Романовы и Годуновы продолжение истории

Романовы и Годуновы: продолжение истории

Дневниковая заметка февраля 2008 г. Ранее выложена в ЖЖ. На одну из моих любимых тем и в истории, и в художественной литературе, в том числе – поэтической драматургии.


(Ч.1.)


 rostislava с благодарностью за идею и предоставленную часть материалов

Идея состоит в том, чтобы сравнить Бориса Годунова и первого Романова Михаила Федоровича. Сравнивать буду четыре аспекта: происхождение, избрание на царство, личность и семья, политика.

Мое предисловие. Источники
Настоящая серия постов представляет собою компиляцию на основе ряда источников с отдельными вкраплениями собственного мнения. Но, дабы не выглядеть совсем уж несерьезно, оглашаю список источников с самого начала:


1. Р.Г. Скрынников «Борис Годунов» (Москва: Наука, 1979), «Иван Грозный» (Москва: Наука, 1975), «Михаил Романов» (Москва: АСТ: Ермак, 2005).


2. Н.М. Карамзин. «Предания веков». Сказания, легенды, рассказы из «Истории государства Российского» (Москва: Издательство «Правда», 1988) (на самом деле это выдержки из текста «Истории» объемом в один том с предисловием и комментариями),


3. «Три века. Россия от Смуты до нашего времени». Исторический сборник под ред. В.В. Каллаша в шести томах. Том первый: СБ/ Сост. А.М. Мартышкин, А.Г. Свиридов. – Москва: Патриот, 1991.


Сборник издан к 300-летию дом Романовых и переиздан в конце "перестройки". Я пользовалась опубликованными в нем работами А.Е. Преснякова "Три столетия", "Московское государство первой половины XVII века" и В.Я. Уланова "Власть Московских государей в XVII в."


4. Забелин И.Е. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях». – Москва: АСТ: АСТ МОСКВА: Транзиткнига, 2005, «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях». – Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1992.


5. Валишевский К. «Смутное время». – Москва СП «ИКПА» 1989, «Иван Грозный» – Москва СП «ИКПА» 1989.


6. Андреев И.Л. Алексей Михайлович. - 2-е изд., исправл. - Москва: Молодая гвардия, 2006. - 638 (2) с.: ил. - (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 971).


В самом начале этой книги рассказывается про наследие Смуты, Михаила Романова и немного про его родителей. Подробно изложена история неудавшейся помолвки царевны Ирины Михайловны Романовой и датского принца Вальдемара.


7. "Иллюстрированная хронология истории Российского государства в портретах". Репринтное воспроизведение издания 1909 г. - Москва, "Планета".1990 г.
Это одно из многих перестроечных и постперестроечных репринтных изданий дореволючионных книг (как и "Три века", и Валишевский). Краткий иллюстрированный справочник о правителях России. О том, что Борис Годунов в правление Федора Иоанновича заложил Архангельскую пристань, я узнала отсюда.


8. Русский биографический словарь


9. Благоверная и любезная в царицах Ирина - статья доктора исторических наук Т.Пановой, "Наука и жизнь".


10. Т. Г. Семенкова, О. В. Карамова "Русские великие княгини, царевны и царицы X-XVIII в."Москва, 2005. Глава о царевне Ирине Михайловне Романовой любезно предоставлена  rostislava.


Во всех случаях, когда между источниками есть противоречие, это указывается.
Комментарии-дополнения-исправления-советы приветствуются. Я не спец, я увлеченный любитель.


Пусть вас не смущают, пожалуйста, вставки из А.С. Пушкина и А.К. Толстого. Они, во-первых, выступают в роли «иллюстраций». Во-вторых, я думаю, что много кто приходит к собственно научным работам о Борисе Годунове, первом Романове и Смутном времени от «Бориса Годунова» Пушкина и драматической трилогии Толстого. А в третьих – это уж мой особый интерес: взаимодействие исторического персонажа и литературного героя с тем же именем.

Связующее звено


Родичи царя Федора Иоанновича Годуновы и Романовы боролись за то, чтобы основать новую династию, и для начала победил Борис Годунов, но потом катастрофа его семьи обернулась выигрышем для Романовых. Известно, что непримиримые враги связаны между собою порой «крепче двух друзей» (С).


Вот два факта, заставляющие об этом задуматься.


Приговор Земского собора об избрании на царство Михаила Романова был составлен по образцу аналогичного документа об избрании Бориса Годунова. Как замечает исследователь Р.Скрынников, речи Бориса стали речами Михаила, слова Александры (Ирины) Годуновой были вложены в уста инокини Марфы, а сцена на Новодевичьем поле была перенесена к Ипатьевскому монастырю.


Первый царь из рода Романовых отправился царствовать на Москву из монастыря, который был усыпальницей рода Годуновых.


Происхождение


Пристало знатному роду знать своего родоначальника.


Бояре Романовы считали своим предком человека по имени Андрей Кобыла. Такой человек действительно жил в XIV веке и служил московскому князю Симеону Гордому. В 1346 году он привез из Твери князю невесту – пользовался, стало быть, доверием настолько, чтобы исполнять почетные поручения, касающиеся личной жизни. Но был ли он (или его отец) выходцем на московскую службу «из Прусс» – не бесспорный факт. Кроме Романовых от Андрея Кобылы вели свой род также Шереметевы, Колычевы и Кобылины. Считалось, что всего от пяти сыновей Андрея Кобылы произошло 17 русских дворянских домов («Русский биографический словарь»).
Несколько поколений потомков Андрея Кобылы были приближенными великих князей московских.


Сын Андрея, Федор Кошка – сподвижник Дмитрия Донского, назначенный его душеприказчиком.


Сын Федора, Иван Кошкин – казначей Василия I, по чьему настоянию князь перестал платить дань Орде.


Внук Ивана Кошкина, Яков соответственно Захарьин-Кошкин – был при Иване III наместником в Новгороде и суровыми репрессиями, доставившими ему злую славу, приводил город к покорности великому князю. Вместе с Яковом действовал брат Юрий, полководец.


Сын Юрия Михаил Захарьин – советник Василия III, едва не отправил на костер Максима Грека по обвинению в вероотступничестве. Великий князь Василий включил Михаила Захарьина в опекунский совет при своем маленьком сыне Иване, будущем Грозном.


Знаменитая царица Анастасия, первая и наиболее любимая жена Грозного, была дочерью окольничьего Романа Юрьева, рано умершего младшего брата Михаила. Так возникла фамилия (точнее, прозвание) Романовы.


Благодаря стабильной преемственности этого рода у трона великих князей Рюриковичей на Москве (по-другому – «Даниловичей» или «династии Ивана Калиты»), в начале XX века историк А.Е. Пресняков писал об избрании Романовых на царство: «Престол заняла династия, всем прошлым своим тесно связанная с дворцом московских государей и с их политическими стремлениями» (С).


Давние и зарекомендовавшие себя слуги великих князей вследствие первого брака Грозного породнились с царским домом. Два брата Анастасии, Данила и Никита, получили боярство и стали ближайшими советниками царя. Родовитейшие бояре этому возвышению, понятно, не обрадовались. Во время знаменитого кризиса 1553 года, вызванного болезнью Грозного, они, как могли, противились установлению регентства Анастасии и захвату власти ее братьями. «Их всех (великородных бояр) государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас (бояр) ими теснит, да и тем нас истеснил, что женился у боярина у своего (Захарьина) дочер взял, понял рабу свою и нам как служити своей сестре?» – так жаловался литовскому послу князь Семен Ростовский. Царь не раз и не два припомнил боярам непокорность, проявившуюся в те дни. В одной из летописей сказано: «И от того времени бысть вражда промеж государя и людей, а в боярах смута и мятеж, а царству почала быть во всем скудость».


Брат умершей царицы Никита Романович Захарьин – это легендарный добрый Романов. Не вступив в опричнину, он остался, тем не менее, человеком, довольно близким Ивану и проводящим в жизнь его политику. «Боярин Никита стоял в центре той группы правительственных дельцов, с которыми царь осуществлял свою программу уничтожения политического значения крупного землевладения и традиционных привилегий бояр-княжат, объединения всех служилых сил и платежных средств страны в распоряжении центральной власти, единой и самодержавной» (А.Е. Пресняков). Но более важной, чем политическая деятельность, оказалась нравственная сторона. В народных преданиях Никита Захарьин – заступник за гонимых в годы террора, иногда – их спаситель, противоположность Малюте Скуратову. Сохранилась народная песня «О гневе Грозного», в которой Иван после Пскова и Новгорода хочет вывести измену из Москвы. Малюта переводит стрелки на старшего сына царского, Ивана. Никита Романович заступается за царевича и спасает его – на сей раз спасает.


К. Валишевский назвал такое предание «услужливым» и усомнился в его обоснованности: «Я склонен думать, что Иван, по крайней мере, в эту пору своей жизни не потерпел бы близ себя такого человека. Вероятно, на этом лице отразилась идеализация, украсившая историческое происхождение всего рода Захарьиных». Но российский ученый Р.Скрынников пишет, что Иван сам обвинял Никиту Захарьина в том, что тот заступается за его изменников-бояр (упоминает он об этом в книге о внуке Никиты, царе Михаиле Романове). Приступы подозрительности и гнева царя в отношении сына Ивана известны и ранее той семейной ссоры, которая закончилась гибелью царевича, к слову, нравом очень похожего на отца. Захарьины после смерти Данилы Романовича скоро поступились властью новым царским любимцам. А родство с царицей Анастасией вовсе не гарантировало им неприкосновенности. Скорее наоборот – Иван преследовал их как партию сына, своих потенциальных политических противников. Многие члены рода Захарьиных, в том числе троюродная сестра царевича и малые дети, были убиты опричниками, не говоря уже о казнях, постигших Колычевых и Шереметевых. И самого заступника опальных Никиту Романовича по приказу Ивана не убили, но ограбили.


Я попробую мыслить «по-достоевски» и предположу, что, раз Грозный царь от ярости переходил к чистосердечному раскаянию (а потом, как известно, обратно), ему, возможно, для таких периодов был нужен возле себя человек, подобный Никите Романовичу Захарьину, каким тот представлен в легендах.


Дальше – больше: из древней песни Никита Романович попал в классическую пьесу. А.К.Толстой вывел его в своей трагедии «Смерть Иоанна Грозного», благодаря которой не историки, но любители истории, могут для начала познакомиться с ним. В трагедии, по признанию ее автора, Никите Захарьину сохранен его положительный образ из народной песенной традиции:


«У царского кровавого престола
Он тридцать лет стоит и чист и бел.
Он смелым словом тысячи безвинных
Спасал не раз, когда уже над ними
Подъятые сверкали топоры.
Себя ж он не берег. Всегда он смерти
Глядел в глаза – и смерть, нам всем на диво,
Его главы почтенной не коснулась –
И стелется пред нами жизнь его
Без пятнышка, как свежая равнина!»


Однако в подробном Проекте постановки этой трагедии на сцену, Алексей Константинович, радея о точности ее сценического воплощения, указал и на уязвимость своего персонажа, не сразу заметную для менее взыскательного ценителя:


«Он в полном смысле честный и прямой человек, готовый всегда идти на плаху скорее, чем покривить душой или промолчать там, где совесть велит ему говорить. Но он живет в эпоху Иоанна, в такую эпоху, где злоупотребление власти, раболепство, отсутствие человеческого достоинства сделались нормальным состоянием общества.


