет им полную, так сказать, свободу. Ну, и как вам это?
- Так уж прямо и «полную»? – недоверчиво покосилась на неё Анастасия Эдуардовна.
- Да ещё какую! – ещё больше оживилась Косицина. - Развёл у себя, понимаете ли, демократию. А они потом, между прочим, и на других уроках тоже начинают выкидывать номера. Доходит даже до того, что уже заслуженных учителей почти ни во что не ставят. Позволяют себе с ними разные с ними шуточки. Будто мы им ровни какие-то.
- Говорите, шуточки? – вдруг заинтересовалась Анастасия Эдуардовна. – Что, даже и над вами? Серьёзно, что ли? Ну, и какие же, например?
- Да, всякие разные, - мрачно огрызнулась Косицына. – И вообще, распоясались, дальше уже некуда. – Она не могла забыть той чудовищной проделки, которую учинил ей Свечкин со своей методичкой. Ещё никто с ней себе такого не позволял, и этот случай сидел в ней, как заноза, беспрерывно напоминая о себе. Однако, упоминать об этом она, она поостереглась. Ещё, чего. – И всё это началось с него, с Тверского. Да, да, с этого разнузданного типа. Этого любителя дешёвой популярности. Он, видите ли, забавляется, а мы, заслуженные педагоги, страдай. И это, по-вашему, порядок? А ведь через все эти фокусы и выходят потом, между прочим, всякие вольнодумства и разнузданность. Вот вы, вы хоть в курсе, какие он им подбрасывает идейки?
- Идейки? – Анастасия Эдуардовна вся подобралась и даже подалась вперёд. - Ну, и какие же, интересно? – строго прищурилась она.
- А-га, не знаете, - не без ехидства ухмыльнулась Косицина. - Вот и я тоже не знаю. А хотелось бы знать. Но я хотя бы догадываюсь и, в отличие от многих, уже добралась до истинного нутра этого проходимца. А теперь вот ещё и эта история с Майоровой. А всё это, я ещё раз повторяю, всё это вовсе не случайно. Больше скажу, всё к тому и идёт. 
- Что, всё? Куда идёт? – Анастасия Эдуардовна сдерживала себя, хотя чувствовалось, что ей это даётся нелегко. И с каждой минутой всё трудней.
- То есть, что, значит, «куда»? – возмущённо вскрикнула Косицина. – Я тут полчаса перед вами распинаюсь, а вы… Вы что, меня совсем не слушали? Опять же это наше заявление… Вам этого мало? Да вы его хоть прочитали, или только пробежали глазами?   
- Я прочитала его, да, – насмешливо заметила Анастасия Эдуардовна. – И, уверяю вас, прочитала очень внимательно. Однако, всё, что вы там пишите… Послушайте, вы что, действительно, верите во всю эту белиберду? Ведь там, что ни слово, то полнейшая глупость. И вообще ощущение такое, как будто вы всё это высосано из пальца. Одни сплошные домыслы и ни единого конкретного факта.
- Ах, так! – Лицо Маргариты Романовны затряслось и пошло пятнами. В уголках губ выступила пена. - «Высосано из пальца»! Вот даже, как! И это притом, что мы описали лишь то, что было, и то, что мы видели собственными глазами! 
 - Да, читала, я читала, - поморщилась Анастасия Эдуардовна, - Только я так и не поняла, что же вы, собственно, такого увидели, что позволяете себе выдвигать такие немыслимые обвинения? 
- То есть, как! – У Маргариты Романовны вытянулось лицо, и на секунду даже пресёкся голос. – Да ведь он же, - прохрипела она, - ведь он же шёл с этой самой Майоровой. Причём шёл прямо по улице, у всех, можно сказать, на виду. Это и Тамара Валентиновна видела и не только она. С ней в это время была ещё и эта, наша новенькая… всё забываю её фамилию… Так вот, они видели, как эти двое шли, да ещё и мило разговаривали. Ну прямо, ни дать, ни взять, голубки, да и только.   
- Значит, шли? – задумчиво переспросила Анастасия Эдуардовна. – Что, и прямо по улице? У всех на виду? М-да, понимаю…
- И не просто шли, - уточнила Маргарита Романовна, введённая несколько в заблуждение рассеянной улыбкой директрисы. Она не различила за всем этим тонкой иронии. – Я же говорю, они ещё и ворковали.
