На вынос мусора

Мешки со всякой вонючею дрянью
потолок уже подпирают на кухне
бескрайней,
созрели, как винограда гроздья,
млеют; под ними
насекомые, порожденья Силура,
им годков сотни три миллионов,
но нет,
не томятся, плодятся;

время делать усилие, только
путь не близок до скрипучего
гадкого люка,
много миль туда, всяких,
британских, морских и пацанских.

Но дядюшка из Америки
зафрахтует мне шхуну,
богач просвещенный
собачек прикупит полсотни,
каюра найму, погрузим галеты,
квашеной бочку капусты, чтобы
цынга в пути не настигла,
пару винтовок возьмем, ножи и палатки,
метеосводки прочтем, и вот
через вьюгу, свозь дым сигаретный,
свозь тоску, сквозь позор лабиринтный,
челюсти сжав, с обмороженным ухом,
слыша ропот каюра, проклятья собак
недовольных зарплатой,
к цели прорвемся, вот он,
люк вожделенный, тяжкий
как жизнь,
неподвижный и черный, как сердце,
даже не люк, а крышка на шахте
ракетной, тут нужна
динамитная шашка, взорвали,
крышка летит кувыркаясь,
под облака,

вот она, бездна, и руками больными
хватаем мешки, как свинцовые ядра,
кровь изо рта, в ушах Шостакович,
со стоном отчаянья, в бездну бросаем,
садимся на корточки, уши зажав пятернями,
и вот оно, страшное: вспышка и грохот,
словно десятки Эльбрусов
криком пронзили своим стратосферу,
взрывы, бегут динозавры, падают,
тайга на многие версты
валится навзничь, трясется Манила,
следом цунами сметает постройки
в Сендае, но вот
и конец,
тихо вдруг стало. Зажарим мы пару
собачек, выпьем из фляжки
соснового терпкого джина и молча,
без слов, без мужских разговоров,
с горьким осадком на сердце,
пойдем сквозь простор коридора
сжав в крепких руках ледорубы.

Парни, вы сделали это, гад джаб,
бай-бай. Вот я дома. И больше не надо
биться фейсом об тэйбл. Что это было?
Думать не надо. Не все поддается анализу.
Окно отворить, посмотреть. Бабы
катают коляски. Кошка бежит по газону.
Да, тихо. Говорят, что это реальность.
А все таки жаль, что они
мусор выносят спокойно.

Ведь жизнь -  катастрофа.

2025