На все это он насмотрелся вдоволь, и его способность негодовать притупилась. В нем есть только протест, в нем нет инициативы. Он не герой; он может быть только мучеником (…) Смирение Захарьина смешано с долей апатии. В том-то и проклятие времен нравственного упадка, что они парализуют лучшие силы лучших людей» (С).


Никите Захарьину три раза повезло. Он дожил до самого конца царствования Грозного. Вторая жизнь в качестве литературного персонажа, притом – положительного, у автора если не великого, то замечательного и прошедшего проверку временем, светлое бессмертие – Божий подарок. Помимо этого, народная песня доставила Никите Романовичу еще одно преимущество в ближайшей перспективе. Его потомки будут пользоваться на пути к верховной власти популярностью отца и деда, компенсируя этим свою слабую сторону.
На нее А.К. Толстой в своей пьесе указал тотчас же, едва восхвалив Захарьина. О ней говорят знатнейшие бояре:


«Трубецкой


…Он
Не княжеского рода – быть под ним
Невместно нам, потомкам Гедимина!


Шуйский


Нам и подавно, Рюрика потомкам!

Голицын

Нет, он не князь – нам быть под ним негоже!»

Вот слабое место Романовых, осложняющее им путь к престолу – недостаток знатности. В Московском царстве того времени это важнейший политический фактор. Формой и способом политической борьбы часто становились споры из-за «местничества» – зависимости занимаемой должности, «места», от происхождения и заслуг на царской службе. «Мне ниже такого-то быть негоже…» С помощью местнических споров можно было унизить противника. Р.Скрынников называет это оружие «местнический таран». Романовы близки к государевой особе и богаты, но они уступают знатностью представителям древнейших родов, потомкам удельных князей, Рюриковичам, Гедиминовичам – таким семьям, как Мстиславские и Шуйские. Те – «бояре-княжата», Романовы – «бояре-дружинники», «служилые бояре». Они сильны своей предприимчивостью, связями, участием в жизни государя и государства, длительной службой при дворе, умением выдвинуться благодаря своим талантам, угадать и провести в жизнь желание властителя, но и отступить в тень, когда нужно. Можно, видимо, сказать, что они берут свое действием более, чем «сиденьем» на почетных местах. Противопоставленные княжатам, они помогают укреплению самодержавия. Но в случае спора о месте им, скорее всего, придется поступиться кому-то более родовитому, и эта слабость может быть умело использована против них. Та же проблема у Годуновых.


Родоначальником Годуновых принято считать татарского мурзу Чета. Он будто бы приехал из Золотой Орды при Иване Калите (1328– 1341), перешел на русскую службу, принял православие и основал тот самый Ипатьевский монастырь. Кроме Годуновых, от него произошли еще Сабуровы и Вельяминовы. Чет назван предком Годуновых во многих книгах, написанных до революции. Р. Скрынников (Борис Годунов, Москва: «Наука», – 1979 г.) отрицает достоверность «Сказания о Чете», составленного ипатьевскими монахами. «Предки Годунова, – пишет он – не были ни татарами, ни рабами. Природные костромичи, они издавна служили боярами при московском дворе. (…) Бывшие костромские бояре Годуновы со временем стали вяземскими помещиками. Вытесненные из узкого круга правящего боярства в разряд провинциальных дворян, они перестали получать придворные чины и ответственные воеводские назначения».


Возвышение Годуновых началось с того, что костромской дворянин Дмитрий Иванович был зачислен в опричнину (что спасло ему имущество и жизнь), вошел в окружение Грозного, а затем возглавил пост главы Постельничьего приказа, то есть – заведовал обустройством домашней жизни царской семьи в самом широком смысле. На этой должности он преуспел: доверие царя приобрел и капиталы сколотил. Дмитрий Годунов забрал с собою ко двору двух племянников-сирот – Бориса и Ирину.


Родившийся в 1552 году Борис Годунов в юности вступил в опричнину. Его, по-видимому, первая должность – рында при царском саадаке (луке со стрелами). В зверствах опричнины он особенно не участвует, но постигает государскую мудрость и неуклонно идет вверх. В 1571 году он женится на Марии, дочери Малюты Скуратова, а в 1580 году его сестра становится женой царевича Федора и Борис получает боярский чин. В союзе со Скуратовым дядя и племянник Годуновы принимают различные меры – устройство браков в царской семье, местнические тяжбы – чтобы добиться наибольшего влияния; им это удается. В конце жизни Грозного Годуновы на первых ролях. Точнее на одних из первых.


«Наружно уветливый, внутренно неуклонный в своих дальновидных замыслах», – писал Н.М. Карамзин о Борисе Годунове.


Существует рассказ (он приводится, в том числе, у Карамзина) о том, что, когда царь Иван в припадке гнева занес свой смертоносный посох над сыном своим Иваном, Борис Годунов схватил его за руку и попытался остановить, за это царь тем же посохом изранил его на месте. Впоследствии Грозный якобы говорил, что сын Федор, Ирина и Борис дороги ему как три перста его руки. «И как руке моей было бы одинаково больно, который из сих перстов от нее бы ни отсекли, так равно тяжело было бы моему сердцу лишиться одного из трех возлюбленных чад моих». (С)


Но многие предания о близости Годунова к престолу и к особе Грозного царя известны потомкам по избирательной документации Годунова, созданной тогда, когда происходило его восшествие на престол. «Инициативная группа», составлявшая обоснование его кандидатуры, постаралась подчеркнуть благоволение Грозного к Борису и вообще представить своего героя как можно выгоднее – и поэтому у историков всегда есть повод усомниться в достоверности этих преданий.


Вспомним еще раз трагедию «Смерть Иоанна Грозного». В финале Борис Годунов, спровоцировав у Иоанна приступ, по сути его убивает и, не мешкая, от имени Федора Иоанновича раздает по серьгам всем своим противникам. На наших глазах он становится единоличным и несомненным правителем царства. Никита Романович в эти минуты узнает в Борисе не ревнителя справедливости, но движимого своею корыстью властолюбца. Единственное, что он может противопоставить Борису – возмущение:

«Захарьин


Боярин Годунов!
Я вижу, ты распоряжаться мастер!
Всем место ты нашел – лишь одного
Меня забыл ты! Говори, куда
Идти я должен? В ссылку? В монастырь?
В тюрьму? Или на плаху?


Годунов
Мой отец,
Тебя царь просит оставаться с ним». (С)

Историки рассказывают иначе.


Грозный назначил четырех душеприказчиков и опекунов Федора. По свидетельству австрийского посла Варкоча, Борис Годунов не попал в их число, «что того очень задело в душе». А вот Никита Захарьин входил в опекунский совет, по предположению А. Преснякова, должен был занимать в нем главенствующее положение. Никита Романович – дядя царя Федора, Борис Годунов – его шурин. По другим данным, Борис заполучил и уничтожил царское завещание, где царь-отец приказал Федору развестись с Ириной Годуновой, если она в установленный срок не будет матерью. Один из опекунов, Богдан Бельский (родня Малюты Скуратова и Годунова) тотчас же затеял заговор, чтобы сместить остальных (по книге Валишевского «Смутное время» – заменить Федора его младшим братом Димитрием). Двумя другими опекунами были родовитые бояре – Иван Мстиславский и славный полководец Иван Петрович Шуйский. Захарьин и Годунов были заинтересованы в том, чтобы объединится для сохранения своих позиций. Согласно преданию, они заключили около 1584 г. «завещательный союз», который гарантировал поддержку и защиту со стороны Годунова пятерым сыновьям Захарьина. Никита Романович тяжело заболел и вскоре умер (почему соглашение и названо «завещательным»). Союз между Романовыми и Годуновыми продлился 10 лет.

История о Чете-мурзе, по всей видимости, вызвана к жизни теми же соображениями, что и версия о немецком происхождении Кобылы. Существовало обыкновение производить свой род от знатных иностранцев, перешедших на московскую службу – так повышали свое значение те, кто не мог похвалиться происхождением от Рюрика или Гедимина. И Годуновы, и Романовы «худородны», но все-таки Годуновы худороднее Романовых. Заметим также, что если принять версию о мурзе Чете, получается, что род Годуновых как будто древнее Романовых.
Те и другие породнились с царской семьей через женщин, но в обоих случаях это – формальное закрепление высокого положения, уже установившегося благодаря деятельности мужчин. Также следует учесть, что родство с царским домом по женской линии в тех условиях – никакое основание для претензий на престолонаследие. (сошлюсь, опять же, на Р.Скрынникова).


Борис Годунов – брат любимой жены царя Федора Иоанновича, конюший боярин и слуга царский, действительный правитель, забирающий все больше власти, но Никитичи Романовы более вероятные наследники, так как они – более знатны и двоюродные братья царя. Мы видим, что способствовало сближению двух родов, как и предпосылки для их дальнейшей вражды.

(ч.2.1)

Избрание


«На кого ты нас покидаешь, отец наш?» (С)


Крестный ход у стен монастыря – Новодевичьего и Ипатьевского.


В феврале 1598 года – при воцарении Бориса Годунова. И в марте 1613 года – при воцарении Михаила Романова.


Патриарх Московский Иов и народ просят инокиню, бывшую царицу, благословить брата 45 лет от роду на царство и даже приказать ему принять царский венец. Рязанский архиепископ Феодорит и народ просят инокиню, бывшую боярыню, благословить на царство сына 16 лет и позволить ему принять царский венец.


На первый взгляд отличия в этих картинках лишь подчеркивают сходство между ними. Однако те исторические события, которые за ними стоят, не столь просты и между собою имеют даже больше отличий, чем эти известные «исторические картинки».


В обоих случаях сначала имело место некое собрание представителей разных сословий, которое приняло решение. А уже следствие этого решения – народные шествия к монастырю. Но до того, как я стала вникать в детали, с самого детства, первая ассоциация при словах «избранный царь» у меня была не «Земский собор», а «крестный ход». Думаю, что так не у одной меня. История избрания, что у Бориса, что у Михаила, довольно запутанна, разные ученые рассказывают ее весьма неодинаково. Но думаю, что дело не только в этом.


Н.М. Карамзин назвал акции, способствовавшие воцарению Бориса Годунова «великим феатральным действием» (С). Выскажу несколько соображений. Чем больше в политике черт спектакля и чем сильнее впечатляет этот спектакль, тем менее возможным я считаю отождествлять лицемерие и лицедейство. Набор отличий между ложью и иллюзией (которая является средством говорить правду) – это такая банальность, о которой, думаю, стоит время от времени напоминать, чтобы в нашей бурной повседневности не происходила подмена понятий.
Но можно сказать иначе. Если рассматривать любую политическую или правовую процедуру как ритуал, изображение путем условности определенного действия или события, которое должно привести к конкретному внешнему результату – тогда да. С этой точки зрения и театр, и политическое «действо» – несомненно, игры. Если производить то и другое от священных ритуалов древности – скажем, «чтобы вызвать дождь, надо его нарисовать» – тем более. Но это разные игры. У них отличаются содержание и цели. Настолько, что в одном случае слово «игра» – это признание факта, а в другом – зачастую звучит оскорбительно, как уличение в неискренности.
Рассуждая таким образом, можно назвать «представлением» шествия москвичей к стенам Новодевичьего монастыря, имея в виду, что все это было средством для правителя добиться своей политической цели. Но и заседание Земского собора, где осуществляются выборы, или прения в Боярской думе (которая была составляющей частью собора), или собрание на подворье у патриарха – тоже своего рода представления. Только такие, где изображен (или предполагается, что изображен) – спор. Особенно если бы зритель заглянул в Боярскую думу и увидел бояр, с увлечением решающих вопрос, кто из них знатнее и имеет больше прав на престол. Поиск согласия предполагает его отсутствие в завязке сюжета, и сам сюжет, состоящий из интриг разных партий, сложен для восприятия со стороны. (Кстати, именно с зарисовки такого заседания «для широкой публики» начинается трагедия А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» – бояре по приказу Ивана, мучимого раскаянием после убийства сына, тщетно пытаются избрать нового царя из своего числа. Они, бедные, отнеслись к делу серьезно…).


