Сонет Уайета о лани

Дневниковая заметка 14 декабря 2015 г. Ранее выложена в ЖЖ и на Вордпрессе.
О самом известном сонете сэра Томаса Уайета, который я тоже переводила на два языка, русский и украинский.


Сонет Уайета о лани

Итак, у сэра Томаса Уайета (или Уайетта) есть знаменитый сонет, в котором лирический герой тщетно преследует лань, а у лани на шее — повязка с надписью из алмазов, воспрещающей посягать на нее, так как она принадлежит Цезарю.
Сонет этот, который моя наглость пожелала перевести, требует специального комментария: во-первых потому, что у него есть узнаваемый «старший брат» в итальянской литературе, во-вторых, из-за широко известного предположения насчет «прототипа образа лани». Комментарий следует ниже.

Чтобы было понятно, о чем идет речь, — сам сонет Уайета:


THE LOVER DESPAIRING TO ATTAIN UNTO

HIS LADY’S GRACE RELINQUISHETH THE PURSUIT.

WHOSO list to hunt ? I know where is an hind !
But as for me, alas ! I may no more,
The vain travail hath wearied me so sore ;
I am of them that furthest come behind.
Yet may I by no means my wearied mind
Draw from the deer ; but as she fleeth afore
Fainting I follow ; I leave off therefore,
Since in a net I seek to hold the wind.
Who list her hunt, I put him out of doubt
As well as I, may spend his time in vain !
And graven with diamonds in letters plain,
There is written her fair neck round about ;
‘ Noli me tangere ; for C;sar’s I am,
And wild for to hold, though I seem tame.


Русский перевод В. Рогова — один из профессиональных русских переводов этого сонета.

Охотники, я знаю лань в лесах,
Ее выслеживаю много лет,
Но вожделений ловчего предмет
Мои усилья обращает в прах.
В погоне тягостной мой ум зачах,
Но лань бежит, а я за ней вослед
И задыхаюсь. Мне надежды нет,
И ветра мне не удержать в сетях.
Кто думает поймать ее, сперва
Да внемлет горькой жалобе моей.
Повязка шею обвивает ей,
Где вышиты алмазами слова:

«Не тронь меня, мне Цезарь — господин,
И укротит меня лишь он один».

Свои два перевода — русский и украинский (не ради сравнения или хвастовства, а просто потому, что они есть. Комментарий исторический и подойдет к оригиналу и ко всем переводам):

Влюбленный, отчаявшись, отказывается добиваться возлюбленной

Измеришь силы? Есть соблазн немалый.
Есть лань — пусть хороша, не для меня.
Преследую, но не надеюсь я,
В конце охоты следую устало.

Не дастся лань, но словно привязала,
Измучив, и куда летит — терпя,
Влекусь…но стал. Не обойти себя;
Нет сети, чтобы ветер удержала.

Гонись, упорствуй, коли ты смельчак!
И ты отступишь, даже нет сомненья.
Алмазное у лани ожерелье
На чудной шейке; возвещает так:

«Не прикасайся! Цезарь лишь возьмет.
Мой нежен вид, но долгий бег вас ждет».

Перевод 1.11. — 9.11.2015

Закоханий у відчаї відмовляється добиватись коханої

Гей, хто на лови? Оленицю знаю.
Було, хотів її я домогтись…
Дарма! І мрії навіть мав зректись:
Вперед мисливих почет пропускаю.

Хоч не далася, міцно все ж тримає:
Куди летить, туди й мені тягтись,
Я ледь при тямі…Годі, відступивсь:
Облишу, сіть-бо вітру не спиняє.

Хто ще женеться — відчай жде і їх.
На шийці в олениці гра намисто,
Там напис з діамантів променистих,
Щоб всяк дізнатись про загрозу міг:

«Мене не руш! Лиш Цісарева буду.
Хоч ніжна я, та муки вам здобуду.»

Переклад 06.11.2015

Сонет основывается на образе, заимствованном у Петрарки, но измененном (Уайет часто поступал так). Поэтому читатель сонета Уайета, знающий источник заимствования, сразу может видеть и общее между двумя сонетами и то новое, что привнес Уайет. Он как бы разыгрывает ситуацию из сонета Петратки с другими героями и в других обстоятельствах.



Соответствующий сонет Франческо Петрарки (СХС)

Una candida cerva sopra l’erba
verde m’apparve, con duo corna d’oro,
fra due riviere, all’ombra d’un alloro,
levando ’l sole a la stagione acerba.

5Era sua vista s; dolce superba,
ch’i’ lasciai per seguirla ogni lavoro:
come l’avaro che ’n cercar tesoro
con diletto l’affanno disacerba.

» Nessun mi tocchi — al bel collo d’intorno
10scritto avea di diamanti et di topazi — :
libera farmi al mio Cesare parve «.

Et era ’l sol gi; v;lto al mezzo giorno,
gli occhi miei stanchi di mirar, non sazi,
quand’io caddi ne l’acqua, et ella sparve.

