Жан-Батист, всадник де Мольер. Три раза

Дневниковая заметка 11 июля 2011, ранее выложена в ЖЖ. Здесь выкладываю в том же виде.

Жан-Батист, всадник де Мольер. Три раза. 

Три раза - это три постановки пьесы М.А.Булгакова "Кабала святош".


1) МХАТ имени Чехова, режиссер Адольф Шапиро, в главной роли - Олег Ефремов.

2) тот же театр, тот же режиссер - но совсем не тот же спектакль, в главной роли - Олег Табаков.

3) Новосибирский государственный академический театр "Красный факел", режиссер Валерий Гришко, в главной роли Игорь Белозёров (к сожалению, в сибирских актерах я вообще не разбираюсь, а актеры они сильные).


Пост об истории пьесы, достойный всяческого внимания, есть у любезного и просвещенного френда holloweenjack. Здесь я поделюсь только моими впечатлениями от трех постановок, и получится это, к счастью, лишь кратко.


Все три постановки смотреть мне было интересно, и это уже нехорошее начало, так как не позволяет мне определить ту, которая понравилась больше всего. Той, которая вызвала бы мое полное неприятие, среди них точно нет. Однако есть возможность поразглагольствовать, насколько это разные спектакли.


Спектакль МХАТа с Ефремовым и Смоктуновским в роли короля - это дуэт великих актеров, один из которых играет человека и рыцаря театра, а другой - некое Божество, удостоившее ничтожных смертных своим присутствием. Смотреть на дуэт увлекательно, но это не значит, что видеть его легко, так как, когда Божество находится на сцене, оно затмевает всех и вся. И это воспринимается как должное: не только король, но и все другие играют в это Божество. Людовик предлагает Мольеру разделить его трапезу - и Мольер притягивается со своим стулом к королевскому столику как на невидимой веревке. Лишь после того, как королевское божество окончательно уходит, Мольер и человеческие страдания вызывают все зрительское внимание на себя. Но пока король не ушел, то, что это "идол", который "давит," ощутимо буквально.


Сцена ужина: Мольер ест как тот, кто знает, что такое голод. Король смотрит на него с искренним удивлением: как можно настолько отступать от этикета? Показывать свою жадность невежливо!


Если в спектакле с Ефремовым есть "двое" и все остальные, то в спектакле с Табаковым есть "один" и театр. Основной элемент декорации - передвигающиеся гримерки. Они и создают мир спектакля - мир "за сценой", и весь спектакль о том, каков за сценой великий актер-комик, к которому зрители слишком привыкли в этом амплуа. В "прошлом" МХАТовском спектакле это был слуга и тушильщик свечей Жан-Жак Бутон, трагикомический "помощник" главного героя. "Новый" спектакль начинается с того, что он же выскакивает на сцену - всем известный и всеми любимый весельчак-пузырек-попрыгунчик. А теперь посмотрите, какой он в жизни - куда менее ожидаемый, куда более разнообразный. Он и властный хозяин, он и мужчина между последней страстью и старой любовью, он и "царедворец", пришедший играть эту роль при дворе ради интересов своего театра и своего детища-"Тартюфа", он и отец-учитель, которого предали, он и больной старик - но очень сильный духом, заставляющий всех на свете забыть о своей слабости.


Совместные сцены Мольера-Табакова с Людовиком-Андреем Ильиным напоминают мне визиты знаменитого учителя к способному ученику, ставшему его начальником. В сцене ужина, кажется, Мольер не может скрыть восторга: "Ну как же играет мой мальчик!" Но никакого актерского соперничества между ними быть, понятно, не может - Мольер именно как актер куда опытнее. Людовик, действительно, - король-юноша, несколько тяготящийся своим положением. Ему по должности "идолище" изображать надо, а он предпочел бы пофехтовать, покрасоваться молодостью и ловкостью. Но этот мальчик неприятно удивит старика, напомнив ему тяжесть своей королевской десницы. Произойдет это - в этом спектакле - по моему мнению, не из-за бесчеловечности королевской и всякой государственной власти как таковой, а из-за человеческой причины - борьбы короля за самоутверждение. Ему очень хочется доказать Архиепископу, что он не нуждается в его опеке и каким мудрым, справедливым и, если надо, грозным умеет быть...сам. Мольер в этой игре оказывается "королевской пешкой", орудием и жертвой. Сперва его милуют и поддерживают - в пику архиепископу, потом отвергают - ради демонстрации королевской мощи. Получается, что Людовик свою борьбу тоже по существу проиграл - ведь он поступил так, как хотелось Архиепископу.


