Императрица Елизавета Петровна

Дневниковая заметка 24 сентября 2007. Ранее опубликована в ЖЖ.

Старинные русские писательницы: императрица Елизавета Петровна (1709-1761)

 
Описывая в мемуарах свою тетушку-свекровь, от которой, правда, много получила на орехи, племянница-невестка не забывает упомянуть, что та никогда ничего не читала и заумных разговоров не терпела. Долой стереотипы! Современный нам историк, писатель и телерассказчик Евгений Анисимов в своей биографии Елизаветы Петровны из серии ЖЗЛ, которую всячески рекомендую, приводит косвенные доказательства если не вовсе противоположного, то, во всяком случае, некоторой неточности Екатерины.
«Государыня известна как женщина если не образованная, то грамотная. Она бегло говорила по-французски, знала по-шведски и по-немецки. Есть свидетельства, что она читала французские книжки. В те времена французская литература с ее романами о пастухах и пастушках была главной утехой книгочеев – ведь отечественная литература только что нарождалась, и книг на русском, которые можно было не изучать, а читать, лежа на боку, почти не было. У Елизаветы Петровны собралась библиотека. Книги из собрания императрицы хранились в фондах Библиотеки Академии наук. После страшного пожара 1988 года в сгоревшем хранилище, в черной груде обугленных книг, пепла и мокрой грязи, автор этих строк подобрал обложку от одной из них. Некогда изящный свиной переплет не выдержал натиска огня, воды и пара и сварился – сжался и скрючился. Но золотой вензель императрицы и двуглавый орел под ним все же сохранились и нарядно сияли среди этого леденящего душу книжного Чернобыля. Возможно, что когда-то эту книгу держала в руках государыня. Некий любознательный современник, видевший императрицу во время ее поездки по Эстляндии в 1746 году, вспоминает, что он подошел к карете государыни так близко, что рассмотрел лежавшую в ней книгу на французском. Трудно представить, чтобы Алексей Разумовский, ехавший с Елизаветой в той же карете, открывал книгу, да еще иностранную. Читала ее, очевидно, Елизавета» (С).


Дщерь Петрова Елисавет (батюшка звал ее «Лизетка», а, пока была совсем крошка и ползала на четвереньках - «четвертная лапушка»), видимо, была, что называется, «не читатель, но писатель». Екатерина Великая творила во многих формах, но увековечила себя в литературе как неутомимый прозаик. Елизавета песни слагала. (А прекрасный и добрый нравом «Золушок» Олешенька Розумовский играл ей на бандуре. Когда-то мой преподаватель философии, очень вдохновенный человек, объяснял нам, что истинная европеизация России произошла именно через Елизавету и Разумовского).


Историк Казимир Валишевский, автор часто издаваемой монографии «Дочь Петра Великого», язвит по поводу Елизаветиных литературных опытов: «Это стихи императорские» (С), «Элегия на отъезд в Сибирь друга, некстати оттуда вернувшегося» (С). Это он так про возлюбленного Елизаветы-цесаревны, прапорщика лейб-гвардии Семеновского полка Алексея Шубина, которого Анна Иоанновна сослала на Камчатку. Помните исторический телесериал перестроечных времен «Михайло Ломоносов?» Там есть сцена: посреди зимней Москвы останавливаются сани и прапорщик Шубин, став на колени в снег, подносит цесаревне ковш. Дмитрий Виноградов (Меньшиков) снимает шапку с нерасторопного Михайлы и поясняет ему: «Царевна наша, Елизавета…»