Тогда как шествия, в которых множества чужих людей объединены одним порывом, должны говорить о другом – о согласии. А это единодушие призвано, кроме прочего, ненавязчиво внушать мысль об истинности целей, ради которых произошло объединение.


Видимо поэтому, символом избрания всей землею своего лидера, на которого она смотрела как на отца, стал именно поход к монастырю, а не Земский собор. Учитывая обязательно, что крестный ход, вообще присутствие икон, духовных лиц, предназначено говорить не просто о единодушии участников, но и об их единстве с Богом.


Обсуждение кандидатуры, голосование и народные манифестации – все это в широком смысле «политические игры». Из которых наибольшая сила убеждения – у последней.


Моя отсебятина закончилась. Теперь – версии историков.


Когда читаешь Н.М. Карамзина, представляешь себе, что избрание на трон Бориса было совершенно бесконфликтным событием. То есть, конечно, это «феатральное действие» поставил Борис, «как бы невидимой рукою обняв Москву», но не ввиду какой-либо оппозиции. Князья Рюриковичи «не дерзали мыслить о своем наследственном праве и спорить о короне с тем, кто без имени царского уже тринадцать лет единовластвовал в России» (С). Мотив действий Бориса выглядит у Карамзина весьма неопределенно при всей грандиозности акции: «Годунов хотел, чтобы не одна столица, но вся Россия призвала его на трон, и взял меры для успеха, всюду послав ревностных слуг своих и клевретов: сей вид единогласного свободного избрания казался ему нужным – для успокоения ли совести? Или для твердости и безопасности его властвования?»(С)
Народные настроения на Девичьем поле Карамзин передает так: «Искренность побеждала притворство; вдохновение действовало и на равнодушных и на самых лицемеров!» (С) Николай Михайлович об этом народном единодушии говорит восторженно – разве что с примесью горечи от сознания того, что все это делается, чтобы короновать преступника. Это для него еще один повод в ученом сочинении побыть поэтом. Как ни парадоксально, но в художественном произведении у поэта А.С. Пушкина те же события выглядят несколько реалистичнее: боярин князь Василий Шуйский пробует почву для того, чтобы начать собственную «царскую кампанию», а народ у стен Новодевичьего не особенно понимает, что происходит, хотя, силясь изобразить слезы, мажет глаза слюней добросовестно:


«Один


(тихо)


О чем там плачут?


Другой


А как нам знать? То ведают бояре,
Не нам чета». (С)

Позднейшие историки (А.Е. Пресняков, Р.Г.Скрынников) писали о вспыхнувшей сразу после смерти Федора непримиримой борьбе между правителем Борисом и родовитым боярством, которое в царствование Федора было загоняемо царским шурином под пяту, но теперь воспрянуло. Недостаточно знатное происхождение Годунова сделалось формальным основанием, чтобы уменьшить его шансы на трон. Молодые Романовы, сыновья покойного союзника Годунова, теперь стали его соперниками. Письменное завещание покойного царя, в котором был бы точно назван преемник, отсутствовало.


Благодаря Карамзину, Пушкину и Мусоргскому в памяти потомков остались преимущественно массовые акции в пользу Бориса. Будем справедливы к его противникам. Их методы не заслуживают забвения. Там шла настоящая информационная война, не хуже нашей информационной цивилизации. Народ московский будоражили всякими слухами, формирующими нужное настроение общества. Тогда-то Бориса и обвинили в том, что он убил не только царевича Димитрия в Угличе, но и самого праведного царя Федора. Несмотря на кажущееся несовершенство, технология замечательно прижилась. Когда в 1682 году царевна Софья Алексеевна захочет сделаться правительницей царства, взяв вверх над молодой мачехой и ее сыном, стрельцы ворвутся в Кремль, возмущенные слухом, что Нарышкины убили малолетнего царевича Ивана.


Есть также любопытная версия, что автором идеи «самозванства» оказался никто иной, как Борис Годунов. Или же это был очередной информационный ход против Бориса Годунова. «Толки о возможности появления подставного царевича Дмитрия возникли, по-видимому, еще в связи с интригами против избрания Бориса в 1598 году: Годунову приписывали такую мысль, в случае неудачи его кандидатуры» (А.Е. Пресняков).


Напомню, что персонаж, который появится позднее, – Григорий Отрепьев – служил на дворе у Романовых.


Р.Г.Скрынников, восстанавливая в своей работе о Годунове картину царских выборов-1598, пишет, что Борис удалился за стены монастыря из страха, так как первый этап борьбы проиграл. В пользу Бориса Федоровича все же послужило то обстоятельство, что если его враги и дружили между собой, то только против него.


Избрание Бориса Годунова организовал первый патриарх Московский Иов (причислен в 1989 г. Русской Православной Церковью к лику святых). Я видела характеристики Иова как «человека Бориса» (у Р.Г.Скрынникова), или, напротив, как независимой личности, умевшей при случае Борису противоречить ( нашла здесь: УСТАНОВЛЕНИЕ ПАТРИАРШЕСТВА В РУССКОЙ ЦЕРКВИ. СВЯТОЙ ПАТРИАРХ ИОВ. Pravoslavie.ru)). Поскольку учреждение Московского патриаршества было делом Бориса Годунова, постольку первый патриарх мог считать себя ему обязанным хотя бы в этом. На подворье патриарха было созвано соборное совещание из представителей разных сословий, кроме противников кандидатуры Бориса, и приняло решение об его избрании, с которым не согласилась Боярская дума – а последнее и юридически значимое слово было за ней. Затем патриарх устроил шествия в Новодевичий монастырь. В Думе в это время продолжались споры между боярами, которые хотя и воспротивились восшествию Бориса, но своего единого кандидата не выбрали. Лишь после того, как в конце апреля 1598 года Годунов возвратился в Москву (раньше он въезжал-уезжал из-за непримиримой позиции Думы), братья Романовы и компания срочно мобилизовались и нашли достойного. Это была персона экзотическая: Симеон Бекбулатович, крещеный татарский хан, в прошлом, как это не смешно звучит, великий князь Московский. Покойный государь Иван Васильевич некогда возвел его на свой престол, не то показательно лишая наследства сына своего Ивана, не то в целях наказания вероломных подданных новым татарским игом. Еще один пример «театра в политике». Позднее Грозный сделал Симеона Бекбулатовича великим князем Тверским, а потом Борис-правитель свел его с княжения. Симеон был шурином знатнейшего боярина, князя Мстиславского. С точки зрения знатности – практически безупречная кандидатура. По всей видимости, планировалось установить правление Боярской Думы, а Симеон Бекбулатович был бы зиц-председателем.


Ответный ход Бориса Годунова – поход против татар, а точнее роскошный выезд во главе армии на Оку под Серпухов. Откажись бояре в нем участвовать – сами себя пошили бы в изменники. При этом во главе государева полка Борис Федорович поставил Федора Никитича и Александра Никитича Романовых. Как до него Грозный, Годунов использовал угрозу возобновления татарского ига. Нельзя не отметить ловкость, с которой он обратил, казалось бы, неуклюжий и явно вынужденный ход противников в свою пользу.


Текст присяги, которую приносили на верность Борису Годунову и его семье, включал отказ от службы Симеону.


Еще одна деталь, заслуживающая внимания. Помните, в опере М.П. Мусоргского толпу на Девичьем поле подгоняют приставы с кнутами? «Что ж вы идолами стали?» (С) Сведения об этом появились в источниках, составленных уже после смерти Бориса, а очевидцы и осведомленные современники – в том числе те, кто Борису не симпатизировал – ничего такого не упоминают.


А в конце 1598 – начале 1599 года, уже после коронации, был созван новый, полноценный и легитимный Земский собор с участием и сторонников, и противников Бориса Годунова. Его участники и подписали новый вариант утвержденной грамоты (приговора) об избрании Бориса Годунова.


«Живи и здравствуй!»(С)


Если смотреть на эту эпопею со стороны и из безопасного далека, создается впечатление, что молодой Федор Романов и другие, более знатные бояре – это какие-то ужасные косные политические консерваторы, обделывающие свои гнусные делишки и сводящие личные счеты. Хотя вполне возможно, что все это в них сочеталось с искренней верой в законность своих претензий. И, защищая, прежде всего, свои интересы, они одновременно себя чувствовали охранителями истинного, потому что древнего, порядка от амбиций выскочки Годунова. А Борис Федорович, в зависимости от предпочтений историка или рассказчика, предстает либо как чудовищных масштабов лицемер, равного которому до тех пор не знала российская история, либо как смелый и широко мыслящий человек – творец новой политической практики. Уж на что Н.М.Карамзин не любит Годунова, уж на что он не любит выборы – но, пересказывая речь патриарха Иова к Годунову, обращает внимание на один его довод. Патриарх бранит боярина за отказ царствовать, обвиняя его «даже в неповиновении воле Божией, которая столь явна в общенародной воле». (С)


Я не позволю себе судить о том, сколько народной воли было в собрании зимой 1598 года на Девичьем поле. Для этого нужно было бы увидеть его без субъективных посредников. Более-менее уверенно можно сказать: тем людям нужен был Царь. Потому что им предлагали также принести присягу коллективному органу боярства – Боярской думе. Они отказались.
В исторической науке В.О.Ключевский и С.Ф.Платонов высказывали мнение, что Земский собор правильно и по заслугам единодушно избрал Бориса Годунова. «Царем Бориса избрали и поставили, по общему совету, патриарх со всем причтом церковным, Освященным собором, с царским синклитом бояр и окольничьих, с воеводами и всем воинством, с гостями, торговыми и черными людьми, – всею землею «от конец до конец всех государств Российского царствия». К важному политическому акту, решению судьбы престола, призван был собор лиц, по должностному положению руководивших отбыванием службы и тягла соответственных групп населения, носителей сложившейся при Грозном системы управления. Собор признал царем Бориса, ссылаясь на его правительственные заслуги и на поручение ему забот о царстве по завету царя Ивана царем Федором; правящие силы возвели на престол своего испытанного руководителя, давнего главу правительственной работы. Что можно было противопоставить такому избранию?» (С) (А.Е.Пресняков в соответствующей главе сборника «Три века», посвященного в 1913 году 300-летию дома Романовых).


Но, основываясь на данных, приведенных Р.Г. Скрынниковым (монография «Борис Годунов» (Москва: Наука, 1979)), процесс избрания Бориса Годунова Земским собором «выборами», не кривя душой, назвать сложно. Несмотря на то, что по своим талантам и опыту вряд ли кто-то из противников Бориса на тот момент был более достоин престола, чем он.


Из современных политических терминов к избранию Бориса, наверное, больше всего подходит не «выборы», а «вотум доверия» уже существующему патрону. Полученный хотя бы формально «от всей земли» Московской, он должен был переломить упорство его противников.


Судить о законности можно только на основе закона либо юридически обязательного обычая, действующего на момент событий. А такового не было. Но было то, что принято – кстати, весьма неточно, – называть «прецедентом»: после того, как при самом воцарении Федора Иоанновича имел место заговор, поддержку Федора Земским собором уже воспринимали как его избрание. Удаление Бориса в Новодевичий монастырь тоже как будто перекликается с выездом Грозного в Александровскую слободу перед учреждением опричнины.