"Общая картинка" в этом спектакле занимательнее, чем в "старом". Много красивых эффектов - например, мне понравилось, как Мольер и Мадлена играют с тоненькой свечкой, обозначающей их любовь. Смерть Мольера в финале изображается как вознесение внутри большого матерчатого шара: и пойман судьбой в ее тенета, и ею же возвышен. Но сама идея спектакля по сравнению со "старым", по-моему, проще - хотя исполнение сильное.


Мое восприятие третьего, новосибирского спектакля, как выяснилось, совсем отличается от его восприятия постановщиком, который сказал о нем так:


"В центре этой истории очень колоритная фигура таинственного и харизматического лидера, который преподносит себя по законам театрального искусства. Это власть, которая рядится в одежды доблести и справедливости, а на самом деле коварна и лжива. Мы живем в эпоху Людовика XIV, культ властительного кумира никуда не исчез. Но прямое высказывание об этом было бы антихудожественно, мне интереснее сделать это в форме гипертрофированной, театральной, очень эффектной. Чем Людовик XIV отличается от всех других королей? "Людовик Справедливый", "Король-Солнце", "Государство — это я"… Он ведь действительно был как божество. Мы же с актерами добиваемся, чтобы эта история была не просто о недосягаемом короле, а о той вере, которой мы его превращаем в божество. О том, что приходит некий господин, обещает сделать мир лучше, честнее и справедливее, а оборачивается все это мерзостью, грязью и неправдой, но перед ними мы уже беззащитны, потому что служим по-прежнему идее правды, добра и т. д. В эту ловушку попадает Мольер. Но не в этой ли ловушке и многочисленные члены Кабалы?" (Режиссер Валерий Гришко, взято из оформления поста на торрентах).


Мне же по просмотре показалось, что спектакль этот - о человеке внутри театральной машины. О том, что она с ним делает. Может возвысить, может раздавить. Заставляет играть комедию, когда за кулисами происходит трагедия. Ни в одном из двух предыдущих спектаклей не имела такого значения механическая декорация. Здесь это большие движущиеся подмостки посреди сцены - они изображают и сцену театра Мольера, и "пьедестал" короля, и ступени, по которым карабкается архиепископ, "превращаясь в дьявола" и искушая Мадлену и Арманду под видом спасения. Один край подмостков опускается, поднимается другой. Машина может навязать человеку иллюзию - королевский идол в воображении Мольера возникает из-под пола. Машина может заставить что-то сделать: Муаррон не сам идет доносить на Мольера, а его припирают с двух сторон поджидавшие его люди Кабалы, и далее показано, как его пытают "испанским сапогом" (тоже машина). Но та же театральная машина может и преподнести сюрприз, вселить какую-то призрачную надежду: тот самый клавесин, в котором нашли Муаррона, в конце спектакля, в минуту всеобщей скорби, оживает и из него возникает человечек - может быть, это "Живой Курилка", призрак мольерова бессмертия.


