63. Судьба грозить умеет и блажить

      Фрагмент романа «Вдова»
       (предыдущая глава из романа «Вдова»
         http://stihi.ru/2025/06/08/6632
          «62. На Русь давненько смотрят плотоядно»)

У гвардии на ратном поле сфера
Незыблема охранная? Апломб
Скучающего маршала Лефевра
Потребовал атаки (пусть и в лоб)
Позиций русских: гвардии победа
Желательна была бы до обеда.
Удерживал гвардейцев Бонапарт.
Но доблестным для славы и наград
Был бой необходим! У экстремала
Особые потребности в бою.
Вновь обещал: «Вас кровью напою»! –
Марс, бог войны. Его сестра сжимала
Рукой костлявой всех, кто мог посметь
Презреть её. На то она и Смерть.

Топтаться просто так на страже – мало
Для многих, в ком амбиций – на вагон.
И гордого Лефевра разжигало
Послать цвет Старой гвардии в огонь:
«Сердцам бойцов неведома прохлада! –
Шалея от подробностей доклада
Курьера Бонапарту в злобе рот
Воскликнул сам. – Всю гвардию – вперёд»!
Поддавшись импульсивно искушенью,
Наполеон аж дёрнулся стремглав
К рядам своих гвардейцев. Жёсткий нрав
Подвёл вояку к острому решенью:
«Вперёд же, трусы мерзкие! Туда»!
И… сам всё отменил не без стыда…
            .             .             .
Визжали ядра, пушки громыхали,
Стучали барабаны тут и там.
Рёв, крики, стоны тоже повергали
Людей в смятенье. Шепчущим устам
Привычно повторять слова молитвы…
В резерве батальоны монолитны,
Но вражеские ядра – будь готов –
Кошмарно вырывали из рядов
Порой десятки жизней поминутно.
А что уж в рукопашной! Этот ад
Для противостояния – стандарт!
Стоять безвольно муторно и нудно
До тех непредсказуемых минут,
Когда резервы в    бойню    окунут.
            .             .             .
Предельно обозлённые чертяки
Из трёх дивизий принца Богарне,
Неся потери жуткие в атаке,
По трупам заходя в люнет извне,
На время русских вытеснили сходу…
Увидев отходящую пехоту,
Ермолов и Кутайсов, сгоряча
Возглавив батальон и встречь крича
Всем дрогнувшим о воинском их долге,
Помчались на захваченный редут.
Враги, не ожидая, что придут
Их вскоре выгонять с холма, в итоге
Утратили позиции в бою.
По принципу «что вижу, воспою»

Ермолов мог бы славой поделиться
Со всеми, кто возглавил этот рейд.
Но… собственная слава – не водица,
И в будущей реляции портрет
Лишь   личный   был нескромно обозначен.
Когда курган врагами был захвачен,
К люнету устремились с двух сторон
С Ермоловым Уфимский батальон
И посланный недремлющим Барклаем
С майором Левенштерном батальон
Резервный. Адъютант Барклая склон
Бесценного кургана взял не лаем
И матом, а штыками и огнём.
Ермолов с Левенштерном ад вдвоем,

Но каждый со своим лихим отрядом,
Устроили зарвавшимся врагам.
Курган отбили, а вот славу кряду
Прибрал один Ермолов всю к рукам.
Всё ж близкий к Смерти, а не только к трону,
Тщеславный генерал сам оборону
Крепил в редуте больше двух часов.
Судьба же между чашами весов
Его держала, чтоб картечью в шею
Контузить храбреца, оставив жить.
Судьба грозить умеет и блажить,
По грани провести, но эпопею
Его на батарее завершить.
Смерть продолжала поодаль кружить…

Живуч был, каждый миг готовый к бою,
Ермолов, Бородинский бог войны.
Хранимый рьяно Жизнью и Судьбою,
Он к Смерти, как казалось, шёл в одни
Ворота – сквозь французов на кургане.
Опасность в мясорубке той кругами
Вилась над генералом, не таясь.
Кровь хлюпала в подножье, будто грязь.
Он с саблей впереди штыков эпично
Повёл шеренги воинов на штурм.
Кутайсов увязался с ним: «Нас ждут
Великие дела! К чему типично
Командовать в тылу?! Я тут нужней»!
Вернулась в ставку лошадь, а на ней –

