А. де Виньи. Элоа. Рождение. 1823

Элоа, или Сестра ангелов*

Мистерия
Песнь первая. Рождение**

Родился Ангел на земле в лихое время,
Когда с изгнАнными, неся святое бремя,
Детей своей земли Посредник выручал,
Когда Вифанию смиренно покидал;
Он по равнине шел неспешно и немедленно
Ответил на мольбы и крик болезненный,
Самаритянина себе представил вдруг,
И вспомнил, как овцу нашел пастух;
Средь поля он в глубоком размышленье
Остановился для молитв и утешенья,
На ум пришла гробница – самозванца и лжеца;***
Он выслушал признанье ханаанки до конца,
Заблудшей девушке путь верный указал;
Рукой коснулся и слепой открыл глаза:
Прозрев, не понял он знамения науку;
На головы детей вознёс Спаситель руку;
Освобождённый им, прощался человек
С пустыней той, куда изгнал Господь навек;
Когда рукой Он снял с души недуг заразный,
Глухой стал слышать и очистился проказный.
Так начинал свой путь страданий Иисус,
Сын Человеческий преодолел искус,
Пройдя тропою узкой испытанья,
Исполнив ровно то, что было в предсказанье.

Предчувствуя беду, он волею сердец
Друзей из Иудеи отсрочил их конец,
Не видел Лазаря давно, уж больше года,
Когда любимый друг готовился к отходу.
В руках Господних мы, не ведом нам наш путь.
Спаситель шёл в ночи, чтобы на гроб взглянуть
Покинувшего мир любимейшего друга,
Внезапно умер тот от странного недуга
В страданьях на руках заботливых сестёр.
И, тело умастив, Мария**** свой укор
Иисусу донесла. «Он спит, – ответил, – авва»,
Не верил в друга смерть. Когда ж увидел саван,
Заплакал и печаль заволокла глаза,
И по щеке святой скатилася слеза,
Что Серафимы осторожно подхватили,
В невидимую смертным урну погрузили,
И вознесли ее к Предвечного стопам 
С эссенцией святой на диво Небесам,
И милостивый взгляд всевидящего ока
Всё осветил вокруг – из вечного истока
Дух снизошел, свой лик над чашею склонив,
И растворился в ней, душою наделив,
Наполнив силою и ясным светом,
И ладан, воскурен, занялся алым цветом:   
Огонь Пречистый из хрустальной урны
Вдруг обернулся облаком фигурным,
И чей-то голос звал тихонько: «ЭлоА»,
В ответ послышалось из урны: «Вот и Я!».

Вся в украшениях, лазурь в глазах прелестных,
Она шла к Господу, как будто в Храм невеста;
Подобен лилии ее воздушный лик,
Вуаль закрыла лоб, чудесный золотник
И косы светлые, как колоски пшеницы,
Что к ветру клонятся; чуть дрогнули ресницы,
Когда кометы свет, сверкнув, погас в ночи
И в небе разлились изящные лучи;
Ни розы алой цвет и ни зарницы глянец
Затмить не могут девственный румянец,
Ни нежная Луна, рассеявшая тень,
Посеребрив крыла, светлей чем ясный день,
Чем крылья бледные её небесных братьев;
Сверкнули белизной две ножки из-под платья,
В дыхании едва вздымалась девы грудь
И в складках ткань над ней взволнованна чуть-чуть.
С потоком света слившись, эликсир чудесный
Предстал девицею в обличии небесном
Из рода Духов – тех, что благосклонны к нам,
И с нами и за нас молились по ночам.
Архангел Рафаил явился всем в виденье,
Чтоб тайну возвестить об ангела рожденье:
Сестра божественных созданий среди нас,
Нет большей радости Блаженным в этот час.

И Троны, Принцы, Страсти, Добродетели,
Величия Хранители и Роскоши Радетели,
И Херувимы дивные, раскрыв крыла свои,
И Серафимы нежные и божества любви, 
Высокие Мечты, божественные Ангелы,
Святые Почести, великие Архангелы***** –
Все те, что прячутся от смертных глаз,
Под золотыми крыльями скрываются от нас,
К её стопам припав, свои открыли лики;
За руки взявшись, шли сестрицы Девы, блики
Роняя, как Луна – вечерние огни,
На чудо дивное взглянуть пришли они.
У пояса сестриц висели арфы вроде
Тех золотых цветов, невиданных в Природе,
И неземной красы цветы, невидимые нам,
Все сыпались дождём к их ангельским рукам.

"Отрадно, – хор пропел кристальными голосами,
Счастливый мир возлёг перед её стопами.
Когда она пройдёт среди несчастных, их
Утешит дивный Дух, распространясь на них.
Какая из планет и в век какой родится
Среди других небес, чтоб Деве подчиниться?»