Мольер в этом спектакле самый оригинальный из трех - совсем лысый, энергичный и на первый взгляд очень крепкий мужик. Потом он будет дряхлеть на глазах, почти разваливаться и вспыхивать снова - тем очевиднее для зрителя, что работа и участь этого человека тяжелы в прямом смысле, физически. Муки души оставляют ему телесные немощи, он же должен ежедневно преодолевать то и другое. Умудрившийся Мольер становится похож на буддистского монаха. Впрочем, не так интересно описывать разные театральные образы Мольера сами по себе, как в паре с контрастными Бутонами. Табаков в самом первом спектакле - это кто-то сразу узнаваемый, классический, "тот, с кого писали Сганареля" при Дон Жуане. Александр Семчев рядом с Табаковым - при безумствующем старце молодой и более спокойный, заботливый носитель "крестьянского здравого смысла". (Что такое "крестьянский здравый смысл" я ни из опыта, ни из наблюдения толком не знаю, но выражение такое мне встречалось, и я думаю, что означает оно нечто простое, вещественное и стабильное). При Мольере-"мужике суровом" Бутон - это шустрый старичок, очень хрупкий - однако переживет своего хозяина.


В новосибирском спектакле последовательно проводится идея, что король - это зеркальное отражение Мольера. Именно Мольер - это оригинал, а король - отражение. (Вспомним, что король - это "идол", но и бессмертие Мольера будет воплощаться в том числе в памятнике). Не Мольер - комедиант Людовика Великого, а Людовик - король Мольера, и он это знает. Мольер приходит к королю без парика, - тот послушно снимает свой. Но только, если слава короля зависит от Мольера, то жизнь и работа Мольера - от власти короля. Вспоминается "Тень" Андерсена-Шварца, где именно двойник, зная, что он - двойник, а не оригинал, становится, тем не менее, принцем и получает власть над Ученым. Когда король гневается на мастера - это как если бы ваш собственный портрет дал вам по физиономии. Похоже, что королю жаль Мольера, и жаль, что он должен поступить так, как поступает, - однако не иначе. Отдаленно это напоминает булгаковского же Пилата, но все же король в этом спектакле не вызывает к себе сочувствия, которое может внушить Пилат.


Из трех Справедливых Сапожников мне больше всего нравится Вячеслав Невинный в первом спектакле: не потому, что он - это он, а потому, что запоминаются у него каждое слово и жест. А вот Мадлена и Архиепископ больше понравились в третьем, сибирском. Архиепископ, наверное, потому, что он самый выразительный, и превращается в беса именно тогда, когда исступленно молится - потому что он молится со злобой. Он лицемер, но он внушил себе свою правоту - якобы уничтожить Мольера нужно для славы Божией - и эта убежденность делает его вдохновенным и страшным. А Мадлена нравится, потому что она целостный образ. В двух предыдущих спектаклях обе Мадлены распадались для меня "надвое" и могли бы "поменяться половинками". Н. Тенякова мне нравится в сцене безумия, когда она превращается в птицу, но раздражает в сцене прощания, когда говорит наигранным "театральным" голосом - это прекращается, когда Мольер ее останавливает: "Какую роль ты на себя берешь?" Можно подумать - чтобы лучше перенести боль, которую он ей причинил, она "прячется" в роль театральной героини, как в броню. С Ольгой Яковлевой все наоборот: в сцене прощания она убеждает и нравится, в сцене безумия - раздражает.


Напоследок. Иногда "Кабалу святош" сравнивают с "Сирано де Бержераком" Ростана. Я подумала, что одна из линий этой пьесы - Мольер и "Одноглазый", "Помолись!" - возникла из переосмысленного и "перевернутого" заглавного эпизода "де Бержерака": человек со шпагой сгоняет актера со сцены, угрожает ему, унижает. Я против того, чтобы каким-то образом объединять Мольера и Монфлери, тем более, что это реальный Монфлери обвинил Мольера в инцесте. Но, может быть, линия Мольера и "Одноглазого" - аналог эпизода в "Бургонском отеле", только рассказан он со стороны актера. Вот как жестоки и грубы с актером, режиссером и драматургом, куда более талантливым, чем Монфлери, люди, которые считают себя могучими и всезнающими. Надо было заступиться.