Александр Пушкин К другу стихотворцу in English

Это первое стихотворение Александра Пушкина было посвящено товарищу по по Царскосельскому лицею. В стихотворении «К другу стихотворцу» 15-летний Пушкин обращается к своему другу Вильгельму Кюхельбекеру. Оба молодых человека с раннего детства писали стихи, но творческий дебют Кюхельбекера состоялся годом позже – в 1815.

Александр Пушкин «К другу стихотворцу»

Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезёй,
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!

Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают — и целый свет забудет.
Быть может, и теперь, от шума удалясь
И с глупой музою навек соединясь,
Под сенью мирною Минервиной эгиды [1]
Сокрыт другой отец второй «Тилемахиды» [2].
Страшися участи бессмысленных певцов,
Нас убивающих громадою стихов!
Потомков поздных дань поэтам справедлива;
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.
Страшись бесславия!- Что, если Аполлон,
Услышав, что и ты полез на Геликон,
С презреньем покачав кудрявой головою,
Твой гений наградит — спасительной лозою?

Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
«Пожалуй,- скажешь мне,- не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю,
И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне как хочет целый свет,
Сердись, кричи, бранись,- а я таки поэт».

Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштеину французов побеждать.
Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов. [3]
Певцы бессмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас,
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом [4] гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,
И Фебова на них проклятия печать.

Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,
Поэтом можешь ты назваться справедливо:
Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,
Что ты уже берешь на откуп государства,
В железных сундуках червонцы хоронишь
И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки —
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо; [5]
Камоэнс с нищими постелю разделяет;
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.

Ты, кажется, теперь задумался немного.
«Да что же,- говоришь,- судя о всех так строго,
Перебирая всё, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал;
А сам, поссорившись с парнасскими сестрами,
Мне проповедовать пришел сюда стихами?
Что сделалось с тобой? В уме ли ты иль нет?»
Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ:

В деревне, помнится, с мирянами простыми,
Священник пожилой и с кудрями седыми,
В миру с соседями, в чести, довольстве жил
И первым мудрецом у всех издавна слыл.
Однажды, осушив бутылки и стаканы,
Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;
Попалися ему навстречу мужики.
«Послушай, батюшка,- сказали простяки,-
Настави грешных нас — ты пить ведь запрещаешь
Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,
И верим мы тебе: да что ж сегодня сам…»
— «Послушайте,- сказал священник мужикам,-
Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,
Живите хорошо, а мне — не подражайте».

И мне то самое пришлося отвечать;
Я не хочу себя нимало оправдать:
Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихой век без горя, без заботы,
Своими одами журналы не тягчит,
И над экспромптами недели не сидит!
Не любит он гулять по высотам Парнаса,
Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса,
Его с пером в руке Рамаков [6] не страшит;
Спокоен, весел он. Арист, он — не пиит.

Но полно рассуждать — боюсь тебе наскучить
И сатирическим пером тебя замучить.
Теперь, любезный друг, я дал тебе совет.
Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..
Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.

1814
_____________

[1] То есть в школе (Примеч. Пушкина).
[2] Поэма В.К.Тредиаковского.
[3] См. Державин, Ломоносов.
[4] Подразумеваются С.А.Ширинский-Шихматов,гр. Д.И.Хвостов и С.С.Бобров — бездарные писатели-графоманы, приверженцы «Беседы любителей русского слова».
[5] Жан-Батист Руссо — французский лирик.
[6] Имеются в виду П.И.Макаров — критик, последователь Н.М.Карамзина.

**

This first poem by Alexander Pushkin was dedicated to a fellow student at the lyceum in Tsarskoye Selo. In the poem "To Poet Friend," 15-year-old Pushkin addresses his friend Wilhelm Kuchelbecker. Both young men wrote poems from early childhood, but Kuchelbecker's creative debut took place a year later, in 1815.


Alexander Pushkin «To Friend Poet»

Arist! and you are in the Parnassus servants' throng!
You haste for laurels on the path, perilous and long,
You want for the stubborn Pegasus to saddle;
With strict criticism you bold start the battle!

Arist, believe me, leave your writing quill and ink both,
Forget the streams and forests and sad graves and all of those,
Do not be burnt with love in the cold songs; at last,
So as not to fly off the mountain, go down fast!
There are and will be the poets without you quite enough;
They'll be published — whole world will forget them and their stuff.
Perhaps, even now, receding from noise of news,
And uniting forever with the stupid muse,
Under peaceful shade of Minerva's aegis rather [1],
Hides the second Tilemakhida's other father [2].
Fear the fate of the senseless singers, who, alas,
Have been killing us with the help of their verses' mass!
Tribute to the poets from later descendants is fair;
There're laurels on Pindus, but also nettles there.
Fear disgrace! - What if Apollo, shining through and through,
Having heard that you had climbed Helicon too,
Having shaken with the disdain his curly head fine,
Will reward your genius with — a saving vine?

