Три странника Андрея Миронова

Дневниковая заметка 7 марта 2011 г. к юбилею Андрея Миронова. Ранее выложена в ЖЖ.

Творчество Андрея Александровича Миронова продолжает являться важным вкладом в нашу повседневную и духовную жизнь. И, хотя во время оно я счастливо спаслась от интернационального женского безумия - влюбиться в какой-нибудь из его экранных образов по возрасту еще не могла, - вспомнив, что на днях отмечается юбилей этой значительной творческой личности, задумала сказать по такому поводу пару-тройку-семерку благодарных слов, не окрашенных воспоминаниями о преходящих девичьих сентиментах.


Странничество - многообразное призвание. Амплуа "странника" как будто должно ярко характеризовать человека, но, делая выводы о нем по одному этому признаку, легко с уверенным видом ошибиться. Казалось бы, странник - это беспокойный возмутитель чужого спокойствия, страстно любящий приключения и перемены, но столько сказок начинаются с того, что совершенно оседлый по своему складу житель вынужденно снимается с места из-за голода, нищеты или в силу случая. Мессир Воланд странствует со свитой или один ("Я ходил по земле и обошел ее"), но и Иисус странствует - один или с учениками. Странник - он же "странный человек": среди оседлых - сразу понятно, но в чем будет его странность среди других странников? Всегда ли возможно различить "странствующего" и "путешествующего"? Поразмышляв над этим, я могу назвать, пожалуй, одно качество, точно присущее страннику независимо от других частностей: он сам идет навстречу судьбе, а не ждет, покуда она найдет его.


Многие хорошо запомнившиеся персонажи Андрея Миронова - именно странники в непростых отношениях с судьбой, то есть с сюжетом.


...О Остап! О Сулейман! О вседостойнейший ибн Мария-ибн Берта-Бендер-бей! (Вседостойнейший - это значит: достойный всего, и восторгов, и порицания). Почему-то вот этот знаменитейший и в своем роде великолепный мужчина вызывал во мне от силы - интерес, но никогда - вдохновение или же более-менее осознанные нежные чувства. Если нельзя не воздать должное восхищение красноречию, изобретательности, лидерским качествам и непотопляемости великого жулика в желтых ботинках, то нельзя игнорировать также его бессовестное поведение с любившими его женщинами, именно - безутешной мадам Грицацуевой, а равно его жестокость по отношению к Кисе, непосредственно выражающуся в издевках и побоях. Видимо, для меня последнее перевесило. Когда подлец Воробьянинов совершает попытку покушения на Бендера, гигантская подлость его возмутительна (хвала богам, они не допустили, чтобы покушение удалось и сохранили драгоценный интеллект Комбинатора для нового романа), но давайте признаем также, что и Бендер - не вполне невинная жертва. В фильме Марка Захарова, на мой взгляд, товарищ Бендер смотрится несколько более выгодно, чем он предстает в самой книге о стульях, так как его смягчающие обстоятельства как можно более полно раскрыты: сразу же заявлена тема "блуждающего романтика" (в своем роде), "прекрасной мечты о Рио", а также произнесена защитительная речь-исповедь, да еще в форме песни. "Моих грехов разбор оставьте до поры - вы оцените красоту игры!" Апелляция к трепету романтизма в широком и неморализаторском смысле - это вопль о снисхождении, хорошо поставленный. Товарищ наслаждается, скользя по краю? - он и скользит по краю, балансируя между вашей зрительской благодарностью бродячему артисту, пришедшему развеять вашу скуку, изящно надув на ваших глазах другого простака, и вашим собственническим желанием дать по шее проходимцу, который, не залезая к вам в карман, добился, чтобы вы отдали ему свой кошелек сами.


На этом я и закончила бы краткий отзыв о товарище Бендере, но, поскольку, говоря об искусстве Андрея Миронова, нельзя помянуть исполненного им товарища Бендера лишь для галочки, скажу еще кое-что.


Одни говорят, что судьба - это характер, другие - что это непобедимые обстоятельства. В общих чертах Остап и Киса - это такая же пара странствующих плутов, как Дон Кихот и Санчо Панса, или Дон Жуан и Лепорелло. Причем по сюжету - по обстоятельствам - Остап должен быть Санчо Пансой, должен быть "спутником", так как история начинается именно с Кисы, это он - наследник тещиных бриллиантов, а Бендер лишь позднее ввязывается в чужое предприятие. Но ведь нас не проведешь: это у Остапа - характер Дон Жуана и квази-донкихотская тяга к метче. Он приходит второстепенным героем, а становится главным, ввязывается в чужую историю и делает ее своей. И по личным, так сказать, качествам он считает себя более достойным награды, чем формальный претендент Воробьянинов. Но судьба вытаскивает неприятный сюрприз: сокровище израсходовано, и прежде, чем Остап узнает об этом - о, он бы, конечно, не предался унынию - Киса, "истинный хозяин", пытается устранить обнаглевшего "спутника". Сколь не гордись поливальщик, неровен час - и сам окажется политым.