Избрание Земским собором с участием разных сословий было средством для правителя взять верх над «боярами-княжатами» – старой аристократией в Думе. Осуждение боярских разборок и боярского самовластия косвенно и ретроспективно (задним числом) улучшает отношение к тем акциям, которые способствовали воцарению Бориса Годунова.

(ч.2.2)


Михаил Федорович, первый Романов, был избран на царство в феврале 1613 года Земским собором, который заседал с января того же года. На этих выборах самыми яркими кандидатами были боярин князь Трубецкой (который ну очень старался, чтоб его выбрали), боярин князь Черкасский и тот самый знаменитый полководец князь Пожарский. Михаил был 16-летний юноша в чине стольника, и чин этот свой получил в связи с избранием ранее на царство польского королевича Владислава. В то время Михаил уехал с матерью, инокиней Марфой под Кострому в Ипатьевский монастырь и никто, похоже, даже толком не интересовался, где он находится. Отец его, Филарет, в миру Федор Никитич Романов, засветившийся в лагере у Лжедимитрия II, «Тушинского вора», как патриарх при самозванце, был в плену в Речи Посполитой. А дядя, Иван Романов, был членом боярского правительства Семибоярщины, которое, как известно, во время Смуты очень непатриотично себя вело.


Родители Михаила, напомню, сделались монахами по воле Бориса Годунова. В 1601 году все пять братьев Романовых были сосланы якобы за намерение «испортить» царскую семью Годуновых колдовским кореньем. Федор Никитич и его жена были насильно пострижены в монахи. Поэтому сам Федор Романов на царский престол быть избран не мог.


Дореволюционный Русский Биографический словарь об избрании на царство Михаила Романова: «Избрание это было компромиссом, согласившим враждебные друг другу течения в тот момент, когда страна, усталая после 10 лет беспорядка, внешней опасности и крушения попыток установить центральную власть на новой основе, томилась по сильной, привычной власти, в которой видели гарантию мира и земщина, и казачество». Р.Г. Скрынников («Михаил Романов» (Москва: АСТ: Ермак, 2005)), с привлечением донесений иностранцев-современников событий, описал избрание Михаила примерно так: вот заседает Земский собор и ясно, что заседать он будет долго, так как выбор сделать не может. А рядом волнуются казаки-донцы, которым как можно скорее нужен царь, чтобы знать, кому они служат и кто им будет платить жалование за службу. Решения на казачьем круге принимали быстрее и проще, чем на соборе – бросали шапки вверх, и все. В конце концов казаки и простой люд просто ворвались в Кремль и заставили Боярскую думу принести присягу Михаилу. Таким образом, полноценного «избрания» Земским собором не было и теперь – первый Романов оказался возведен на престол в результате бунта. Если кому-то нравится, его можно считать наиболее «демократически избранным» царем. Само собой, Семибоярщина также рассчитывала, что именем юного Михаила будет править она.



Сильного и так сказать «сформировавшегося» человека, и довольно грозного царя, Бориса Годунова возвели на трон люди, смиренно просящие. Юного, зависимого и невыразительного, как кажется, Михаила Романова – требующие, возмущенные.


Это выглядит гармонично, как в музыке: хор контрастирует с солистом, но солисты разные – и хор тоже выступает иначе.

Теперь еще немного про законность власти.


Никакая власть только на силе, страхе, даже только на экономической системе держаться не может. Нужно еще ее обоснование, чтобы люди подчинялись добровольно.


Часто в исторических работах встречается утверждение, что в старой Московской державе не было каких-то устоявшихся правил престолонаследия – ни закона, ни обычая. «Здесь смутно давали себя знать при своем столкновении неподходящие друг к другу понятия о наследственном праве на престол, о семейной власти и о политической свободе: первородство, выбор государя и избрание. Монарх указывал себе преемника, обыкновенно своего старшего сына, а народное собрание – земский собор – утверждало этот выбор» (К.Валишевский со ссылкой на Лекции и исследования по истории древнего русского права). Но после освобождения от татарского ига, под влиянием византийской традиции и доктрины «третьего Рима» выработался идеологический принцип, с помощью которого обосновывали власть московского государя. В исторической науке его называли «вотчинно-теократическим» (В.Уланов). Очень точно его выразил Иван Грозный, когда писал о себе как о «дедиче, отчиче и наследнике прародительских земель Божиим изволением, а не многомятежного человечества хотением». То есть земля как собственность (вотчина) передается в одном роду из поколения в поколение с древнейших времен по Божьей воле. На этом основании Грозный считал себя выше как выборного короля Речи Посполитой, так и английской королевы, при которой работает парламент.


Историк старинного русского быта И.Е. Забелин интересно пишет, что слово «государь» (иначе «господарь», или «осподарь») первоначально означало хозяина дома и отца семейства – «домовладыку», обладающего на основании права собственности властью в своем хозяйстве. Противоположность государя – слуга, холоп. Такой тип отношений был свойственен самым разным культурам (можно указать, например, на древнеримского paterfamilias). Лишь со временем этот же термин был перенесен в сферу политики и политической власти. Власть московского государя-самодержца, была, следовательно, властью такого всероссийского «отца семейства» («Домашний быт русских цариц») и помещика «с широкими царственными размерами жизни» (С) («Домашний быт русских царей»).


Исходя из этого принципа передачи власти в роде, право на престол должно было зависеть от родства с царской семьей, и наибольшие права должны были иметь князья из рода Рюриковичей.
Но после того, как древняя династия пресеклась, прежний принцип обоснования царской власти приказал долго жить. Надо было изыскивать новый. При этом в отношении народа к власти произошли существенные изменения.


Во-первых, появилось представление о том, что царь должен быть желанен народу. Послы ставшего царем (и впоследствии свергнутого) Василия Шуйского объясняли в Польше убийство Лжедимитрия I тем, что его «на государстве не похотели».


Во-вторых, авторитет выборной царской власти резко упал и был несравненно ниже, чем у царской власти наследственной. Бориса Годунова называли «лукавый хитролис», «рабо-царь», помянутого Василия Шуйского в глаза ругали клятвопреступником. Помазание на царство не было препятствием для убийства помазанника.


В-третьих, начиная с Василия Шуйского, власть выборных царей стали ограничивать специальной «записью». В том числе о Михаиле Романове сообщали, что он при воцарении будто бы давал такую «запись» (В.Уланов).


Только при царе Михаиле было составлено новое идеологическое обоснование власти московских самодержцев.


Права Романовых на престол основывались на их родстве не с далеким Рюриком, а с самим Грозным царем Иваном.


Избрание новой династии на престол было осуществлено не народом, а Богом. Народ выступает не как носитель власти, а как посредник, через действия которого была явлена Божья воля.


Все же, по-видимому, мысль, что именно такой способ изъявления Божьей воли, помимо наследования, нужен для поддержки престола, была усвоена. Об этом свидетельствуют и упоминание Г. Котошихина о том, что второй Романов, Алексей Михайлович, в 1645 году сел на царстве с одобрения «всяких чинов людей», и повторение, в общих чертах, процедуры, имевшей место при восшествии Бориса Годунова, в 1682 году, при воцарении маленького Петра I. Патриарх Иоаким предложил участникам Земского собора, созванного ранее по другому поводу, выбор между двумя царевичами, Иваном и Петром. Голоса в пользу Петра прозвучали громче.


Об изменениях в отношении к царской власти при первых Романовых историк И. Андреев пишет так: «Новые представления, выкованные в Смуту, сильно влияли на линию поведения монархов. После пережитого государь уже не виделся единственным воплощением и носителем идеи государства. Государство – это еще, как оказалось, и «Вся земля», и «люди Московского государства». Произошел этот поворот отчасти поневоле, когда государи исчезали, а идея осталась. «Из-за лица проглянулась идея», как выразился В.О.Ключевский. Последствия подобного разделения государя и государства на сознание и политику были огромными. В перспективе то была ступенька к становой идее петровской эпохи – служению Отечеству. Но сначала Романовым предстояло вновь вернуться к исходному, к олицетворению собой всего преславного Московского государства» (С).


Таким образом, можно считать, хотя и с натяжкой, что избрание на царство новых династий после смерти Федора Иоанновича имело для России революционное значение. Прежние представления о законности власти были подвергнуты пересмотру.

(ч.3.1)


Личность и семья


Борис Годунов воспитывался при дворе Ивана Грозного, Михаил Романов – для начала в ссылке. В возрасте четырех лет сын опальных Федора и Ксении Романовых был отправлен на Белоозеро. Затем Борис Годунов смягчил меры в отношении Романовых и Михаил с несколькими родными был переведен под стражей в село Клины в Юрьеве Польском – вотчину семьи. Это не те условия, которые способствуют книжному образованию. «Мне неизвестно, может ли он даже читать письма», – печалился о Михаиле в 1614 году симпатизировавший ему голландский купец Исаак Масса. После воцарения Михаилу засесть за ученье было, по тогдашним понятиям, неприлично.
Как ни удивительно, Борис Годунов, один из самых умных правителей России, также получил от современников упреки в недостаточной образованности. Его называли первым неграмотным царем на Москве. Однако известен один образец его подписи (на документе о пожертвовании в Ипатьевский монастырь родовой вотчины, Борису тогда было около 20 лет). Р.Г.Скрынников в своей книге о Борисе отвергает обвинения Бориса в неграмотности, указывая, что под его необразованностью имеется в виду прежде всего недостаточное, на взгляд современников, знание Священного писания.


Зная пробелы в собственном воспитании, и царь Борис, и царь Михаил, взойдя на престол, показали себя людьми любознательными и проявили заботу об образовании своих сыновей. Борис Годунов славен как первый московский правитель, отправивший подданных за границу для ученья (попытка оказалась неудачной), даже планировавший основать университет. О западных обычаях Борис Годунов расспрашивал врачей-иностранцев. Впрочем, искусству их медицины он все же доверял меньше, чем молитвенным средствам и ворожбе. Михаил Федорович уделял внимание развитию печатного дела, приказал перевести «Космографию» с латыни, приобрел себе подзорную трубу. В его царствование Посольский приказ даже начал выпускать (с 1621 года) газету «Куранты» – рукописную и не для широкого круга читателей, а для бояр и высших приказных. Знаменитый «дедушка русского флота» – найденный Петром I ботик «Святой Николай» – был привезен из Англии по приказу его дедушки, царя Михаила.


Слабое здоровье правителя создавало помехи правлению и Бориса, и Михаила. Уже в год восшествия Бориса на престол появились дипломатические донесения об его тяжелой болезни, которая не оставляла его все годы царствования. Эта болезнь, судя по всему, подточила не только физические, но и нравственные силы Бориса, в конце концов обезоружив его перед вторгшимся Лжедимитрием и восстаниями. Михаил Федорович «скорбел ножками» из-за того, что в юности его зашибла лошадь, но все же стремился, сколь возможно, преодолеть свою болезнь.


Главным пороком Бориса Годунова считается непомерное властолюбие. В мире, где власть традиционно наследовалась, оно должно было особенно поражать в человеке, не принадлежавшем к царскому роду и в глазах родовитых бояр бывшем выскочкой. Первый Романов был этой черты начисто лишен, зато властолюбия было в избытке у его родителей – великой старицы Марфы и патриарха Филарета. Под конец жизни своего отца Михаил, по-видимому, стал тяготиться родительскою властью патриарха, хотя и не противился ей.