«Белоснежная лань на траве зеленой явилась мне, с двумя золотыми рогами, между двумя реками, в тени лавров, когда солнце восходило, и была пора, когда год еще незрел (или суровая пора). Ее гордый вид (superba может быть и «гордая», и «великолепная») был так мил (в ее образе была такая прелестная гордость), что я, чтобы преследовать ее, оставил всякий труд, как тот скупец, у которого при поисках сокровища удовольствие умеряет одышку. «Пусть никто меня не трогает», — было написано у нее вокруг прекрасной шейки алмазами и топазами, — пусть я свободная явлюсь к моему Цезарю». И солнце уже склонилось к полудню, глаза мои устали смотреть, но не насытились, когда я упал в воду, а она исчезла» (так себе буквальный перевод, чтобы передать содержание).

Русский перевод Вяч. Иванова:


Лань белая на зелени лугов,
В час утренний, порою года новой,
Промеж двух рек, под сению лавровой,
Несла, гордясь, убор златых рогов.

Я все забыл и не стремить шагов
Не мог (скупец, на все труды готовый,
Чтоб клад добыть!) — за ней, пышноголовой
Скиталицей волшебных берегов.

Сверкала вязь алмазных слов на вые:
«Я Кесарем в луга заповедные
Отпущена. Не тронь меня! Не рань!..»

Полдневная встречала Феба грань;
Но не был сыт мой взор, когда в речные
Затоны я упал — и скрылась лань.

Промеж двух рек… — то есть между Соргой и Дюрансом (притоком
Роны).

…убор златых рогов. — Витиеватое уподобление кос Лауры.
Сверкала вязь… Не тронь меня!.. — Петрарка воспользовался легендой,
согласно которой через триста лет после смерти Цезаря был пойман олень с алмазной надписью на шее: «Noli me tangere. Cesaris sum» («He тронь меня. Я принадлежу Цезарю»).

(Примечания Н. Томашевского).

Поверхностно сравнивая два сонета, можно заметить, прежде всего, что у Петрарки больше пейзажа (место, время суток, время года) и больше подробностей в описании лани (белоснежная, два золотых рога, надпись из алмазов и топазов). Затем, — и, должно быть, самое главное, — у двух сонетов разное настроение. У Петрарки восхищение преследователя ланью превозмогает мучения и заставляет стремиться за ней, сколько сил хватит. У Уайета главное — состояние души преследователя: он не может не чувствовать, что измучен безнадежной погоней, но ему стоит усилий отказаться от нее, потому что он сам словно в плену у преследуемой им лани. Игра звуков во фразе » as she fleeth afore Fainting I follow» («когда она стремится вперед, я следую за ней, лишаясь чувств») подчеркивает это единство «преследуемая и преследователь», в котором меняются местами добыча и жертва (потому что речь здесь идет о страданиях преследователя, а лань как будто не чувствует усталости, она — все равно, что ветер). Сонет Петрарки создает впечатление любования удивительным видением (прекрасная лань — часть прекрасной картины), сонет Уайета — впечатление погони, страдания и отчаяния. Все же преследователь у Петрарки идет до конца, покуда может идти, и видимо, испытывает удовольствие даже от своего падения, а преследователь у Уайета заставляет себя остановиться, ссылаясь на благоразумие.


У Петрарки преследователь лани один. У Уайета, по-видимому, не один, он даже приглашает других, желающих поохотиться, принять участие в преследовании лани, и приглашение это звучит иронически, так как герой уверен, что усилия остальных претендентов также будут безуспешны. Да, а что сделал бы охотник, если бы настиг лань — неужели он застрелил бы ее или ее бы растерзали собаки? В сонете Петрарки — точно нет, но в сонете Уайета ведь охота настоящая… Но, раз в данном случае успешное окончание охоты должно символизировать обладание возлюбленной, то и растерзать значило бы «овладеть».


(В моем переводе можно считать недостатком фразу «Цезарь лишь возьмет», так как лань уже отмечена как принадлежащая Цезарю. Но это можно истолковать в том смысле, что Цезарь — именно тот, кому лань сама сдастся, как своему господину).


Воспоминание о милой гордости лани Петрарки осталось и в сонете Уайета, так, что его можно узнать, но лишь для того, чтобы убедиться: здесь лань другая. Лань Петрарки горделива, но при этом мила; лань Уайета кажется укрощенной, но в действительности дика, и тот, кто хотел бы ее заполучить, это почувствует.


Теперь об историческом прототипе. Самое распространенное прочтение : Уайет под своей ланью имеет в виду Анну Болейн, за которой безуспешно ухаживал, и которую вынужден уступить Генриху VIII. Все же высказано мнение, что под «Цезарем» может подразумеваться император Карл V, и тогда это другая женщина. (Retha M. Warnicke, Wicked Women of Tudor England. Palgrave, Macmillan, 2012. — P.22) О прекрасной шейке лани сказано и у Петрарки, так что у Уайета это может быть не более чем цитата. С другой стороны, легко приходит на память красивая шейка Анны, память о которой сохранила ее печальная предсмертная шутка: мол, больно не будет, шея тонкая…


Вот так другой характер лани способен изменить целый сонет. Но мог ли представить себе Петрарка эту другую лань и подумать, что образ из его сонета свяжет двух разных женщин, двух поэтов и разные века?