Попона и седло в крови изрядно.
Искать пытались тело храбреца,
Прошли до батареи и обратно:
Ни тела не признали, ни лица.
Кутайсов ждал судьбу себе иную…
Лишь саблю именную наградную
С трудом нашли, да орден рядом с ней.
Терять так друга горько, но тошней
Возможность не иметь для погребенья.
Пророческий имея сильный дар,
Ермолов предсказал смерть от ядра
Кутайсову за день. Кошмар виденья,
По-видимому, сбылся и, увы,
Кутайсов всё ж лишился головы.
            .             .             .
Фортуна к русским сделалась добрее,
И вклад их в контратаку был неплох.
Французов прочь с курганной батареи!
Линейный удалой тридцатый полк
Повыбит, истреблён был в жаркой схватке
Героями российскими. В остатке
Остался жив, пленён был Боннами:
Французский генерал не утомил
Себя, за жизнь цепляясь, хитрой ложью.
«Я – маршал! Я – Мюрат»! – почуяв крах,
Кричал он, оказавшись на штыках.
Спасён от смерти, брошен был к подножью
Российской славы этот генерал.
Заколот был бы он, когда б не врал.
            *             *             *
Побитых при подсчёте самом грубом
Хватило бы на полный батальон.
Кто чудом уцелел, те шли по трупам
К редуту. Аппетит не утолён
У Смерти в новом штурме ни насколько.
Спасаясь от картечин и осколков,
Французы в амбразуры лезли, как
Стремительные змеи. Шли в верхах
По кругу пересуды: где от штурмов
Способны россияне оробеть?
Над полем император должен бдеть
Как тактик и стратег, однако, шума
И дыма было вдоволь для помех
И гений полководческий померк…
            .             .             .
Евгений Богарне по-королевски
Одним ударом фронт мечтал прорвать …
Свою вторую линию Раевский,
Соседнюю спасая спешно рать,
Услал на левый фланг Багратиону,
И численному ёмкому урону
Подвергся корпус в центре батарей.
Фортуна не спешила стать добрей
По сей причине к главному редуту.
Смещенье войск заметил Бонапарт.
Курган центральный взять – любых затрат
С утра не пожалел бы, трупов груду
Возвёл Наполеон бы к небесам,
Огню не подставляясь телом сам.

С дивизией пехотной Коновницын
Уже ушёл в Семёновское – там,
Где весь успех врагам условно мнится,
Ему бы гнать врагов ко всем чертям!
Врагу шанс на победу – это дикость.
Француз в бою напорист. Образ – лихость.
Разбиты флеши. От развалин их
Защитники ушли. В сердцах – ледник.
Примета поражения – безликость.
Зато есть у победы много лиц,
А степень их участья – без границ.
Кровь – это драгоценнейшая жидкость!
Однако за Отчизну кровь пролить –
Святое благо. Можно мысль продлить:

«Топча совместно землю,  согрешим,  гость,
С тобою в рукопашной! Бьёшь? Я бью…»
Плечо к плечу, в глазах одна решимость
Да удаль безупречная в бою –
Французы шли в атаку с барабанным
Бодрящим стуком. Честь на поле бранном
Всего превыше для имперских дум.
Нырнуть тайком во встречную скирду –
Кто мог себе позволить бы такое!
Позорное клеймо «слабак и трус» –
Безмерно для имперца тяжкий груз.
У русских мысли горькие: «Доколе
Глумиться над Россией будет враг!
Позволить жить глумленью – главный страх.

Для многих пред курганной батареей
Смертельно вероломство волчьих ям.
Штурмующим левее, иль правее
Петлять, не превращаясь в трупный хлам?
Прийти к успеху, хоть бы и бесславно!
Увы, оттёртый Аустерлиц явно
Явиться не торопится на бис.
День разочарования навис
Над хмурым уязвлённым Бонапартом…
До жерла «топки» – быстрый переход.
Беснуется Смерть рядом. Змей-проглот!
Но жертвоприношение обрядом
Банальным остаётся круглый год.
Бросать почаще в «топку» – верный ход…

             (продолжение в http://stihi.ru/2025/06/27/5511)