И в правление царя Федора Иоанновича, и при Михаиле Романове повторяется в общих чертах схема: за слабого царя правит его сильный родственник (при Федоре это – царский шурин, правитель Борис Годунов, при Михаиле – царский отец, патриарх Филарет, в миру Федор Романов), плюс еще за ним стоит сильная духом женщина (соответственно жена Федора, царица Ирина, и мать Михаила, великая старица Марфа).


Об этой общности следует упомянуть, чтобы затем перейти к отличиям.


Прежде всего: теоретически Федор Иоаннович мог отправить жену в монастырь под предлогом «неплодия», что означало бы конец власти ее брата Бориса. Михаил Федорович не мог ослабить родительскую власть Филарета и Марфы, тем более, что на престол он взошел очень юным.


Федора Иоанновича называют либо слабоумным, либо блаженным. Михаила Федоровича Романова обвиняют в слабости характера, хотя, окажи он настойчивое сопротивление воле родителей, это не могло бы пройти для него безболезненно, да и, пожалуй, он сам первый счел бы это грехом. Но его не упрекают в недостатке ума и, хотя он был благочестив, не делают также и блаженным. Основная названная историками черта Михаила – какая-то подавленность, заторможенность, последствие родительского влияния и тяжелой жизни в детстве в ссылке.


Покорность чужой воле сказывалась в делах политических. А в личной жизни Михаил однажды проявил упорство. Скорее всего потому, что политика его мало интересовала, а вот счастье в семейной жизни безразличным быть не могло. Разлученный с первой невестой, Марией Хлоповой, избранной им по любви и оклеветанной недругами, Михаил даже через семь лет после разрыва, когда велись переговоры о возможности династического брака с иноземной принцессой, заявлял родителям: «Обручена ми есть царица, кроме ее иные не хощу пояти» (С). Но даже и тогда, и несмотря на то, что отец-патриарх поддержал его, Михаилу не удалось настоять: мать Марфа была непримирима.


Когда говорят о «слабости», проявление характера у человека, которого записали в «слабаки», выглядит прямо-таки удивительно. Должно быть, именно такой пример – история первой любви Михаила Романова, хотя его настойчивость ни к чему не привела.


Кстати, уж на что добр и покладист был Федор Иоаннович – и о нем ходили слухи, что самодержец иногда «учит» шурина палкой. Но это могло быть запоздалое ребячество. Все-таки однажды и Федор попытался настаивать, и также безуспешно. Князь Ноготков заместничал с Федором Никитичем Романовым и заявил, что он «больше» его отца и дяди. «Ты чево дядь моих мертвых бесчестишь?» – возмутился царь. Поддерживаемый Годуновым Ноготков добился, тем не менее, отмены назначения Романова на военный пост.


Подобная же вспышка энергии у преемника Грозного показана в трагедии А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Она могла бы быть всего лишь подтверждением слабости характера, «совершенного нравственного бессилия», как писал сам автор, подразумевая неспособность принять самостоятельное решение и настоять на нем.


Но драматург пошел дальше, обращая внимание, что, хотя «недостаточная острота ума и совершенное отсутствие воли» подводят Федора в роли царя, у него есть другие преимущества – по своей доброте он «стоит всегда неизмеримо выше и Годунова, и самого Шуйского, и всех его окружающих». (C) Если Федор не может осилить Годунова в возникшем между ними конфликте как царь, то «дает ему отпор как человек и христианин». (C) Федор Иоаннович стал одним из крупнейших трагических образов русского театра, в том числе благодаря работе выдающихся актеров и режиссеров, которые еще отошли от его авторского истолкования. Все же А.К.Толстой не упускал из виду подчеркнуть различия между созданным им литературным образом Федора и тем историческим, который известен из источников.



Интереснее всего попытаться сравнить характеры Бориса Годунова и Федора/Филарета Романова. Они оба – властолюбцы и настоящие лидеры, с четким сознанием и своих, и государственных интересов, но, кажется, Федор более откровенный и прямолинейный властолюбец. Борису Годунову была более свойственна гибкость. Он умел расправляться со своими врагами, но также старался усыпить бдительность противников, пытался их привлечь на свою сторону. А.К.Толстой попытался выразить эту черту Бориса, вложив в его уста слова:


«Когда, шумя, в морскую бурю волны
Грозят корабль со грузом поглотить, -
Безумен тот, кто из своих сокровищ
Не бросит часть, чтоб целое спасти.
Часть прав моих в пучину я бросаю,
Но мой корабль от гибели спасаю!»(С)


(«Царь Федор Иоаннович»)


Федор Романов был лишь на несколько лет моложе Бориса Годунова, лучше образован (учился по-латыни), но, к тому моменту, как началась борьба между ними за наследие Федора Иоанновича, уступал Борису в политическом опыте. Возможно, он был неосторожен и самонадеян, потому что чувствовал за собою право – более близкое родство к покойному царю, большую знатность, – и самонадеянность ему повредила. Познав бедствия, Филарет научился быть хитрым и осмотрительным. Но при случае он все же высказывал задиристую гордость. Характерный эпизод: в 1605 году приставы доносили в Москву, как дерзко заключенный в монастыре Филарет демонстрирует надежду на скорое освобождение, в связи с приходом первого Самозванца. Он не соблюдает требования монашеского чина, «смеется неведомо чему», вспоминает про соколиную и псовую охоту в миру, угрожает: «Увидите, каков я вперед буду!» (С) Уже после того, как освобожденный из польского плена Филарет обрел огромную власть, его называли крутым и «опальчивым». Вместе с тем, работая на упрочение самодержавной власти, патриарх Филарет поставил себя как защитник народа от боярских притеснений.
Борис Годунов знаменит подозрительностью, толкавшей его на репрессии. Но часто его жестокие меры были вынужденными или продиктованными сознанием бессилия.


Лжедимитрий I предлагал Филарету Романову отказаться от монашества; Филарет этого не сделал – может быть, учел власть и выгоды, которые давало возвышение священнослужителя. После воцарения сына патриаршество помогло ему соединить в своих руках светскую власть с церковной.


И Бориса Годунова, и Федора Никитича Романова описывают как красивых и обаятельных мужчин, знающих силу личной привлекательности. «Борис пользовался большой известностью красавца, несмотря на свой небольшой рост, плотное сложение и некоторую преждевременную хилость. Он обладал, по-видимому, величавой осанкой, способностью повелевать и большим врожденным даром слова…» (К.Валишевский, «Смутное время»). Федор Никитич до своего монашества был веселый и приветливый щеголь. Его имя стало нарицательным для щеголей на Москве.


При всем самообладании, Борис Годунов был очень тщеславен. Свое влияние при дворе он подкреплял с помощью всевозможных титулов, многие из которых ему доставались благодаря дипломатической переписке – он хотел, чтобы обращения к нему подчеркивали его значимость. На следующий год после его воцарения была основана крепость под названием Царев-Борисов. Филарет не уступал Годунову в тщеславии. В XIX веке в Коломенском был найден его портрет в патриаршем облачении, которое оказалось позднейшим слоем, нанесенным в XVIII веке. А первоначально Филарет был изображен в царском одеянии, и даже на обратной стороне обнаружилась надпись «Царь Федор Микитич». Официальный титул Филарета в правление сына был «Великий государь и Святейший патриарх» - властитель и светский, и духовный.


Хотя Филарет и возглавлял церковь, ему, по-видимому, мистицизм был свойственен в меньшей степени, чем Борису Годунову. У того, как известно, глубокое религиозное чувство уживалось с увлечением гаданиями – а это тяжелая психологическая зависимость. Пристрастие к гаданиям выдает в Борисе азартного человека, даже слишком азартного. Его хвалят за умение воздерживаться от пьянства и примерную семейную жизнь, но, должно быть, гадания и беседы с волхвами были той сферой, где Борис давал выход огромному напряжению и накопившимся страстям.


Филарет Романов вернулся из плена в 1619 году, правил вместе с сыном и от имени сына 14 лет и умер в 1633 году, будучи около 80 лет от роду. После его смерти сыну осталось 12 лет самостоятельного правления – из 32 лет царствования (1613-1645) немногим больше трети, с учетом того, что в 1613-1619 годах, до возвращения отца, он находился, как считают, под нераздельным влиянием матери.


Борис Годунов правил Россией безраздельно с 1585 года, царствовал с 1598 года 7 лет и умер в 1605 году, в возрасте 52 лет.


За готовность быть преобразователем и большие, пускай и не осуществленные, планы царя Бориса Федоровича любят и прощают многие историки и крупные писатели. Его средства осуждают, но таланты признают. У Бориса сложилась репутация гения государственного управления мирового масштаба, которому просто чудовищно не повезло, или же Бог покарал за цареубийство (смотря по тому, верит ли историк Следственному делу о смерти царевича Дмитрия).


Способности Филарета Романова также оценивают высоко, но все же отзывы о нем сдержаннее. Так, дореволюционный историк А.Е. Пресняков, который пишет свою работу к 300-летию романовской династии и, кажется, имеет много стимулов похвалить патриарха, говорит о нем так: "Филарет и под монашеским клобуком остался государственным человеком, деятельным и честолюбивым. Пережитая борьба закалила его деспотическую натуру и обогатила его сильный ум разнообразным житейским и политическим опытом. Но в нем не было гениальной широты, способной на смелое и содержательное творчество; скорее видим в нем умного администратора, умевшего понять обстоятельства и очередные задачи текущей государственной жизни, чем преобразователя, который владеет даром не только пользоваться данными условиями, но и творчески их изменять". (С)

(ч.3.2)


Ирина Годунова… Нужно уточнить, что Ирин Годуновых, оказывается, было две. Одна – широко известная Ирина Федоровна, царица, супруга Федора Иоанновича и сестра Бориса Годунова. А другая – сестра…братьев Романовых, Ирина Никитична. Она была женой окольничьего Ивана Ивановича Годунова, родственника Бориса, и это спасло ее от репрессий, обрушившихся на семью Романовых в 1600-1601 гг. Позднее дворовая боярыня Ирина Никитична Годунова упоминается как первая мамка маленького царевича Алексея Михайловича в 1630 году. (И. Андреев. Алексей Михайлович). Поисковики в Интернете на запрос «Ирина Годунова» иногда выдают сестру Федора/Филарета Романова раньше сестры Бориса Годунова.


Царица Ирина Федоровна в русской исторической, а затем и литературной традиции – государыня добрая, умная и благочестивая. Брат Борис, желавший подчеркнуть связь своего рода с престолом, всячески утверждал исключительное по сравнению с предшественницами положение Ирины. Она по обычаю не была при царском венчании мужа, но сидела в это время в богатом наряде и короне у открытого окна своей палаты, и народ ее приветствовал. У Ирины был полк своих телохранителей. Ее именовали «великой государыней». В 1589 году Ирина в Золотой царицыной палате принимала – в присутствии мужа и брата – Константинопольского патриарха Иеремию. Речь, которой Ирина отвечала на приветствие патриарха, считается первым зафиксированным в письменных источниках публичным выступлением государыни Московской. (Т.Панова).


Чтобы вполне оценить значение этой речи, нужно вспомнить известный исторический источник, рассказывающий о позднейшей, но не столь отдаленной от времени Годуновых, эпохе – книгу Г.Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича». Тот пишет, что московская царица не принимает послов с дарами и не выступает с ответной речью, потому что «московского государства женский пол грамоте неученые, и не обычай тому есть, а природным разумом простоваты, и на отговоры несмышлены и стыдливы…И только б царь в то время учинил так, что польским послам велел бы быть у царицы своей на посольстве; а она бы, выслушав посольства, собою ответа не учинила б никакого, и от того пришло б самому царю в стыд». (С) по книге И.Е. Забелина «Домашний быт русских цариц»). Эти упреки, как видим, не могут быть адресованы царице Ирине. Напротив, ее красноречие побуждает вспомнить о прославленном сладкоречии ее брата Бориса.


