Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе

Rudyard Kipling. The Ballad of East and West (1889)
(перевод Н.А. Соболева, Aveiro, 2024)

О, Запад есть Запад, а Восток есть Восток,
и не сблизиться им никогда,
пока не настанет конец времён
в день Страшного Божья Суда;

Но не важен Запад, не важен Восток,
ни границы, ни вера отцов,
коль два воина смотрят друг другу в глаза,
хоть пришли с разных света концов!

Камал выступил ночью со своими людьми,
чтоб мятеж в пограничье поднять,
из конюшни полковника лошадь увёл,
дабы удаль свою показать.

Он кобылу похитил в предутренней мгле,
след запутал, подковы сменив,
чтоб не смог догадаться никто на земле,
куда путь конокрада лежит.

Тогда вышел и молвил полковника сын,
возглавлявший отряд егерей:
«Кто поведает мне, куда скрылся Камал,
из моих подначальных людей?»

Мухаммед-хан, бывалый рессалдара сын,
встав, с учтивым поклоном сказал:
«За горой, куда утром уходит туман, –
там пикеты расставил Камал.»

«Ещё в сумерках вор поспешит в Абазай,
на рассвете он вступит в Бонэйр,
а затем проскользнет мимо форта Букло,
чтоб дойти до своих лагерей.»

«Так что, если поскачете к форту Букло,
словно птица, летящая в рай,
с Божьей помощью сможете встретить его
на пути к перевалу Джагай.»

«Если ж смог он тем часом уйти за Джагай,
разверните своих лошадей –
на той мрачной равнине, куда ни гляди,
не спастись от Камала людей.»

«Хоть там слева – скала и там справа – скала,
и терновник приземист и тощ,
лязг затвора негромкий услышите вы,
будь то день иль глубокая ночь.»

Сын полковника споро вскочил на коня,
злого, словно шайтан, жеребца,
с сердцем адского зверя, головой гордеца
и повадками висельника.

Сын полковника к форту Букло подскакал,
там ему предлагали поесть,
но абрека кто взял остывающий  след, –
у того мига лишнего несть!

Вот из форта Букло он уносится прочь,
будто правда способен летать,
чтоб настигнуть бандита с кобылой отца
на тропе перевала Джагай.

Он заметил кобылу отца на скаку –
были вора движенья быстры,
и когда он узрел гордый блеск её глаз,
пистолет вынул из кобуры.

Он прицелился раз, он прицелился два,
но в абрека не сдолел попасть.
«Как солдат ты стреляешь, - заметил Камал,
- покажи, как умеешь скакать!»

Они гонят коней по ущелью Джагай,
пыльный смерч вьётся из-под копыт,
жеребец скачет, словно матёрый олень,
а кобыла – как будто летит.

Жеребец полковой закусил удила, 
морда в пене, трясёт головой,
А кобыла небрежно играет уздой,
словно дева тесьмой кружевной.

Там, где слева – скала и где справа – скала,
а терновник приземист и тощ,
за кустом не увидишь абрека в упор,
только слышно, как клацнет затвор.

Так скакали они, закатилась луна,
стук копыт встретил проблеск зари,
конь солдата, как раненый буйвол, ступал,
а кобыла – не чуя земли.

Жеребец обессиленный пал у ручья
и собой седока придавил,
но Камал развернулся с кобылой назад
и соперника освободил.

Выбил он пистолет из солдатской руки –
там не место для честной борьбы:
«Только милость моя – вот причина, - сказал, -
что скакал ты так долго живым":

«Там, где голая степь, сколько глаз достаёт,
где скакали с тобой одвуконь,
моджахеды незримые брали прицел,
ожидая команды «Огонь!»

«Если б поднял я руку до уровня глаз,
ту, в которой поводья держал,
для шакалов, которых так много кругом,
незаслуженный пир бы настал;»

«Если б я уронил подбородок на грудь,
а не стал бы высоко держать,
тот стервятник, что днесь в поднебесьи свистит,
от обжорства не смог бы летать».