До нас дошло два стихотворения, сохранившихся в автографах Елизаветы (одно из них – как раз элегия, навеянная тоской по Шубину) и еще две песни, автором которых ее нарекла молва. Одна – придворная пастораль, другая – любимая народная песня «Во селе, селе Покровском». Наверняка это были не единственные сочинения. Но если поверить и представить, что цесаревна складывала в основном песни, и было это в пору ее «ожидания», в селе Покровском и Александровской слободе, на приволье, в хороводах с девушками, то легко представить себе и это «нечаянное творчество», когда поется оттого, что вокруг тебя поют, и рождаются слова и напевы, о сохранности которых не заботишься, они сами появляются и пропадают…
Все четыре Елизаветиных стихотворения и подробный комментарий есть в Сети. Мне же хочется привести здесь именно текст песни «Во селе, селе Покровском». Елизавете приписывали ее сочинение с 1770-х годов, песня вошла в собрание народных песен П.В. Киреевского. Также с указанием авторства Елизаветы она опубликована в книге «Русские песни XIX века» (М.: ОГИЗ, 1944), составленной профессором И.Н. Розановым.


Мне кажется, что императрицу Елизавету Петровну проще полюбить со стороны и издалека. Если же проявлять любопытство и подползти знакомиться поближе, неминуемо всплывают всякие разочаровывающие несоответствия (ох, чтобы не огрела в сердцах!) Оно, конечно, бывает так всегда или почти всегда, но в случае с Елизаветой это особенно коробит, потому что она производит впечатление довольно цельной личности, двадцать лет ее правления возможно охватить одним стихом или одной строчкой: «Елизавета Великолепная», «Елизавета Блистательная». Пусть и остается такой, никто ей не может помешать – и это никак не хуже, чем быть «великой».


И какая же везучая, какая счастливая (со стороны счастливая), какая любимая судьбой Елизавета Петровна, если даже всего четыре сохранившихся невзначай сложенных стихотворения доставили ее роскошеству еще и гордый энциклопедийный титул «первой русской поэтессы»!


А песня про развеселую девушку из села Покровского, по-моему, очень соответствует тому образу Елизаветы, который сложился в народной памяти. Легко верится, что сложила ее добрая душа, когда радовалась.


Во селе, селе Покровском
Среди улицы большой,
Разыгралась-расплясалась
Красна девица-душа,
Красна девица-душа,
Авдотьюшка хороша.
Разыгравшись, взговорила:
"Вы подруженьки мои,
Поиграемте со мною,
Поиграемте теперь;
Я со радости, с веселья
Поиграть с вами хочу:
Приезжал ко мне детинка
Из Санктпитера сюда;
Он меня, красну девицу,
Подговаривал с собой,
Серебром меня дарил,
Он и золото сулил".
"Поезжай со мной, Дуняша,
Поезжай, - он говорил, -
Подарю тебя парчою
И на шею жемчугом;
Ты в деревне здесь крестьянка,
А там будешь госпожа;
И во всем этом уборе
Будешь вдвое пригожа!"
Я сказала, что поеду,
Да опомнилась опять.
"Нет, сударик, не поеду, -
Говорила я ему,-
Я крестьянкою родилась,
Так нельзя быть госпожой;
Я в деревне жить привыкла,
А там надо привыкать.
Я советую тебе
Иметь равную себе.
В вашем городе обычай -
Я слыхала ото всех:
Вы всех любите словами,
А на сердце никого.
А у нас-то ведь в деревне
Здесь прямая простота:
Словом мы кого полюбим,
То и в сердце век у нас!"
Вот чему я веселюся,
Чему радуюсь теперь:
Что осталась жить в деревне,
А в обман не отдалась!

Обратите, пожалуйста, внимание на этот оборот:


«Ты в деревне здесь крестьянка,
А там будешь госпожа».


Он встречается также в знаменитой песне «Вечор поздно из лесочка…», приписываемой Прасковье Ковалевой-Жемчуговой, графине Шереметевой. Там барин говорит крепостной девушке, которую полюбил:


«Нынче ты моя крестьянка,
Завтра будешь госпожа..»


Должно быть, Параша Жемчугова знала Елизаветину песню, и, как часто бывает в произведениях «устного народного творчества», которые «принадлежат всем», строчка, как вольная птичка, перелетела из одной песни в другую.