Ирина просила патриарха Иеремию и первого московского патриарха Иова молиться о том, чтобы она стала матерью. Епископ Елассонский Арсений так передал ее слова: «Молю вас и заклинаю, из глубины души моей и с стенанием сокрушеннаго сердца, всеми силами усердно молите Господа за великого государя и за меня, меньшую из дочерей ваших, дабы благоприятно внял молитву вашу и даровал нам чадородие, и благословеннаго наследника сего великаго царства, владимирскаго и московскаго и всея России» (С).


Р.Г.Скрынников в своей работе о Борисе Годунове приводит слух о том, что Ирина изменила мужу, чтобы получить наследника. Но этот слух исследователь рассматривает как клевету – происки врагов Годунова, стремившихся добиться расторжения брака Федора с «неплодной» царицей. Попытки такого рода жестко пресекались царским шурином, но и сам Федор Иоаннович был искренне привязан к своей царице и не желал нипочем с ней расстаться.


Не вполне ясна роль Ирины Федоровны в событиях 1598 года, приведших к воцарению ее брата. Существуют две основные версии событий. Старинные историки (Н.М. Карамзин, К. Валишевский) пишут о том, что народ желал видеть на престоле вдовствующую царицу, ей приносили присягу, но Ирина, исполняя волю покойного супруга, а также, возможно, волю брата, который хотел наследовать не Федору, а Годуновой (Карамзин), удалилась в Новодевичий монастырь. Большая толпа народа, собравшаяся у Кремля, умоляла ее остаться, но безуспешно. Тем не менее, до самого избрания на престол Бориса Годунова правление страной осуществлялось от имени царицы Александры (так Ирина назвалась в монашестве). Р.Г.Скрынников излагает противоположный взгляд: Борис Годунов хотел закрепить престол за своей сестрой и поэтому потребовал приносить ей присягу. Но этот ход был неудачен ввиду своей беспрецедентности, а по отношению к сложившимся обычаям, по которым царица не только не венчалась сама на царство, но даже не присутствовала в соборе на царском венчании супруга, выглядел вызывающе. Ирина удалилась в монастырь не по доброй воле, а под давлением взбунтовавшегося люда московского. Все же и в монастыре она подписывала указы, пытаясь управлять страной.


Ирина Федоровна скончалась в Новодевичьем монастыре в 1603 году. Брат почтил ее память, пожертвовав 1000 рублей Троице-Сергиевой обители. Репутация Ирины в российской истории осталась очень хорошей. Как персонаж, вносящий необходимый луч света, предстает сестра Бориса Годунова и супруга Федора Иоанновича в драматической трилогии А.К.Толстого. Поэт говорит об историческом прототипе своей героини: «Русские и иностранцы удивлялись ее уму и восхищались ее красотой. Ее сравнивали с Анастасией, первой женой Ивана Грозного, той, кому Россия обязана краткими годами его славы» (С). А уже об Ирине как о действующем лице трагедии «Царь Федор Иоаннович» пишет так: «Как ангел-хранитель Федора, как понуждающее, сдерживающее и уравновешивающее начало во всех его душевных проявлениях, стоит возле него царица Ирина….Редкое сочетание ума, твердости и кроткой женственности составляют в трагедии ее основные черты. Никакое мелкое чувство ей недоступно. У нее все великие качества Годунова без его темных сторон». (С) В той же трагедии соперник и жертва Бориса, князь Иван Петрович Шуйский обращает восхищенные слова к Ирине, которая просит его примириться с ее братом:


«Царица-матушка! Ты на меня
Повеяла как будто тихим летом!» (С)


Великая старица Марфа Ивановна, мать Михаила Романова, судя по тому, что о ней написано в научных и популяризаторских работах, производит впечатление женщины практичной, умеющей настоять на своем, знающей, что ей нужно и как добиваться того, что нужно.


Но, несмотря на то, что, как жертва политических репрессий Марфа имеет право на сочувствие, ее образ представляется мрачным.


Во-первых, когда в 1600 году Борис Годунов «опалился» на Романовых, обвинил их в попытке отравить его семью и штурмом взял романовское подворье, сильнее всех женщин-Романовых пострадала именно она – жена Федора Никитича Романова Ксения, урожденная Шестова, как и ее муж, была насильственно пострижена в монахини (1601 г.). Столь жесткую меру объясняли тем, что именно Ксения была главным лицом в заговоре.


Во-вторых, когда Михаил Романов стал царем, старица Марфа правильно рассудила, что должна выдвигать верных людей, дабы упрочить позиции и сына, и свои. Благодаря ей первые места близ Михаила заняли его двоюродные братья, а Марфины племянники, Борис и Михаил Салтыковы. Будучи безусловно лояльны и пользуясь большим доверием Марфы, эти временщики были не из тех, чье влияние благотворно для государства. Современник характеризует их как «неопытных юношей». Вернувшийся из польского плена Филарет Романов сместил Салтыковых, невзирая на то, что Марфа им покровительствовала.


В-третьих, не слишком приятно выглядит роль Марфы в истории первой, неудачной попытки брака Михаила. Она здесь предстает властной матерью, навязывающей свою волю сыну. Сперва, как будто, Марфа благоволила к его первой избраннице Марии Хлоповой, происходившей из преданной Романовым семьи. Но она же в конце концов сделала невозможным брак Михаила с Хлоповой, даже несмотря на то, что отец, патриарх Филарет, хотел венчать их лично. Настоящей причиной расстройства помолвки стало то, что Салтыковы увидели в дяде невесты соперника своему влиянию при дворе. Раскрытие обмана Салтыковых, утверждавших, что невеста «испорчена», стало для Филарета формальной причиной их удаления, однако «в Вознесенском монастыре они успели водворить такую ненависть к будущей царице, что мать государева…клятвами себя закляла, что не быть ей в царстве перед сыном, если Хлопова будет у царя царицею». (С) (И.Е. Забелин. «Домашний быт русских цариц»). Михаил, как уже было сказано, любил невесту, с которой был принужден расстаться, на брак с другой – Марией Долгорукой пошел лишь из послушания матери. Молодая царица оказалась больна чуть ли не на другой день после свадьбы и вскоре скончалась. Летописец, на которого ссылается И.Е.Забелин, рассказывая об этом, комментирует события так: «И смотрите же, что Бог делает «сотворшим по насилию!» (С) Не подлежит сомнению, что старица Марфа желала сыну добра. Но все же в этой истории она предстает как властная, но не проницательная мать, из лучших побуждений сделавшая сына несчастным.


В-четвертых, совсем уж некрасиво Марфа оказалась замешана в так называемом деле Дионисия, архимандрита Троице-Сергиева монастыря. Дионисий исправлял по поручению царя Михаила ошибки, допущенные при печатании богослужебных книг, и был обвинен другими монахами в том, что делает это «еретически» – с отступлением от канона, по своему хотению. В действительности Дионисий устранял нелепицы и противоречия, пользуясь греческими книгами как образцами. Так, он исключил слова «и огнем» из молитвы на освящение воды: «Приди, Господи, и освяти воду сию духом твоим святым и огнем!» (С) Один из допросов Дионисия происходил непосредственно в келье инокини Марфы в Вознесенском монастыре. «Допрос, возмутительный по издевательству над видным деятелем церкви и вымогательству с него денег, но великая старица верила своим людям и дела их одобряла» (С) (А.Е.Пресняков). Под вымогательством денег имеется в виду, что при допросе в келье Марфы с Дионисия потребовали пятьсот рублей штрафа за «еретические» исправления – он ответил, что у него нет денег. Священным собором Дионисий был осужден, как еретик, на заточение, но его оправдал новый собор, созванный вернувшимся из польского плена Филаретом. Считается, что дело Дионисия было провозвестником Великого Раскола, который произойдет при царе Алексее Михайловиче.


Историки по-разному отвечают на вопрос, насколько Марфа была задействована в управлении страной до возвращения из Речи Посполитой Филарета, т.е. с 1613 г. по лето 1619 года. Дореволюционный автор Е.А.Пресняков пишет, что домашнее влияние Марфы было большим, чем политическое. «Старица Марфа была сильна дворцовым влиянием и поддерживала высокое положение своих близких, не чуждаясь интриг и происков, но дела государственные были ей не по плечу…Немудрено, что время до возвращения Филарета осталось в памяти русских людей, как «безгосударное». (С) То же самое, но более осторожно, высказано в Русском биографическом словаре, составленном на основе дореволюционных справочных изданий: «При молодом, неопытном, довольно мягком государе и послушном сыне его матери должна была принадлежать большая роль в управлении. Однако, инокиня - царица очень редко выступала как соправительница сына. Такой можно видеть ее, например, в деле известного архимандрита Дионисия…. Ее влияние было больше келейным, но оно ярко сказалось в составе правящей среды при царе Михаиле, в которую Марфа с самого начала ввела своих родственников…» (С). Напротив, современный нам историк Р.Г. Скрынников настаивает, что «влияние старицы на дела управления, особенно на первых порах, было значительным» (С), хотя она и не могла сама, став монахиней, подписывать указы, как Ирина Годунова. В монастыре Марфа Ивановна жила в келье вдовы Грозного, Марфы Нагой, с большой роскошью, многочисленной прислугой, раздавала дорогие подарки.


После возвращения Филарета Марфа занималась в основном хозяйством и делами благочестия, после второго, более удачного брака сына с Евдокией Стрешневой, взяла под свою опеку невестку, позднее заботилась о внуках, посылала им подарки. Скончалась она в 1631 году.


Я представляю себе Марфу Ивановну как личность сильную и, бесспорно, заслуживающую уважения за стойкость в несчастьях и умение дождаться благоприятной перемены, но в то же время несколько ограниченную. Ирина Федоровна, сестра Годунова, конечно, была проводником и защитницей интересов своей семьи. Но в то же время она претендует на кругозор государственного деятеля. Эпизод с аудиенцией, данной патриарху Константинопольскому, характеризует Ирину как человека, способного представлять свою страну на высшем уровне. При этом престиж московского царского престола она держит выше, чем первые царицы династии Романовых, если вспомнить язвительное замечание о них Котошихина. Деятельность великой старицы Марфы, как кажется, исчерпывается усилением своего рода, а для государства иногда оборачивается во вред (самовластье Салтыковых, дело Дионисия). Историк И.Андреев, биограф внука Марфы, царя Алексея Михайловича, не отрицая властности старицы, сочувственно объясняет ее характер: «Она была крута, быть может, даже круче и упрямее своего бывшего супруга, патриарха Филарета. Жизнь ее – точно езда по ледяным горкам. Счастливая женитьба, материнство, почетное положение боярыни – все в гору-гору, а затем в один момент: опала, ссылка, насильственное смирение, разлука с мужем и с сыном. Словом, с высоты да под горку, без надежды на перемену и с несбыточными надеждами на встречу с домашними. Когда явился Лжедмитрий, все опять изменилось. Правда, жить как раньше уже никак было нельзя: монашеский платок просто не сбросишь. Но ссылка окончилась. Такие перепады закалили характер, заставили дорожить благополучием, не забывая при этом о непрочности бытия» (С).
Дочь царя Федора Иоанновича и Ирины, Феодосия, прожила менее двух лет. Другие беременности царицы были неудачны. У Ксении Ивановны, урожденной Шестовой, и Федора Никитича Романова было всего шестеро детей. В живых остались только Михаил, будущий царь, и дочь Татьяна, которая вышла замуж за князя Ивана Катырева-Ростовского.
Словесный семейный портрет семейства Годуновых (без дочери, царевны Ксении) оставлен одним из чиновников персидского посольства, проезжавшего через Москву в 1599-1600 гг. Борис с семьей вез большую икону и огромный колокол в дар одному из монастырей. За крестным ходом в сопровождении патриарха и высшего духовенства шел царь – левой рукой он вел своего двенадцатилетнего сына, а в правой держал свою шапку. «Позади него шла царица, поддерживаемая с обеих сторон двумя пожилыми дамами. Ее лицо было густо вымазано притираньями, равно так и лица других дам, согласно обычаю страны; телом она очень тучная, глаза у нее глубоковпалые». (пересказывает И. Забелин, «Домашний быт русских цариц», с.144-145).


