Подборка к Турниру поэтов 8 октября 2025 года

*  *  *

то плавно двигаясь, то вовсе
неуловимо

на полотне работы Босха
Иеронима
мазками спутаны густыми,
как на иконе,

у спящих заводей гусыни,
быки и кони,
документальным фотоснимком
на рыбе-звере

плывут влюбленные в обнимку
в стеклянной сфере,
как в пузырьке одеколона
минувшим летом,

струёй разбавлено холодной
немного света,
а золотой повенчан с бурым,
и часословом,

как будто шишкинское утро
в бору сосновом,
как будто русские – от шавки
и до миледи,

как будто даже есть душа в них,
но нет медведей.

* * *

Ещё горит палатка «фрукты-овощи»,
и светятся в картонках померанцы,
но можно пробираться только ощупью,
поскольку больше нечем пробираться.

Коснись рукой хоть яблока, хоть облака, –
весь мир покрыт от края и до края
мурашками застенчивого опыта,
незрячими пупырышками брайля.

Щебечут светофоры снисходительно,
стоит Гомер в советском переводе,
и взрослые, как дети без родителей,
на красный свет дорогу переходят.


*  *  *

Не поминай о детстве всуе,
забудь, какого там числа
через линеечку косую
от скрепки ржавчина пошла

до первых строчек, взятых с лету,
непарных точек и потерь,
когда листы и переплеты
перемешались, и теперь

подобно рыжему соцветью
столетника (и ты, мол, Брут)
несовместимые со смертью
в тетрадках дырочки цветут.

*  *  *

А помните, как пели всем отрядом?
Как дворники баюкали дворы?
(Во-первых, потому что был порядок,
А остальное было во-вторых).

Как прятали в загашнике полмира,
На рупь удар, на столько же замах,
Как плавили имперские пломбиры
Стальные пломбы в сливочных зубах,

Как улыбались потными глазами
Вам, поросли, сдающей ГТО,
И Сталин, молодой, как мукузани,
И Микоян без всяких ГМО, 

На книжный шкаф держали по скелету,
Плеханов – Ленин – Каутский – Каплан,
И, как штаны, спускали пятилетку
С худых задов в четырехлетний план,

Как завозили этой – не халяли – 
Халвы московской в пыльное сельпо…
Почем вам знать, что вас не расстреляли?!
Вас расстреляли, просто вы не по…


*  *  *

…а Сталин в мавзолее как живой,
и космос навсегда над головой,
и списано домашнее задание,
и прячет в парте Валька-деловой
подпольный снимок с темой половой,
и тетенька на карточке забавная.

Григорьева вчера сказала “да”.
Чем реже рожь, тем слаще лебеда,
и вовсе не ее в подъезде лапали.
Как Марья Венедиктовна седа…
И только начинается среда
под спящими неоновыми лампами.

Задачка про шахтеров решена,
а дальше всё, а дальше тишина,
глубокая апрельская прогалина,
где пара жигулевского – цена,
и небо как кремлевская стена,
в которой нет ни Бога, ни Гагарина.

Элегия

В стеклянной шкатулке найди подходящий лоскут,
зажмурь левый глаз и взгляни, словно новый Кутузов,
как русская осень привычно сжигает Москву
и путает карты последним, случайным французам.

Задумчивый дворник разводит сырые костры.
В конце октября, на окраине третьего Рима,
вдыхай этот запах, бессмысленный запах листвы,
гляди, как отечество сладким становится дымом.

Чадят незабудки, пылает сухой остролист,
что город, что сердце – чем чище, тем значит, бездомней.
И службы спасенья никем не спасенных столиц
пушистой золой раздают их по детским ладоням.

На прежних погостах желтеют пустые холмы,
и мёртвые тени привычно выходят на сцену.
…И тени живых подпирают кирпичные стены,
в конце октября, на подмостках грядущей зимы.


Вначале все равно играет музыка

Как семечки, матрос улыбки лузгает,
весь третий класс в корзинках и с цветами,
вначале все равно играет музыка,
и рвет волну с иголочки Титаник.

И галстуки не в тон, и туфли узкие, –
ни пальцам, ни гостям не хватит места,
вначале все равно играет музыка,
пока глотает каустик невеста.

Вечерняя арена пахнет мускусом,
блондинки ждут живых бандерильеро, 
вначале все равно играет музыка,
глуша собой утробный рев вольера.

По краешку пройти – не дернуть мускулом,
узнав себя в бродячем акробате,
вначале все равно играет музыка,
вначале все равно играет музыка,
и только после – комья на лопате.


Пятый элемент

Позади огни и воды,
в сотне тысяч от Земли
космонавтам нужен воздух,
а его не подвезли —

то ли бак внизу забыли,
где азот и кислород,
то ли стружкою забился
узкий воздухопровод,—

ни фрамуги, ни балкона,
чтобы выйти подышать,
голубой, как те баллоны,
им в окно сияет шар,

под аквариумной крышкой
смотрят рыбки в глубь кают,
как они всё дышат, дышат,
как скребут стекло чуть слышно,
а потом перестают.


* * *

будет в тамбуре колечком
виться дым как седина
на плацкарте до конечной
не доехать дотемна
 
и в стекле за занавеской
будет лампочка в конце
гаражи на перелески
на твоём менять лице
 
облака дома и люди
мы дорогой заняты
просто будем-будем-будем
без глаголов-запятых
 
это всё согласно смете
будет скатано в матрас
это даже после смерти
происходит не без нас


* * *

Когда, наконец, мы получим покой,
я стану бревном, а ты станешь рекой
и сможешь, едва прикасаясь устами,
делить моё тело на щепки и дрожь.
Но ты никогда никуда не впадёшь,
и я никогда ни к чему не пристану.
 
Нас как-то окрестят – тебе всё равно,
ты будешь Рекою, Несущей Бревно.
Обещанный сразу пяти океанам,
я стану знаменьем для здешних племён.
Но если тебе вдруг не хватит имён,
то может быть, я назову тебя Анной.
 
И прошлые годы, как будто взаймы,
сольются в судьбу от зимы до зимы.
Совместный наш путь будет лёгким и длинным,
как всякое средство, забывшее цель,
и нам померещится в самом конце,
что мы не прошли ещё и половины.
 
И я буду гол, а ты будешь нага,
и оба, меняя поля на луга,
согласно теченью, покинем без грусти
ту местность, где мы не имели врагов.
…И крепкие руки иных берегов
однажды сойдутся на высохшем русле.


Повесть временных лет

Мы сосновый клин вышибали клином,
отходя ко сну, задували свечку,
и слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.

Старики углём подводили брови,
и, кряхтя, сгибали свои колени,
и поили бога овечьей кровью,
и кидали в печку одно полено.

Мы ломали хлеб пополам без крошек,
упускали дичь, подбирали стрелы.
И никто не думал, что бог хороший,
и никто не спорил, что печка грела.

…А они глядели прямей и строже,
и носили волосы цвета стали,
и любили запах огня и кожи,
и сперва пришли, а потом остались.

И из наших лбов распивали вина,
и черпали воду из нашей речки...
И слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.