- Ах, да, ещё и это, - в том же тоне продолжала директриса. - Как же это я забыла? Значит, ворковали? – И тут же холодно прибавила: – И ваши свидетели всё это видели?
- Так я об этом и говорю, - тут же воспряла духом Косицина. – Нет, вы представляете!
- Как же, как же, - тонко усмехнулась Анастасия Эдуардовна, - ещё бы не представлять. И всё же одного я не пойму…
- Чего это? – моментально насупилась Косицина.
- Я не пойму, - медленно и с расстановкой продолжала Анастасия Эдуардовна, - что всё-таки такого страшного и такого крамольного, видели эти ваши «свидетели»? Ведь, как я поняла из этого вашего, так называемого, заявления, видели они только то, что Сергей Петрович шёл по улице с Майоровой… Вы следите за моей мыслью? То есть со своей ученицей… и при этом с ней разговаривали, так? Я вас правильно поняла?
Маргарита Романовна не ответила. Глаза её сузились, лицо потемнело и напряглось.
- М-да, вот уж воистину, - едва сдерживая усмешку, заметила Анастасия Эдуардовна, - И действительно, какая невиданная распущенность! Разговаривать со своей ученицей. Да ещё и на людях. Какой ужас! Нет, вы правы, мимо такого проходить нельзя. А что, Маргарита Романовна, а давайте уж сразу напишем заявление в прокуратуру. А, как вам такой вариант? И пускай их, голубчиков, арестуют, а потом ещё и посадят в тюрьму. Хотя нет, уж лучше пускай сразу расстреляют. Ну, а что мелочиться? А иначе, глядя на него, и другие учителя так распояшутся. Начнут, знаете ли, и помимо уроков общаться с учениками, да ещё и разные диспуты устраивать. Так и, действительно, можно бог знает, до чего докатиться…
Пока она говорила, Косицина сидела с каменным лицом, всё больше и больше наливаясь тёмно-бардовой краской. Губы её были плотно сжаты, а глаза приняли свинцовый оттенок и смотрели прямо перед собой.
- Ну, а вас, Маргарита Романовна, - уже не скрывая больше сарказма, прибавила Анастасия Эдуардовна, - я бы ещё и к ордену представила. За бдительность, так сказать.
От этих слов Косицина вздрогнула и медленно перевела на неё глаза. Они отражали ненависть.
- Та-а-ак, - злобно прищурилась она, - насмешечки, значит, строить. Шуточки шутить. Ну, ну, что ж, посмотрим. Только я ведь предупреждаю, даром вам это не сойдёт. Да, да, а, если вы и дальше собрались потакать всем этим гадостям, то я, как человек ответственный… да и не только я, а и все мы, то есть вся школьная общественность… уж мы, будьте уверены, мы этого так не оставим. Мы не позволим вам и таким, как вы, превратить советскую школу в рассадник вольницы и разврата. А вы… вы лично… вы ещё горько пожалеете, что взяли под своё крылышко этого возмутительного прохвоста. Ещё спохватитесь, да будет поздно.
При этих словах Анастасия Эдуардовна вдруг резко встала из-за стола, оправила на себе жакет. Она не проронила ни слова, но тем самым как бы давая Косициной понять, что аудиенция закончена, и ей пора освободить помещение.
Однако та всё продолжала сидеть. Она, похоже, не желала понимать столь красноречивый намёк. Тогда Анастасии Эдуардовне ничего не оставалось, как выразиться вслух. 
- Итак, - официальным тоном произнесла она, -  уважаемая Маргарита Романовна, можете считать, что я внимательно вас выслушала. А посему не смею вас больше задерживать.
Кряхтя и что-то бурча себе под нос, Косицина выбралась из-за стола и поплелась к выходу. И всё же у самой уже двери, она обернулась:
- А вы, милочка, запомните, - с кривой усмешкой пробормотала она, - так вот, это ещё не конец. Попомните вы меня.
Когда дверь за ней закрылась, Анастасия Эдуардовна облегчённо выдохнула и опустилась на стул. Некоторое время она сидела задумчивая, а потом вызвала к себе Катю. 
- Ты, вот что, - сказала она, когда та просунула голову в приоткрытую дверь, -узнай, пожалуйста, где у нас сейчас Сергей Петрович. Если он ещё в школе, то пускай ко мне зайдёт. Да и поскорей, если можно.


Продолжение: http://stihi.ru/2025/09/06/499