Трогательная любовь Бориса к сыну Федору известна как одна из его самых лучших черт. По словам Н.М. Карамзина, Борис своего сына «любил до слабости, ласкал непрестанно, называл своим велителем, не пускал никуда от себя, воспитывал с отменным старанием, даже учил наукам: любопытным памятником географических сведений сего царевича осталась ландкарта России, изданная под его именем в 1614 году немцем Герардом. Готовя в сыне достойного монарха для великой державы и заблаговременно приучая всех любить Федора, Борис в делах внешних и внутренних давал ему право ходатая, заступника, умирителя; ждал его слова, чтобы оказать милость и снисхождение, действуя и в сем случае, без сомнения, как искусный политик, но еще более как страстный отец, и своим семейственным счастием доказывая, сколь неизъяснимо слияние добра и зла в сердце человеческом!» (С)


Упомянутую карту, «чертеж земли Московской», царевич Федор чертит в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов», а потом отец и сын вместе ее разглядывают.


Р.Г. Скрынников рассказывает печальную историю, как умер самый старший сын Бориса. Отец напоил его, заболевшего, святой водой, и в мороз сам на руках отнес в собор. Здесь очень виден «страстный отец» - и его горе мы можем себе представить…


Борис был заботливым отцом и для своей дочери Ксении – дал ей некоторое образование, хотел устроить счастливо ее семейную жизнь. Когда в Москве по неизвестным причинам умер датский жених Ксении, Иоанн, царь сокрушался о нем, как о родном сыне.


Требуя от подданных принести сложную присягу его детям, Борис словно предчувствовал, какая страшная опасность грозит им от его недоброжелателей, и стремился защитить на будущее. К сожалению, присяги оказалось недостаточно …


Михаил Федорович Романов также был хорошим семьянином и только в последние годы, как передают современники, отдалился несколько от своей второй супруги, царицы Евдокии Лукьяновны Стрешневой. Объясняли это тем, что царица стала «бесчадною», а ее главное государственной дело было – рожать детей. Всего у Михаила и Евдокии было семь дочерей и три сына, но из сыновей выжил только старший – будущий царь Алексей Михайлович. Должно быть, царица Евдокия была крепко привязана к мужу, если умерла через месяц после его смерти, хотя была много моложе.


Царь Михаил Федорович очень болезненно воспринял неудачу выдать свою дочь Ирину за датского принца Вальдемара - по свидетельству современников, он впал в «меланхолию, сиречь кручину». Скончался Михаил в третьем часу ночи 13 июля, то есть почти сразу после своего дня рождения (прожил он 49 лет). По народным поверьям, близость дня смерти и дня рождения указывает, что человек был хороший.
Наследник Михаила, царевич Алексей, получил порядочное образование в традициях Московского царства того времени - преимущественно связанное с изучением священных текстов. Он полюбил чтение, а от отца перенял тягу к музыке, впоследствии сам писал церковные распевы. В его казне было иноземное платье, которое не могло попасть туда без ведома отца, царя Михаила, но служило оно, возможно, для забав и насмешек, как шутовское.


Сравнивая воспитание и жизненный опыт Алексея и его отца, историк И. Андреев пишет:
«Трудно сказать, насколько был разносторонен социальный опыт молодого Михаила Федоровича. Однако положение служилого человека, пускай и очень родовитого, царского «сродника», стоявшего неизмеримо высоко над массой служилого люда, давало ему возможность общаться со многими людьми, включая самые низы общества. Первый Романов был несравненно ближе к гуще жизни, чем его родившийся в царских хоромах сын». (С), И.Андреев. Алексей Михайлович).


(ч.4)

Политика


Правление Бориса Годунова Московским Царством продлилось в общей сложности 20 лет (13- за царя Федора Иоанновича, и 7 лет – в качестве основателя новой династии). Если царствование Федора Иоанновича воспринималось как благополучное, то последние годы собственного царствования Годунова были горестными – они отмечены голодом 1601-1603 гг. в условиях закрепощения крестьян, что делало его последствия особенно тяжелыми, и нашествием первого Самозванца в 1605 году.


Михаил Федорович Романов процарствовал 32 года, и это царствование подразделяют на три периода:


1) первые 6 лет – 1613-1619 гг. – правят Боярская дума и приближенные царской матери, инокини Марфы, которые широко пользуются моральным авторитетом Земского собора – он часто созывается. Это время продвижения к власти новых лиц, первоначального становления новой династии и небывалых размеров казнокрадства, с которым будет бороться вернувшийся из Польши отец царя, Филарет.


2) 1619-1633 гг. – Филарет возвращается, становится патриархом, убирает временщиков и правит от имени сына, проводя курс на восстановление и укрепление самодержавия. В 1625 г. титул «самодержца» вводится в государеву печать. Боярская дума и Земские соборы теряют значение.


3) 1633-1645 г. – после смерти Филарета вновь правит Боярская дума, куда Михаил назначил новых лиц из числа своих приближенных, в том числе отставленных его отцом, а ныне возвращенных Салтыковых.


Основные направления политики Бориса Годунова (за все 20 лет) и Михаила Федоровича вкратце:

1) В течение царствования Федора Иоанновича правитель подверг гонениям представителей знатнейших боярских родов, пытавшихся противиться его власти. Сделавшись царем, он попытался привлечь крупную аристократию на свою сторону, затем опять стал подвергать опале тех, в ком видел противников (Богдана Бельского, Романовых).


При Михаиле Романове родичи новой царствующей династии заменили у власти старые княжеские роды, бывшие в родстве с Рюриковичами. Шереметевы, Морозовы, Салтыковы сменили Шуйских и Мстиславских. Древнюю аристократию заменили при власти люди, выдвинувшиеся на царской службе и лично близкие к государевой особе. «Смута положила историческую грань между боярской Русью и дворянской Россией». (А.Е. Пресняков).


Кроме того, с восстановлением самодержавия разрослась и усилилась бюрократия, весьма до чужого добра жадная, – приказные.


2) Мера экономической политики Годунова, снискавшая ему самую дурную славу в русской исторической традиции, - закрепощение крестьян, отмена Юрьева дня, в который они могли переходить к другим хозяевам – была продиктована предыдущей политикой и первоначально входила в систему шагов по упорядочению финансов. Возвращение крестьян прежним землевладельцам считалось временной мерой, но затем сделалось постоянным. Одного специального закона об отмене Юрьева дня не было – была именно система постепенно вводившихся мер, которые Годунов продолжал. В 1597 г. указом царя Федора Иоанновича был установлен пятилетний срок сыска беглых крестьян. Считается, что Борис проводил политику в интересах дворян, «служилых людей», тогда как верхи общества – бояре – и его фундамент – крестьянство сделались его врагами. Но в 1601 году, стремясь преодолеть последствия голода, Борис возобновил право выхода в Юрьев день сроком на 1 год для средних и мелких поместий. Это противоречило интересам мелкого дворянства, и, волей-неволей, Борис Годунов, под воздействием обстоятельств, восстановил против себя все слои русского общества.


При Михаиле начале соблюдался 5-летний срок сыска крестьян, кроме Троице-Сергиевой Лавры – ввиду особых отношений с престолом для нее был установлен 9-летний срок. Затем, под давлением дворян, сроки сыска несколько раз продлевались: с 5 до 9 лет для всех, затем – до 10, а для крестьян, насильно увезенных в чужие имения – до 15 лет.


3) Самая отвратительная мера правовой политики Бориса Годунова на исходе его царствования, содействовавшая падению его авторитета – поощрение доносов. В царствование Михаила Романова по почину его отца был основан (1619 г.) Сыскной приказ с широкими полномочиями, который должен был принимать жалобы на «сильных людей», – средство расположить в свою пользу тьмы притесняемых и расправляться с неугодными. Первые процессы в связи со «словом и делом государевым» возникают именно при первом Романове. Колдовские процессы тоже были. Я думаю, что могу понять страх перед вражьими чарами и у Годунова, и у первых Романовых, даже и без ссылки на маниакальное суеверие Бориса – династия-то новая, недоброжелатели есть, боялись сглаза. Чувствовали свою уязвимость.


4) Важнейшая мера церковной политики Годунова в царствование Федора Иоанновича – учреждение Московского патриаршества (1589) – способствовала возрастанию международного авторитета русской православной церкви и в конечном итоге также работала на укрепление власти Московского государя. Федор Никитич Романов, постриженный в монахи по воле Бориса для того, чтобы быть лишенным возможности занять царский престол, в конце концов сделался патриархом. При царе-сыне это дало отцу еще больше власти и позволило определять и светскую, и церковную политику в стране.


5) Борис Годунов предпринимал меры к развитию городов, правда, такие, которые соответствовали логике устройства феодального общества. Михаил Романов покровительствовал столичному купечеству, собравшему большие богатства и участвовавшему в его избрании. Из иностранных купцов Борис оказывал поддержку больше всего англичанам, Михаил – голландцам. Борис в царствование Федора Иоанновича заложил Архангельскую пристань. Михаил из Архангельска начал продавать в Европу русский хлеб, потому что во время Тридцатилетней войны европейские цены на хлеб подскочили.


6) Видимо, то направление политики, в котором больше всего проявилась преемственность между Годуновым и первым Романовым – строительство укреплений на южной границе и колонизация, особенно продвижение на Восток, в Сибирь.


Борис Годунов признается великим градостроителем. В царствование Федора Иоанновича были построены, в том числе, Самара, Саратов, Царицын (назван в честь царицы Ирины), на южной окраине – Воронеж, Белгород, Курск, в Сибири – Тюмень, Тобольск, Пелым (этот город «насадили» угличанами, высланными из родного города в наказание за мятеж, произошедший после гибели царевича Дмитрия Иоанновича, и утверждения, что смерть мальчика была насильственной), Березов, Сургут и другие. Уже в царствование собственно Бориса в Сибири стали строиться Верхотурье (1598), Мангазея (1601), Туринск (1601), Томск (1601).


Помимо этого, были построены каменная крепость в Астрахани (1589 г.) и каменные стены Смоленска (1596 г.) – они сослужат службу в Смуту.


При Михаиле Федоровиче – огромное расширение страны на Восток до берегов Тихого океана, активная колонизация Восточной Сибири, начало освоения ее природных ресурсов. Построены Красноярск (1628 г.), Братский острог (1631 г.), Якутск (1632 г.) В 1621 году в Тобольске была основана Сибирская епархия, при ее содействии начали составлять сибирские летописи. В Москве в 1637 году создан Сибирский приказ – ведомство для управления новыми территориями. Получая от коренных народов Сибири драгоценную пушнину, московский царь принимал меры к тому, чтобы новые местные власти их сильно не теснили: запрещал покупать и продавать, а также насильно крестить местных жителей. В этом отношении политика Михаила также была продолжением политики Бориса Годунова.


