Самюэль Тэйлор Кольридж. Хан Кубла

Велел В Ксанаду Хан Кубла
Воздвигнуть Храм Любви гетер,
Где Эльф, Священная Река,
Вдаль к морю мрачному текла
Сквозь необъятный свод пещер,
И десять миль тучной земли
Стеною с башней обнесли:
Там средь садов ручьи неслись,
И рощи из мирры цвели;
Как древний холм, лес взвился ввысь,
Укрыв От Солнца пядь земли.

Ах! что за чудо - бездна, как глубока она
Под склонами холма, где шумят кедры листвой!
О, дикая чащоба! свята и чар полна,
Как будто под Луною бледной Дева одна
Ждёт Демона, рыдая, средь тишины ночной,
А из той бездны вечно слышался странный звук,
Как будто, задыхаясь, земля дышит вокруг,
Мощный фонтан взлетел и вновь замирал как крик,
Среди чьих бурных всплесков, смолкавших лишь на миг,
Взлетали струи словно от рикошета град
Иль из-под молотилки спелых зёрен каскад,
И средь танцующих скал мгновенно и навек
Впадал он в Эльф Священный, свой, замедляя, бег.
Пять миль, петляя змейкой, как раненная лань,
Чрез рощи и долины нёс Эльф потоки вод,
И, подойдя к пещерам, где необъятный свод,
Он погружался с шумом в безмолвный океан.
И вдруг Кубла услышал средь шума вдалеке,
Как предков глас пророчит войну в Святой Реке!

Волшебный призрак Храма Любви и страстных мук
Всплыл над волной, качаясь, пред ним как чудо-зверь,
Откуда доносился, сливаясь с танцем, звук
От всплесков струй фонтана и шума из пещер.
Никто такого чуда не видел никогда!
Солнечный Храм Любви средь дивных пещер из льда!

С цимбалой страстная девица
Приснилась раз мне на заре:
Она была вся смуглолица,
И на цимбале чаровница,
Играя, пела о Горе,
О, если б воскресить я смог
Её мелодии мотив,
Меня б пронзил такой восторг,
Что звуки музыки забыв,
Воздушный Храм воздвиг б я ввысь,
Солнечный Храм! Из льда грот грёз!
И все, кто б знал меня, сошлись,
И все б кричали:"БЕРЕГИСЬ!"
Блеска очей! Вихря волос!
Трижды пройдись вокруг него,
Очи сомкни, страшись греха,
Нектаром он вскормлён цветка
И пил в Раю птиц молоко!



Kubla Khan

In Xanadu did Kubla Khan
A stately pleasure-dome decree :
Where Alph, the sacred river, ran
Through caverns measureless to man
Down to a sunless sea.
So twice five miles of fertile ground
With walls and towers were girdled round :
And there were gardens bright with sinuous rills,
Where blossomed many an incense-bearing tree ;
And here were forests ancient as the hills,
Enfolding sunny spots of greenery.

But oh ! that deep romantic chasm which slanted
Down the green hill athwart a cedarn cover !
A savage place ! as holy and enchanted
As e'er beneath a waning moon was haunted
By woman wailing for her demon-lover !
And from this chasm, with ceaseless turmoil seething,
As if this earth in fast thick pants were breathing,
A mighty fountain momently was forced :
Amid whose swift half-intermitted burst
Huge fragments vaulted like rebounding hail,
Or chaffy grain beneath the thresher's flail :
And 'mid these dancing rocks at once and ever
It flung up momently the sacred river.
Five miles meandering with a mazy motion
Through wood and dale the sacred river ran,
Then reached the caverns measureless to man,
And sank in tumult to a lifeless ocean :
And 'mid this tumult Kubla heard from far
Ancestral voices prophesying war !

The shadow of the dome of pleasure
Floated midway on the waves ;
Where was heard the mingled measure
From the fountain and the caves.
It was a miracle of rare device,
A sunny pleasure-dome with caves of ice !

A damsel with a dulcimer
In a vision once I saw :
It was an Abyssinian maid,
And on her dulcimer she played,
Singing of Mount Abora.
Could I revive within me
Her symphony and song,
To such a deep delight 'twould win me,
That with music loud and long,
I would build that dome in air,
That sunny dome ! those caves of ice !
And all who heard should see them there,
And all should cry, Beware ! Beware !
His flashing eyes, his floating hair !
Weave a circle round him thrice,
And close your eyes with holy dread,
For he on honey-dew hath fed,
And drunk the milk of Paradise.