Свен Гедин. От полюса к полюсу. Моя первая поездка

Титульное фото:
***************
"В горах Кавказа".
Худ. Л.Ф. Лагорио. 1879.
********************************

ГЛАВА 14. МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В БАКУ

15 августа 1885 года я отправился из Стокгольма на пароходе в Петербург. Здесь я пересел на поезд, идущий на юго-восток через Москву, и целых четыре дня тихо сидел в купе, глядя на бескрайние русские равнины. Пролетал час за часом, поезд шел вперёд, из трубы валил черными клубами дым, а локомотив тянул тяжёлые вагоны, которые скрипели и покачивались на стыках рельс. Время от времени, когда поезд проезжал очередную станцию, раздавался оглушительный свисток, а когда вагоны снова плавно выезжали на равнину, гулко бил колокол: один, два, три раза. Мы проносились на бешеной скорости мимо бесчисленных деревень, в центре которых обычно возвышалась белёная церковь с луковичной колокольней и зелёной крышей. Поместья и дороги, реки и ручьи, плодородные поля и стога сена, ветряные мельницы с вращающимися крыльями, телеги и путники — все мелькало, исчезая позади нас, и четырежды сумерки и ночь окутывали своими темными покровами могучую Россию.

И вот перед нами бледно-голубой стеной поднялись заоблачные горы Кавказа. Вcя гряда гор словно парила в воздухе; трудно было поверить, что уже на следующий день мы будем подниматься по её кручам и вершинам, некоторые из которых уходят ввысь более чем на 5.000 метров! Расстояние до горной цепи было все еще велико, но посреди синевы ослепительно сиял серебристо-белый конус Казбека, одной из самых высоких гор Кавказа.

Наконец, мы добрались до конечной станции железной дороги. Далее нам предстояло проехать 200 километров через высокогорье. Мои попутчики наняли экипаж, а лошадей мы меняли на каждой почтовой станции. Мне, будущему гувернёру, взятому в семью шведов в Балаханах, приходилось сидеть на козлах. Мы ехали быстрым шагом; на спусках и подъемах лошади почти касались земли животами, так далеко они вытягивали ноги, а на поворотах дороги приходилось крепко держаться, чтобы не сорваться в пропасть. Какие переживания и сколько впечатлений! Ведь я впервые в жизни был за границей!

Мы постоянно встречали крестьян с ослами или пастухов со стадами овец и коз. Вот кавказские всадники в чёрных овчинах, вооружённые до зубов; вот дилижанс, под завязку набитый людьми; вот повозка с сеном, запряжённая волами или серыми буйволами.

Чем выше мы поднимались, тем прекраснее и экзотичнее становились горы. Вот мы минуем тропу, что выдолблена в отвесной скале; затем над нами каменными сводами нависли мощные скальные породы. На крутых склонах, где весной постоянно существует опасность схода лавин, дорога пролегла через горные туннели, через которые лавина перескакивает, стремительно мчась с горы вниз.

Мы достигли самой высокой точки дороги, и снова быстрый спуск. После 28 часов езды мы оказались в Тифлисе, крупнейшем городе Кавказа и одном из самых странных мест, которые я когда-либо видел. Дома, словно ласточкины гнёзда, лепились к крутым берегам Куры, а узкие, грязные улочки города кишели пестрой смесью представителей 50 различных национальностей, населяющих Кавказ.

В то время как дорога через горы была восхитительно красива, трудно представить себе более пустынную местность, чем равнина между Тифлисом и Баку, по которой мы ехали, снова сев на поезд. Бескрайние степи и безлюдные серо-жёлтые пустыни; лишь изредка показывался караван медленно бредущих верблюдов. Когда мы подъехали к морю, поднялась сильная песчаная буря. Пыль клубилась тучами и проникала в каждую щель вагона; воздух был густым, тяжёлым и удушающе жарким. Снаружи ничего не было видно, кроме серой, непроницаемой мглы. И, что хуже всего, буря надвигалась сбоку, так что, в конце концов, локомотив уже не мог тянуть вагоны вперёд. Нам пришлось дважды останавливаться, а на подъёме поезд даже немного откатился назад.

Несмотря на всё это, мы, наконец, достигли берега Каспийского моря, чьи чистые зелёные волны высоко поднимались, чтобы с грохотом разбиться о берег, и вскоре, вечером, мы прибыли в Баку. В пятнадцати километрах от него находится поселок Балаханы, ставший для меня местом добровольной ссылки на семь месяцев.
Мне предстояло учить мальчика, который прежде посещал ту же школу, где я несколько недель назад сдал экзамен на аттестат зрелости. А теперь я получил жилье на всем готовом и зарплату в шестьсот крон!

Мы вместе с ним храбро продирались через премудрости наук, но ещё больше бездельничали. А чего еще можно ожидать от ученика, если учитель предпочитал исследовать окрестные татарские деревни верхом на лошади, нежели выслушивать домашние задания своего подопечного! Короче говоря, это было время испытаний для нас обоих, и мы считали друг друга товарищами по несчастью. Мои мысли витали далеко от шведской истории, французских глаголов и прочего, и всё же – по возвращении в Стокгольм мой ученик сдал экзамен! Директор школы, должно быть, был очень снисходительным человеком!

Я помню это время так живо, словно это было только вчера. Я отчаянно и безуспешно боролся с русской грамматикой, но добился бОльших успехов в персидском и без труда научился говорить по-татарски. Одновременно я обдумывал план длительного путешествия по Персии. Оставался, конечно, вопрос, откуда взять деньги, ибо средства у меня были ограничены. Но я во что бы то ни стало должен был проехать по Персии – не важно, наймусь ли при этом в подённые рабочие или погоню чужих ослов по проселочным дорогам, – это я знал наверняка!

Климат в Баку и Балаханах не из лучших: лето здесь изнуряюще жаркое, а зима – очень холодная. С моря дуют северные ветры, и ревматические заболевания здесь очень распространены. У меня развился сильный ревматизм, который приковал меня к постели на месяц. Я был так болен, что за мной хотела приехать моя мать, чтобы отвезти домой. Мои колени распухли и ужасно болели. День и ночь у моей постели дежурил врач, делая все возможное, чтобы облегчить мне боль. Это был старый польский еврей. Сквозь ночные лихорадочные сны я видел, как он бесшумно ходит взад-вперед по комнате, молчаливый и бедно одетый, воплощение верности и преданности. И когда он вылечил меня, то отказался принять какую-либо плату за свои хлопоты! «Лучше раздай деньги беднякам», -- сказал он мне.

Даже сегодня этот старик предстает передо мной как живой с его морщинистым лицом, большим кривым носом и туго закрученными пейсами, свисающими на уши. До сих пор я мысленно вижу его длинное пальто, когда-то чёрное, а в мое время уже зелёное на швах и насквозь проеденное молью. Наверняка он уже умер, мой старый еврей, но он из тех людей, кого я никогда не забуду!

******************
Перевод с немецкого языка
Татьяны Коливай
******************