Сын полковника дал ему скорый ответ:
«Покровительствуй тварям земным,
но подумай о том, кто придёт пировать,
пока стол ты ещё не накрыл».

«Если тысяча сабель придёт для того,
чтоб останки мои хоронить,
цена пира шакалов может статься такой,
что не сможет абрек заплатить.»

«Урожаем в полях они будут кормить
табуны своих борзых коней,
а зерном из амбаров – служилых людей,
даже сено сожгут на огне.»

«Ты готов за меня всей страной заплатить?
Что ж, твои братья пиршества ждут,
у шакалов и гончих один разговор –
завывай, пёс, пусть звери придут!»

«Ну, а если считаешь, что цена высока,
за солдата, коня и приклад, 
то верни добровольно кобылу отца,
и я сам проложу путь назад!»

Камал дал врагу руку, нагнувшись с седла,
и помог ему на ноги встать.
«О собаках не надо вести разговор, -
волкам нужно друг с другом рычать».

«Чтоб я землю ел горстью до жизни конца,
коль тебя оскорбил невзначай;
Что за злая судьба привела тебя к нам
на рассвете со смертью играть?»

Сын полковника дал ему скорый ответ:
«Я держусь за свой род и свой дом,
а кобылу прими как подарок отца,
у мужчины была под седлом!»

Но кобыла к полковника сыну пошла
и уткнулась в него головой;
«Мы два сильных джигита, - промолвил Камал, -
но ей более люб молодой».

«С конокрада приданым она будет ходить,
в сбруе лучших в стране мастеров,
под парчовым седлом и попоной шитой,
стремена заблестят серебром».

Англичанин достал свой второй пистолет,
рукояткой вперёд чтоб подать,
«У врага, было дело, ты отнял один,
а у друга захочешь ли взять?»

«Дар за дар, - без заминки ответил Камал, -
зуб за зуб, глаз за глаз – наш завет.
Мне полковник любимого сына прислал,
я пошлю к нему сына в ответ!»

Громким свистом единого сына позвал,
удалец был дозорным в тот час,
был стремителен он, как олень молодой,
и отважен в бою, словно барс.

«Вот твой новый хозяин, - промолвил Камал, -
поведёт он отряд егерей,
а ты будешь его, словно щит на плече,
охранять от людей и зверей.»

«Пока смерть или я узы не разорвём, –
где б ты ни был, пока ты живой,
то и жизнь, и судьба твоя будет одна –
отвечать за него головой».

«Королеве заморской ты станешь служить
с королевским гербом на броне,
призван будешь отцовский удел усмирить
ради мира в граничной стране.»

«Ты обязан могучим воителем стать,
будет званье твоё – рессалдар,
даже если меня будут четвертовать,
послав на эшафот в Пешавар!»

Заглянули друг другу в глаза глубоко,
не найдя в них намёка на ложь.
Клятву брата по крови они принесли,
сложив руки на хайберский нож. 

Клятву кровного брата они принесли,
разделив хлеб и соль пополам,
на огне и зелёной траве поклялись,
был Всевышний свидетелем в том.

На кобыле поехал полковника сын,
сын Камала седлал жеребца,
когда въехали двое в ворота Букло –
ждали там одного молодца.

И как только они подскакали к посту,
двадцать сабель навстречу взвились.
все бойцы с конокрадом сразиться рвались,
с горцем кровные счёты свести.

«Стойте! Стойте, - воскликнул полковника сын, -
сабли в ножны! Смотрите скорей:
конокрада хотели поймать на заре,
но джигит – он из нас, егерей!»

О, Запад есть Запад, а Восток есть Восток,
и не сблизиться им никогда,
пока не настанет конец времён
в день Страшного Божья Суда;

Но не важен Запад, не важен Восток,
ни границы, ни вера отцов,
коль два воина смотрят друг другу в глаза,
хоть пришли с разных света концов!