Байрон. Fare thee well! Да будет тебе хорошо!

Fare thee well!
(второй вариант)

Да будет тебе хорошо!

            «Увы!
             Они в юности были друзьями,
             Но оболганы языками
             Ядовитыми, юность – тщета,
             Жизнь терниста, и всё же любовь
             Постоянно живёт в небесах,
             И вскипает от гнева кровь,
             От разлуки – безумье в сердцах.
             И друг друга они не нашли,
             И сердца изнывали от боли,
             Разделяло их море тоски –
             Две скалы, разделённые морем.
             Но ни гром, ни жара, ни мороз
             Не могли уничтожить былого,
             Глубоки шрамы прошлого, всё ж
             Ещё глубже любви праоснова»
 
                Кольридж «Кристабель»

Да будет тебе хорошо!
и если уж навсегда,
расстанемся уж навсегда,
да будет тебе хорошо:
но «прощай» не скажу никогда,
и против тебя никогда
не восстанет сердце моё.
И если бы грудь моя,
на которой ты отдыхала,
созерцая сладкие сны,
вдруг прозрачной и чистой стала,
то, взглянув вглубь её тишины,
сокровенность мою б распознала,
и тогда наконец поняла,
что напрасно её отвергала.
И за это мир хвалит тебя,
и пронзает своею улыбкой,
похвалою своею губя,
лицемерной, жестокой и зыбкой.
Иссекли мои вины меня,
но зачем же мне грудь раъяла
та рука, что так сладко маня,
так неистово обнимала?
Не обманывай всё же себя –
любовь медленно угасает,
но вспоённые страстью сердца
вспышка молнии не разрывает.
Жизнь свою сохраняешь в тиши,
а моя чёрной кровью сочится,
мысль одна не даёт мне жить:
не судьба нам соедениться.
И в словах этих столько надрыва! –
так не плакали за мервецами,
мы с тобою, конечно же, живы,
только утро встречаем вдовцами.
И научишь ли дочь – о боги! –
хоть разок да «отец» сказать,
когда первые робкие слоги
она будет тебе лепетать,
когда нежно тебя обнимает,
в то мгновение ласку даря?
Вспомни, кто тебя вспоминает
и по-прежнему любит тебя!
И когда в лице её милом
ты увидишь черты мои,
твоё сердце в истомном бессилье
затрепещет от нашей любви.
Мою тьму подноготную знаешь,
но не знаешь безумье моё,
все надежды мои сокрушаешь,
увлекая их в небытиё.
Моё каждое чувство в раздрае,
и гордыня, весь мир склоня,
пред тобою колени склоняет
и душа покидает меня.
Но всё кончено – слов нет надо,
а моих и подавно слов,
только с чувствами сердца нет сладу –
они реют помимо воль.
И да будет тебе хорошо!
С сердцем страждущим и иссушённым
в мире я не хочу ничего,
и смогу ли опустошённый
умереть, превратившись в ничто?

© Перевод Дмитрия Захарова 18.08.2025




FARE THEE WELL.


"Alas! they had been friends in youth;
But whispering tongues can poison truth:
And Constancy lives in realms above;
And Life is thorny; and youth is vain:
And to be wroth with one we love,
Doth work like madness in the brain;
But never either found anotherTo free the hollow heart from paining—They stood aloof, the scars remaining,Like cliffs which had been rent asunder;A dreary sea now flows between,But neither heat, nor frost, nor thunder,Shall wholly do away, I ween,The marks of that which once hath been."


Coleridge's Christabd.



Fare thee well! and if for ever,
Still for ever, fare thee well:
Even though unforgiving, never
'Gainst thee shall my heart rebel.
Would that breast were bared before thee
Where thy head so oft hath lain,
While that placid sleep came o'er thee
Which thou ne'er canst know again:
Would that breast, by thee glanced over,
Every inmost thought could show!
Then thou would'st at last discover
'Twas not well to spurn it so.
Though the world for this commend thee—
Though it smile upon the blow,
Even its praises must offend thee,
Founded on another's woe:
Though my many faults defaced me,
Could no other arm be found,
Than the one which once embraced me,
To inflict a cureless wound?
Yet, oh yet, thyself deceive not—
Love may sink by slow decay,
But by sudden wrench, believe not
Hearts can thus be torn away:
Still thine own its life retaineth—
Still must mine, though bleeding, beat;
And the undying thought which paineth
Is—that we no more may meet.
These are words of deeper sorrow
Than the wail above the dead;
Both shall live—but every morrow
Wake us from a widowed bed.
And when thou would'st solace gather—
When our child's first accents flow—
Wilt thou teach her to say "Father!"
Though his care she must forego?
When her little hands shall press thee—
When her lip to thine is pressed—
Think of him whose prayer shall bless thee—
Think of him thy love had blessed!
Should her lineaments resemble
Those thou never more may'st see,
Then thy heart will softly tremble
With a pulse yet true to me.
All my faults perchance thou knowest—
All my madness—none can know;
All my hopes—where'er thou goest—
Wither—yet with thee they go.
Every feeling hath been shaken;
Pride—which not a world could bow—
Bows to thee—by thee forsaken,
Even my soul forsakes me now.
But 'tis done—all words are idle—
Words from me are vainer still;
But the thoughts we cannot bridle
Force their way without the will.
Fare thee well! thus disunited—
Torn from every nearer tie—
Seared in heart—and lone—and blighted—
More than this I scarce can die.

[First draft, March 18, 1816.
First printed as published, April 4, 1816.]