Р. Киплинг. Гунга Дин

Rudyard Kipling. Gunga Din (1890)
(перевод Н.А. Соболева, Aveiro, 2025)

Хорошо вам говорить
«джин и пиво», как их пить,
да в казарменном раю,
в показательном бою!

Но дойдёт лишь до резни –
без воды прожить ни-ни,
будете лизать сапог,
кто вам даст глотнуть разок.

В жаркой Индии всеславной
Королеве я служил,
Был в полку туземец справный –
водонос наш Гунга Дин.

Да, я помню: «Дин! Дин! Дин!
Ты, хромой собачий сын!
Гунга Дин! Сюда ползи!
Срочно воду привези!
Ну, давай, налей в посуду
ты, сопливая зануда!»

Бог весть, где он раздобыл
униформу, что носил,
что и раньше было тряпкой,
он теперь совсем добил.

Весь его инструментарий –
кожаный бурдюк престарый,
чтобы воду разносить
и солдатам дать попить.

Когда поезд раскалённый
день на солнце простоял,
от жары мозги сварились,
весь отряд ему кричал:
«Гунга Дин, чтоб ты сгорел,
принеси воды скорей!»

Наши глотки пересохли,
словно порох в арсенале!
Мы его тогда побили,
потому что мы не знали –
обслужить он всех не мог,
хоть и бегал со всех ног.

Да, я помню: «Дин! Дин! Дин!
Чурка, где ты к чёрту был?
Поторапливайся, парень,
пока я тя не убил!»

Целый день будет хромать,
воду в фляги разливать,
и, казалось, смерти страх,
не живёт в таких умах.

Когда мы в атаку шли,
прорывались, залегли –
можно биться об заклад,
что он ждал нас в трёх шагах.

Со спины он не снимал
свой бурдюк, как ни устал,
вместе с нами из траншей
выползал он, словно змей.

И, хотя по виду грязен,
был внутри он чист и бел,
Он за теми, кто был ранен,
под обстрелом глаз имел!

Да, я помню: «Дин! Дин! Дин!»,
пули свищут рядом с ним.
Коль была нужда в патронах,
из траншей неслось вдогонок:
«Нет воды, пуст магазин –
куда делся Гунга Дин?»

Не забыть, как в эту ночь
было мне терпеть невмочь,
с пулей там, где у меня
место пряжки от ремня.

Я от жажды умирал –
селезёнка, чёрт побрал!
И ко мне пришёл один
старый добрый Гунга Дин.

Улыбаясь и ворча,
он мне голову поднял,
Заткнул рану, из которой
кровь текла ручьём, журча.

Он мне воду нацедил,
что кишела от бацилл.
Но из пива и из бражки,
что я пил хоть раз един,
не было ценней той фляжки,
что налил мне Гунга Дин.

Да, я помню: «Дин! Дин! Дин!
Тут лежит один блондин,
он грызёт зубами землю,
и словам уже не внемлет,
и ногами бьёт вокруг:
«Дай воды, туземный друг!»»

Он меня к носилкам нёс,
и поймал картечь насквозь.
Он меня в укромном месте
на подстилку уложил
и сказал мне перед смертью:
«Хорошо, что ты попил!».
Так что я с ним на том свете
встречусь, чтоб он мне воды налил.

В преисподней на костре
будет он давать братве,
бедным грешникам вчерашним,
Гунга Дина по баклажке!

Твоя кожа, словно Лазарь,
воскресает после порки!
Ведь её с тебя живого
столько раз спускали плёткой!

И клянусь Всевышним Богом,
поднимаю тост заздравный –
лучше ты меня намного,
Гунга Дин, туземец славный!