But what? You frown and are ready to pour your thoughts;
"Well,” you'll tell me, “don’t waste unnecessary words;
When my mind's made up, I'm not retreating and losing,
Know, that my lot fell upon the lyre, which I'm choosing.
Let the entire world is judging me at its will,
Do get angry, shout, scold, - but I am a poet still."

Arist, a poet isn't one who can weave rhymes with sounds,
And, with quills creaking, who does not spare the paper mounts.
Really, the good verses are not so easy to write,
Like to win the French, Wittgenstein had hard to fight.
While Dmitriev, Derzhavin and Lomonosov, the same [3]:
Immortal singers, and honor, and Russians' great fame,
Are feeding the sound mind, teaching us all along,
How many books perish as soon as they are born!
Loud creations of Rhythmatov, Graphomanov, more,
With heavy Bibrus [4], rot in the Glazunov's bookstore;
No one will recall them and read their nonsense forth,
They are being stamped by the seal of Phoebus' curse.

Let's say, having climbed Pindus happily, it's fair
For you to call yourself a poet and your verses to share:
They will read you with pleasure then, and they're not few,
But do you think, that untold riches flow to you
Already by a river, for you're a poet great,
That you already take, as a ransom from the state,
Do you keep in iron chests your gold and money,
Lying on your side, you sleep calm and eat honey?
Surely, not like this, the writers are rich, my friend dear;
Fate didn't reward them with the marble chambers here,
Their chests aren't filled with wealth, where pure gold doesn't lie:
The shack is deep underground, the attics are high —
Here are their gorgeous palaces and splendid halls lonely.
Poets — are praised by all, fed — by magazines only;
The wheel of Fortune rolls past them, who are in gloom;
Rousseau was born bare, and bare steps into the tomb; [5]
Camoens is sharing with beggars his bed of stone;
Kostrov is dying in the attic, being unknown.
By alien hands he was consigned to the grave:
Their life — rows of woes, thundering fame — sleepy rave.

And you seem to have been thinking a little bit now.
“Well, what,” you say, “to judge all so strictly you allow,
Going over everything, like Juvenal new,
You told me about poetry, sharing your view;
Did you, having quarreled with Parnassus' sisters dear,
Appear only to preach to me in your own verses here?
What happened to you? Are you in right mind or not?"
Arist, without far words, here's my response thought:

I recall vill, where with simple laymen, lived in peace
An elderly priest with gray curls, who was in tune with
Neighbors, he was honored and known for ages
Among everyone as the first sage of all sages.
Once, having drained bottles and cups, a bit unsteady
And drunk, he walked in the evening from a wedding,
He came across some peasants, who addressed with this:
“Listen to us, father,” said the simpletons, "please,
Guide us, sinners, — you told not to drink, we were thinking,
You always command everyone not to be drinking,
And we believe you: but why are you drunk today..."
— "Listen," said to the men then the priest with curls gray,
As I am teaching you in the church, so do you all,
Live well, but don't imitate me even in things small."

And I had to answer completely the same thing;
I do not want to clear myself, but what I've seen:
Happy is he, not thirsting for poetry's affair,
Who spends a quiet life without grief and without care,
He doesn't burden the magazines with his odes weak,
And hasn't been sitting at impromptus for a week!
He does not like to walk along the Parnassus' height,
He seeks neither pure muses, nor Pegasus, hot with flight,
Ramakov with a quill does not scare him the least;
He's calm and merry. He's — not a poet, Arist.
But let's stop this talk — otherwise I'll bore you, I feel,
I'm afraid to torment you with my satiric quill.
Now, my dear friend, I have given you advice some.
Will you leave the flute, will you sound loud or keep mum?..
Think about everything and choose any of latter:
To be famous is — good, to be calm is — twice better.

23-25 August, 2025
_____________

[1] That is, at school (Note. Pushkin).
[2] A poem by V.K.Trediakovsky.
[3] See Derzhavin, Lomonosov.
[4] This refers to S.A.Shirinsky-Shikhmatov, gr. D.I.Khvostov and S.S.Bobrov — mediocre graphomaniac writers who are adherents of the "Conversation of lovers of the Russian word."
[5] Jean-Baptiste Rousseau — a French lyricist.
[6] This refers to P.I. Makarov, a critic and follower of N.M.Karamzin.