7) Борис Годунов много строил в Москве. Это преследовало двойную цель: себя прославить (а если речь идет о храме то, конечно же, прославить Бога) и дать людям работу. В Кремле был построен водопровод, планировалось возвести великолепный собор Святая Святых. При Михаиле каменное строительство возобновилось, для чего был создан специальный Приказ Каменных дел. Значительные территории в Москве в царствование Михаила Романова давались под застройку иноземцам.


В Московском Кремле Борис Годунов надстроил колокольню Ивана Великого, Михаил Романов – Спасскую башню. Два знаменитых «высотных» символа Московского Кремля – памятники двум семьям, враждовавшим между собой.


8) Внешняя политика Бориса Годунова была преимущественно миролюбивой и осторожной как в силу обстоятельств, так и вследствие осторожности Борисового характера. Внешняя политика Михаила Романова была вынужденно осторожной – страна сильно ослабела. Тот и другой унаследовали важную задачу от царствования Грозного: необходимо было вернуть порт Нарву, утраченный в Ливонскую войну, и возродить торговлю из Нарвы через Балтийское море (созданное Грозным и им же загубленное «нарвское мореплавание»). Без него объем торговли с Западом был очень невелик – по Белому морю ходить тяжело, многими опасностями чревато. Борису Годунову-правителю удалось частично пересмотреть в пользу России итоги Ливонской войны. В результате военной кампании против Швеции 1590 года были возвращены города Ям, Ивангород, Копорье, а по Тявзинскому миру – еще и крепость Корела. Но Швеция все же сохранила доминирование на Балтике, а Смута еще отдалила Россию от Балтийского моря, лишив ее устьев рек Невы и Наровы, так что Михаилу Федоровичу для торговли с Западной Европой пришлось ограничиться устьем Северной Двины и Белым морем.


Таким образом, ни Годунов, ни Михаил Романов задачу выхода к Балтике не решили (решил, как известно, внук Михаила Романова Петр). И Борис Федорович, и Михаил Федорович считаются плохими воителями, хотя, видимо, по разным причинам – Борис из-за осторожности, Михаил – по робости характера.


В царствование Михаила Федоровича была сделана отчаянная попытка вернуть России Смоленск, утерянный в Смуту по условиям Деулинского перемирия 1618 года. Инициатором выступил патриарх Филарет, умерший как раз во время Смоленской войны (1632-1634 г.г.). При подготовке была проведена реформа армии, и созданы полки иноземного строя – завербованные за границей военные должны были обучать русских ратному делу по европейскому образцу. Но надежда на иностранцев оказалась плохая: часть их перебежала к полякам. Русский командующий, воевода Михаил Борисович Шеин, в прошлом – герой обороны Смоленска, был окружен с войском в лагере и вынужден капитулировать. По условиям Поляновского мира 1634 года Россия согласилась на утрату Смоленска, но и новый польский король Владислав отказался от титула московского царя. Несмотря на то, что Шеину удалось сохранить армию, в Москве он был осужден и казнен за поражение как за измену – случай беспрецедентный и большая несправедливость. Полки иноземного строя были расформированы и в царствование Михаила более не возобновлялись. Еще одним свидетельством военной слабости после Смуты в конце царствования Михаила стал отказ удержать Азов, захваченный донскими казаками.


И.Е. Забелин сообщает, что при царе Михаиле «завязались самые любезные сношения с Персию». В 1625 г. шах Аббас прислал царю в дар Св. Ризу Господню. Впоследствии в царской казне и на московском рынке появилось много кизылбашских тканей.


9) Династические браки. Новой династии они должны были дать довольно много. Укрепить свое положение, еще возвыситься над боярами, получить основу для международных связей, союзнические отношения…Известно, как Борис Годунов искал жениха для своей дочери Ксении – от Швеции и Дании до Грузии. А наследнику Бориса, Федору, пыталась найти невесту Елизавета Английская. Михаилу Федоровичу, после неудачи его брака с Марией Хлоповой пытались сосватать либо датскую принцессу, либо сестру курфюрста Бранденбургского. Но в то время, после Смуты, международный авторитет Московского царства был уже слишком низок, да и сам Михаил не был расположен жениться на ком-то, кроме сосланной по навету Марии. Обращение в поисках родственных связей к странам Северной Европы могло бы поспособствовать и решению балтийской проблемы.


Однако и при Борисе Годунове, и при Михаиле Романове современники, даже ближайшие к трону, воспринимали затеи породниться с неправославными монархами как царскую блажь.


Несколько менее, чем трагедия Ксении Годуновой, известна печальная история царевны Ирины Романовой, старшей дочери царя Михаила. Отец планировал выдать ее замуж за датского принца Вальдемара, сына короля Христиана IV от морганатического брака. Вальдемар приходился племянником принцу Иоанну, внезапно умершему жениху царевны Ксении Годуновой, а, когда приехал в Москву, он жил в хоромах, построенных на месте бывшего годуновского двора. Царь Михаил и царевич Алексей регулярно ходили к нему туда, изъявляли дружбу и пытались убедить принять православие. Вальдемар был непреклонен, тем более что в Дании русскими послами ему было обещано, что перемены веры не будет. Вокруг резиденции принца усилили охрану, его свите было запрещено общаться в Москве с другими иностранцами, и Вальдемар предпринял попытку к бегству, - неудачную, закончившуюся кровавой стычкой. Российская сторона желала настаивать, но миром – царь Михаил даже приходил вести переговоры на дворе у Вальдемара несмотря на то, что датчане отказались принять его без оружия. Смерть царя Михаила положила конец сватовству, и Вальдемар уехал их Москвы. В 1655 году он погиб, воюя с Речью Посполитой на стороне шведского короля Карла X. Его несостоявшаяся невеста, любимая сестра царя Алексея Ирина Михайловна, умерла в 1679 году.


10) Такой щекотливый вопрос, как допуск в Россию иноземцев и открытие страны для западных влияний. Борис Годунов был готов к этому – он приглашал на царскую службу иностранных мастеров, которые могли стать и учителями: медиков, рудознатцев (Россия нуждалась в освоении своих природных богатств), суконников. Михаил Романов уже после смерти отца-патриарха допустил в страну иностранцев, которые основали первые мануфактуры и должны были готовить русских учеников. Сначала мануфактуры разыскивали руду золотую и серебряную, потом появились оружейники, а за ними – и мастера во многих других сферах. Смута привела к тому, что с одной стороны, страна закрыла двери от Запада как от губителя, доказавшего свою чуждость и враждебность, с другой – она уже не могла их намертво захлопнуть, потому что начавшееся интенсивное взаимодействие остановить было нельзя, а потребность в связях с Европой становилась чем дальше, тем очевиднее. Два первых Романова – и Михаил Федорович, и его сын, Алексей – были охранителями традиций Московского царства, но в то же время испытывали интерес ко всему иностранному, который старались не слишком афишировать.


Заключение


Борис Годунов и Федор (впоследствии Филарет) Романов были врагами, но оба они были энергичными, любознательными людьми, которые не только жаждали власти, но были во многом достойны ее по своим личным качествам. Видимо, не будет ошибкой сказать: власть и государственная деятельность для каждого из них были не только целью, ради которой договаривались с совестью, но жизненным предназначением, которому ни один из них не мог изменить.


Рядом с ними Федор Иоаннович и Михаил Федорович были людьми, лишенными властолюбия по своему характеру, и принужденными подчиняться сильным родственникам без особого сопротивления. Но также, должно быть, не будет ошибкой сказать, что каждый из них имел перед своим сильным родственником преимущества нравственные.


Эти две пары как будто олицетворяют собою то самое единство противоположностей, которое попытался отразить в своей трагедии о царе Федоре А.К.Толстой: человек государственный и человек частный, но внешне облеченный царственным величием. Один ломает совесть, находя оправдания, другой хочет жить по совести. Сильный правитель как будто облегчает жизнь слабому царю, создает ему комфорт и снимает с него ответственность, но кто знает, так ли это безболезненно? Они союзники, они же – и противники, и накопившиеся обиды, противоречия не могут разорвать их союза, который нужен и полезен государству, но причиняет страдания человеку. Держава усиливается, но человек оказывается жертвой. Именно как частное лицо - и тот, чьим именем властвуют, и тот, который властвует, и политический противник, и подданный – потому что, по-научному говоря, общественный интерес доминирует над частной свободой. Но, может быть, это односторонний взгляд. Ведь и для защиты и благополучия частных лиц одно из условий – сильное государство. Другое дело, на каких правилах оно построит свои отношения с частными лицами.


Правление Бориса Годунова при Федоре и царствование Михаила Романова могут быть охарактеризованы как деятельность, направленная на восстановление страны – после царствования Ивана Грозного и после Смутного времени. Собственное царствование Бориса Годунова должно было стать эпохой преобразования страны и послужить к ее усилению – но этого не произошло. Царствование Михаила не могло быть для современников ничем большим, чем эпохой умиротворения, очень относительного, но оказалось – низким стартом для нового высокого взлета.


Естественно, что в политике Бориса Годунова и первого Романова оказалось довольно много общего – они должны были решать во многом сходные государственные задачи, унаследованные от предшественников и не зависевшие от их произвола. Но если пуститься в аллегории и представить себе историю как книгу – а более широко, как произведение – и сравнить ее с известными литературными произведениями на исторические темы, вот что интересно.


Несмотря на несходство темпераментов, и Борис Годунов, и Федор Иоаннович оказались героями трагедий – и в жизни, и в литературе. Федор Иоаннович пережил тяжелое царствование своего отца, гибель братьев, смерть дочери, а с его смертью угасла древняя династия, и возникли предпосылки для Смуты. Царствование Бориса начиналось многообещающе, а закончилось катастрофой: он увидел крах своих многолетних усилий, познал беспомощность, судьба его семьи была страшна. Федору-Филарету выпало много злоключений, но, на мой поверхностный взгляд, он в трагические персонажи не годится - в финале он всех сделал, даже насильственное монашество ему как будто пригодилось.

Михаил Федорович Романов как частное лицо пережил трагедию в частной жизни, и не единожды. В детстве такой трагедией был разгром Годуновым его семьи, в юности весьма нелепо и жестоко сломали первую любовь царя Михаила – для него это, скорее всего, было трагедией, хотя для стороннего наблюдателя может показаться просто мелодрамой. Но в истории царь Михаил оказался второстепенным героем большой трагедии своей страны, который приходит в эпилоге, чтобы получить символический выигрыш – и, словно возвратясь по кругу, еще раз положить начало.


ЯКО РАДУЕТСЯ НЕВЕСТА О ЖЕНИХЕ ВОЗЛЮБЛЕННОМ, ЯКО РАДУЕТСЯ ВЛАСТОЛЮБЕЦ О ЦАРСКОМ ВЕНЦЕ НА СВОЮ ГОЛОВУ, ЯКО РАДУЕТСЯ ДОЧЬ КУПЕЧЕСКАЯ ЦВЕТОЧКУ АЛЕНЬКОМУ, А ШКОЛЯР – ТАТЬЯНИНУ ДНЮ,
ТАКО РАДУЕТСЯ ТВОРЧЕСКИЙ ЖЖ-ЮЗЕР VALYA_15 (Валентина Сергеевна Ржевская), В ПЕРВОМ ЧАСУ НОЧИ ЗАКОНЧИВШИ ПОСТЫ СИИ. АМИНЬ.