Я отчетливо помню, как именно в 1987 году услышала сообщение моих старших вначале - что умер "Волк из "Ну, погоди!", и вскоре затем - что умер Андрей Миронов. То есть вначале - "Киса", а затем - "товарищ Бендер". С некоторых пор я стала считать, что, когда внезапно умирает всенародно известный и любимый комик, - это "символичная смерть" и грозный знак для общества. Для него век уходит и приходит другой, и, может быть, на сгибе будут трещины. Двойной уход Папанова-Миронова для меня - пример из этого ряда.


Маркиз Шиловский из "Достояния Республики" - немного другое дело. Остап успешно пользуется тем, что, хотя люди и объявили, что строят новое общество прекрасного человека, их мелкие слабости остались те же, и на них можно играючи наживаться по-прежнему. Положение Маркиза в эпоху вскоре после революции противоположное: он привык быть тысячей проделок, а тут сама жизнь показала такие фантазии, с которыми ему не тягаться. Как тут быть Маркизу? И он оказывается жизнью спихнут, затерт на свой чердак и баржу на Неве, в положении "мелкого авантюриста" и неуважаемого слуги неуважаемых им хозяев. Маркиз не пытается "творить судьбу", он подчиняется ей: "Что будет, то и будет, пускай судьба рассудит..." - и чувствуется, что без особой надежды на лучшее. Такая надежда для него была бы еще одной шуткой, а жизнь уже достаточно пошутила с ним. Он смел, по собственному выражению "не боится ни Бога, ни дьявола" (говорит он это именно как тот, кому терять больше нечего), и одно из доказательств этой смелости - в том, чтобы не лгать самому себе. Хотя других водить за нос... приходится.


Маркиз со шпагой или играющий в цирке Вильгельма Телля - герой одновременно из прошлого и вневременной. В этом отношении он сродни мраморным музам из коллекции князя Тихвинского, чьим защитником окажется. Маркиза хочется жалеть, его хочется любить за его недорассказанную печальную историю, даже защищать от подсознательно предчувствуемой опасности в будущем. Но, должно быть, донжуанское прошлое сделало для него любовь скучной, а, кроме того, этот человек не потерпел бы жалости к себе, и, наверное, не принял бы и любви, замешанной на жалости.


Маркиз, как мы помним, хотел стать художником, но разменялся на другие приключения. Когда Макар, для которого все просто и ясно, объявляет ему: "Цели у тебя настоящей не было", меня толкает возразить. Да, "бродяга и задира" плохо сосредотачивается, еще и посланный в Италию за казенный счет...но не было ли здесь других, не зависящих от его воли обстоятельств? (Вообразите несчастную любовь и все, что хотите поставить за кулисами). Первую причину для Шиловского отвлекаться в разные стороны от своего призвания и я могу предложить: новый век и столько интересного...Он и сам говорит, что среди прочих профессий авиатором был.
На одном кинофоруме мне попался комментарий в таком роде: Маркиза убивают для того, чтобы показать: в новом обществе не место авантюристам, ах, сволочи! (под сволочами имеются в виду не авантюристы, а кинематографисты). Взгляд этот поверхностный на мой взгляд. Скорее Маркиз из тех персонажей, у которых в сложившейся ситуации нет другого выхода. Погибнуть - это единственный оставленный для них сюжетом способ доказать пережившим - и зрителям - свое истинное значение. Давайте вспомним: следователь Макар в случае, если бы им повезло остаться в живых обоим, грозит Маркизу строгим, но справедливым судом - как похитителю достояния республики. Маркиз жил как странник и шутник и мог окончить свой путь как преступник - а окончил как, извините, но герой. А другого выхода не было.


Можно, конечно, сказать и так: Маркиз уходит вместе со "старым миром", не как предвестник его падения, а вслед за ним, как его часть, а мальчик Иннокентий и Макар остаются, ибо за ними - будущее. Но вспомним историю: сплошного радостного строительства, о котором мечтает Макар, там не будет. А частичка беспутного Маркиза останется и в этой жизни - вместе с сохраненной коллекцией и в памяти "отца Иннокентия".


Два спутника маленького иконописца, который будет теперь революционным художником, - оба романтики. Маркиз - то, что называется "последний романтик", познавший разочарование, но все еще романтик, со всем прилагающимся грустным очарованием. Макар - это "романтик нового времени", и у него большие надежды. Незамутненные тенью сомнения. В их числе - надежда соединить наилучшим образом и в личной жизни, и в общественной мечтательность и практицизм.