Однажды…(День и час я не решусь назвать;
Без продолжения и без движенья вспять
Язык людей лишь суете бросает вызов,
Но вечности закрыт, ибо не могут снизу
Они увидеть то из-за своих оков –
Свет Сотворения из глубины веков).
Напрасно небожителей ей речь вослед звучала:
"Должны предостеречь мы вас о том сначала.
О ЭлоА! хотим предупредить мы Вас
Об Ангела падении – он лучшим был из нас,
Когда любовь свою дарил и сеял благо,
Указы Божьи нес он с верой и отвагой.
Дав его имя светлой утренней звезде,
Земля дивилась Люцифера красоте:
На лбу сиял алмаз и золото блестело,
Как солнце, в кудрях диадема рдела.
Без диадемы он теперь и нелюдим,
Дрожит от холода и всеми нелюбим,
Он позабыл навек язык небесный,
Закрылся взгляд лучистый мрачною завесой,
И добродетели святой уже с ним нет,
Из-за которой назван был Несущий свет.
В словах его – лишь Смерть для тех, кто отзовется,
Он губит взглядом все, чего тот взгляд коснется;
Не ведомы ему сочувствие и боль,
Хотя не рад он злу, но в царстве зла – король.
Не смеют Ангелы напомнить о гонимом."
Они подумали, что ей то нестерпимо,
Но нет, черты ее не тронул жуткий страх –
Для них тревожный знак, что неминуем крах:
Не дрогнув ни на миг, порывиста не в меру
Была она к тому, кто предал в Бога веру.
Тревога тронула похолодевший взгляд,
Проникла в сердце скорбь, разлившись в нем как яд;
Мечту познав, она нахмурилась наивно,
Волненьем сражена, краснела так невинно
В сочувствии к тому, кто веру потерял,
Нуждался в помощи и пережил провал,
И одинокая слеза блеснула на реснице,
Затрепетала, как израненная птица.

Унынье к ней пришло, известное лишь нам,
Оно преследует великих по пятам;
То ловит юные сердца среди банкетов,
То одинокого в толпе приводит в трепет;
Среди деяний Наций и деяний Королей
Не стихнут голоса винящихся людей.
О арфы райские, без чуда вы чудесны!
Сверкают оси колесниц небесных,
Доспехи Божии, святилища шатер,
Господь над миром свои длани распростёр –
Пророческой звёзды свет падал вниз с десницы;
Лаванды сладкий вкус и пряный вкус корицы,
Небесный свод златой, кадильницы сапфир,
Звук гармоничный, блеск и беззаботный мир –
Постыло всё душе, когда мечты тревожны,
Ничто не мило ей и все вокруг ничтожно.
Тогда Господь созвал всех Духов сам,
Открыв своё величие, – не верилось глазам,–
И показал на Небесах места рождения,
Глубины безымянные Тройного единения;
И Херувимы всем представили тогда
Деяния Христа, Блаженных в те года,
О новом чуде том был разговор на Небе
Мистерии Христа был посвящен молебен.
Открылись ясли трем явившимся Волхвам,
Семья, Мария и младенец были там.
Но не взволнована божественным спектаклем
Девица-ангел – нет, и, тяготясь мираклем,
Находит облако она в кромешной темноте,
Где предается трепетной о вольности мечте.

Как людям, Ангелам известны ночи тёмные,
Источник чистый есть на Небе в месте скромном,
Где золотой песок и бьет воды струя,
И, жажду утолив у чистого ручья,
Там засыпает Ангел тем безмятежным сном,
С каким счастливейший на поприще земном
Расстаться не хотел – ему тот мир волшебный
Надежду лишь вселил и без воды целебной,
Доверчиво к руке прелестная жена
Головку склонит так, не надобно и сна.
Напрасно Элоа воды той пригубила,
Тревога не прошла, больнее сердце ныло,
Один и тот же ей ночами снился сон:
Несчастный Ангел звал, печалью омрачен.
Чтоб снять тоску с души, унять печаль девичью,
Ей сестры пели гимн, но всё напрасно – кличет,
Страданье вызывая, её тот Ангел вновь;
Сестрицы, окружив, заботу и любовь
В вопросах превзошли: что сердце загрустило?
Подарки ли нужны, чтобы печаль забыла?
Неужто Деве мало благих Небес даров?
Её не утешала Архангелов любовь?
«Но ни один из них, – та с грустью отвечала, –
Не ищет утешения в страданиях сначала.
Но, говорят, есть тот…». И сестры, отступив,
Безмолвно удалились, то имя утаив.

Однажды, ненароком, их скромная подруга
Увидела напротив небесный контур луга,
Расправив крылья, смело она летит с небес,
В воздушное пространство скользит и видит лес.