Марте, героине "Сказки странствий" как будто вовсе ни к чему такой спутник, как бродячий лекарь, он же актер-поэт-философ-изобретатель Орландо. Мало того, что он при первой встрече хотел ее препарировать, приняв за замерзшую, она теперь в придачу к своим разделяет и его неприятности. И она ему тоже не нужна кроме как "случайная попутчица". У Марты есть цель в пути, от которой она не отступится: Марта ищет похищенного брата. Орландо же все время хочет где-нибудь осесть и предаться легкой жизни. Или же он, напротив, хотел бы, оставив не понимающих его людей, парить в небесах - она же возвращает его на землю к людям и их бедам. Правда, Орландо - добрый спутник, но по сравнению с Мартой он выглядит слабым и рассеянным. Контраст еще усиливается тем, что Марта - это серьезная девочка, заменявшая младшему брату мать, а Орландо - уже давно взрослый, но часто инфантильный. С этим дядькой не оберешься хлопот: вроде бы мудрец и проповедник, а по силе характера как будто "не дотягивает" до встретившегося ему полуребенка.


Маркиз и Макар по идее и по существу - враги, по крайней мере, они - противники, и дружба мальчика Иннокентия - единственное, что их против желания объединяет. Марта и Орландо все время ссорятся, но становятся настоящими друзьями - которые все время ссорятся. Это очень разные и, казалось бы, непереносимо мешающие один другому странники, потому что Марта - целеустремленная, а Орландо - рассеянный. Как ни удивительно, в этой паре ведущий, "Дон Кихот" - это Марта, а Орландо достается скорее роль "Санчо". Только остров для губернаторства ему больше всего подошел бы не земной, а плавающий в небесном океане.


А на самом деле это только нарочно обманчивое "первое впечатление". Ведь нам показывают лишь одну последнюю дорогу Орландо в компании Марты, а не все его, куда более долгие, странствия. То, каким мы его поначалу видим, - следствие его долгих, и, видимо, не особенно радостных приключений и безуспешных попыток объяснить людям свое открытие. Для него самого это так просто и абсолютно ясно, а послужить должно ко благу всех, так как избавит человечество от войны и ненависти. Но непонятливым судьям нужно не всеобщее благо, а свое - по возможности за чей-то счет. На добрые намерения безобидного чудака Орландо они отвечают жестокостью. И Орландо устал. Ему хотелось бы покоя и счастья, все равно где найденных. Но, как он не ругайся с Мартой, Орландо не откажется от своего маленького товарища, как не откажется и от своих мечтаний, и от своей проповеди.
Два непохожих странника соединены, чтобы учить друг друга: Марта - что за облака не улетишь от земных нужд, Орландо - что не все непонятное не нужно.


"Сказка странствий" - трагическая притча о том, какой талант нужен, а какой не нужен людям. И как жестоки можем мы быть к тем, чей дар идет нам на пользу. Фантазии Орландо - отвергнуты, осмеяны, погибельны. Способность брата Мая находить скрытое золото безусловно востребована, но тоже в ущерб носителю. И Орландо также оказывается одним из тех персонажей, кому приходится погибнуть, чтобы доказать свою нужность. В том, что чудак-лекарь погибает, побеждая Чуму, можно увидеть - если искать - дополнительный смысл. "Странный человек" с непонятными проказами и причудами может быть страшен обществу как потенциальный разрушитель, "опасен, как чума", он может быть притягателен, "заразен, как чума" (поговорка из времен, когда люди, не по книгам зная эту опасность, должно быть, пытались шутить над ней, не имея другого оружия). Но он же может быть и победителем чумы - спасителем там, где отчаялся бы всякий другой. И Чума знает, что для нее опасен именно Орландо - другой не осмелился бы выступить против нее. Тем не менее, даже победивший Чуму Орландо остается неизвестным героем - для всех, кроме Марты и спасенных детей, его как бы не было. Остальным должно быть стыдно, хотя все, что произошло - обычно и объяснимо.


Этих трех таких разных "странников", помимо исполнителя, объединяет, может быть, то, что мы видим точку в конце пути каждого из них, и она должна окончательно определить наше к ним отношение. (Для Бендера точка оказывается паузой перед началом нового предложения, но выяснится это уже в "Теленке"). Но даже если бы точки не было, мы бы делали выводы все равно, так как уже видели странника в дороге. Правда, и это не было бы легко: дорога меняет и испытывает. Но разве мы не узнаем о самих себе нечто новое, когда провожаем взглядом странника, не оставившего нас равнодушными?


А для юбилея начала пути я не могу подобрать ничего лучше, чем выразить от себя благодарность за пожелание, услышанное от еще одного мироновского странника, мистера First-a, отважного просветителя ковбоев и первопроходца синематографа в прериях:


" Свети нам лучом из окошка
И сам вместе с нами поверь
Что эту равнину возможно
Проехать почти без потерь". (С)