В глуби лесов безбрежных в чужой Луизиане,
Качаясь под бамбуком на скрученной лиане,
Колибри родилась, когда пылал закат,
Разбив золотой кокон; крыла ее дрожат,
Зелёный изумруд украсил ей корону,
Пурпурные крыла вспорхнули вверх под крону,
С порывом ветра птица в яростной борьбе
Летит, в лучах искрится, верная себе;
Лазурные доспехи грудь птичью защитили,
Коралловые крылья ещё боятся пыли;
Под сенью прячется отважный пилигрим,
С голубкой рядышком садится невредим.
Равнина ароматная, цветы благоухают,
На мальву с ветки клёна птенец перелетает,
Находит корм отличный на пиршестве лесном
На ветках кипариса, под масличным листом;
Но слишком высоки они для нежных крыльев,
Цветов не видно здесь и снова крылья взмыли,
В зелёную саванну они птенца несли,
Где птицелов живет и на краю земли
Птиц поджидает змей, где темными лесами
Флориды стелется жасмин зелеными берегами
И, несравненная, в глуби лесных темниц,
Средь трав благоуханных клубника пала ниц.
 
Так Ангел Элоа, сильна своим рожденьем,
Мощь крыльев испытав в стремительном движенье,
Путь одолела тот, где вечные огни
У Божьих стоп горят, как будто алтари;
То раскачав рукой две юные планеты,
То упершись ногой в хвостатую комету,
Спускалась ниже и терялась в Небесах,
Чтоб Ангела найти в неведомых краях.

Эфир неизмерим, ступенями возросший
До бездны, скрывшей Хаос изнемогший,
Осталась за спиной бескрайняя лазурь,
Свет Троицы закрыв и купола глазурь.
Здесь воздух уж нечист и пробегают тучи,
Вздымаются пары, резвятся грозы, кручи,
Как гвардейцев строй, темнели в глубине,
Сверкнув, погаснул свет в тяжелой тишине.
Под солнцами внизу свисают атмосферы,
Плывут по кругу в такт покачиваясь сферы,
День бледный мрачный свет развеять бы не прочь,
Но рядом Хаос и неведомая ночь,
Пустынный мир застыл в довлеющей картине,
Кружится чёрный вихрь в проснувшейся долине,
И ветер жжет огнём глубокий вечный мрак.
Пустот не ощутив, их не объять никак.

Неведом этот край; дневного света дети
Пустынные места не посещали эти.
Там не бывал ни дня прекрасный Серафим,
И даже смелый Дух, сам верный Херувим
В той сумрачной стране, где Ада лишь начало,
Страшился встречи с тем, кто жертвой стал опалы,
Не ставя себе цель преодолеть полёт
Средь испарений тех, что виснут средь болот.
И, падая на дно, в тот Хаос ненасытный,
Что испытает там изгнанник беззащитный?
Глумленье духов злых, неудержимый смех,
Обид, упрёков ком, угрозы без помех,
Чтоб опустив глаза, краснеть от униженья.
Опасность превозмочь там надобно уменье.
Но риск велик! А ей хотелось бы, чтоб смог
Он передать всю боль и тяжесть от тревог,
И более всего ей искренно хотелось,
Чтоб в песне падшего о сожаленье пелось,
Что позабыл он о рождении своем
В минуты наслаждения в краю глухонемом,
Чтоб тронул сердце ей несчастнейший Архангел,
Печальным голосом – прощенный Ангел.
Как силу обрести взлететь к лазури вновь
Навстречу свету и неся с собой любовь,
Когда чело, как воск, и волосы – тернисты,
И крылья белый цвет сменили на землистый,
Глаза красны от слёз, красней день ото дня,
Чернеет кожа стоп от адского огня.
 
Места те стороной, когда это возможно,
Обходят Ангелы предельно осторожно.
 
Беспечно, не страшась, покинув небосвод,
Спустилась Элоа под этот мрачный свод;
Она уснула здесь, и все было в покое
В ее присутствии, не вывести из строя
Порядок, где пришли к согласию миры;
Планеты плыли в такт, рассеялись пары.
Если б случилось, что взлетая над отрогами,
Осваиваясь с новыми дорогами,
Она задела бы кого-нибудь крылом,
Замолкли бы на миг, коснулись бы челом
Соперники, враги вдруг обнялись, дружны,
Забыта ненависть, кинжалы не нужны;
Невольник, от цепей свободный, улыбнулся,
Преступник под закона сень вернулся,
Изгнанник был бы принят в покоях короля;
И, слёзы осушив, луч осветил поля,
Бессонница в покое оставила бы жертву
И в счастье, крайне редком среди смертных,
Вновь встретились влюблённые у алтаря.

Продолжение: http://www.stihi.ru/2014/10/20/8602
Продолжение: http://www.stihi.ru/2015/01/13/7907
Перевод с французского
лето-осень 2013

* Эта романтическая мистерия оказала большое влияние на М.Ю. Лермонтова (поэма "Демон") и К.К. Случевского (драма "Элоа").
**Редон, Одилон (1840-1916). Безмолвие. 1911 г.
***Ибо нет в устах их истины: сердце их – пагуба, гортань их – открытый гроб, языком своим льстят (Пс 5:10).
****Мария – сестра Лазаря.
*****Иерархический список Ангелов "Херувимы... Троны...Хранители... Архангелы" А. де Виньи нашел в "Духе христианства" Рене де Шатобриана.