Глазастые маски

Глазастые маски 

О "шекспировских фильмах" Акиры Куросавы

Дневниковая заметка 6 сентября 2010. Ранее выложена в ЖЖ.

Приятель, мрачный остряк и всеобщий любимец, в порядке дружеского обмена преподнес мне все фильмы Акиры Куросавы. Увы, когда-то при первом знакомстве я не прониклась "Семью самураями" (хотя сразу зауважала "Великолепную семерку"), но меня, конечно же, очень заинтересовали так называемые "шекспировские адаптации" в японском стиле. Я знала восхищенный отзыв Григория Козинцева о "Троне в крови" ("Макбет") как о, возможно, лучшем шекспировском фильме, им виденном. Актера Тосиро Мифунэ запомнила и зауважала после сериала "Сегун". Когда-то единственный раз смотрела "Ран" ("Король Лир") - после "Времени", поэтому до половины, и запомнила его как страшную сказку. (Чем хороши детские впечатления: можешь, еще не до конца понимая, очень отчетливо запомнить на долгие годы, подобно тому, как запоминаешь слова колыбельной, недоразбирая смысла, и спустя годы узнаешь их по одному звуку). И совсем не давно я узнала о существовании куросавинского "Гамлета" - "Плохие спят спокойно".


Смотрела я их именно в этой последовательности.


Отношения мои с великой культурой восходящего солнца подпортились несколько лет назад, когда я цапнула с полки в супермаркете книгу "Японская мифология", полистала ее, стоя в очереди, и в здравом уме, но при возмущенном разуме, положила ее обратно. Мне попалась на глаза история об охотнике и лисицах. Ребенок охотника был болен, и ему, чтобы выздороветь, требовалась печень лисицы. Охотник хотел застрелить лисенка, но пожалел его и отпустил к родителям. Тогда мать-лисица (см. японская лисица-оборотень) сама убила своего детеныша и послала его печень больному мальчику - из б л а г о д а р н о с т и. Исключительная роль долга в японском мировоззрении мне была известна, но я все же решила, что такую книгу у себя дома иметь не хочу.


После этого я ожидала, что прочтение японским режиссером на японский лад шекспировских трагедий должно быть очень своеобразно. Шекспир, как известно, изображая жестокость, пытается призывать к милосердию (последние слова уходящего со сцены Просперо - именно такая просьба о милосердии, притом "рациональном", прощение за прощение: "As you from crimes would pardon'd be, Let your indulgence set me free" (C)). Куросава, как мне показалось, тоже пытается взывать если не к милосердию, то к пробуждению рассудка: "Люди, одумайтесь, вы себя истребляете!" - но этот голос звучит слабо сквозь свист стрел.


Думаю я, что такое звучание определяет введенный Куросавой во все названные сюжеты мотив кровной мести и отмщения за прошлые преступления, которого не избежать. Карма, карма...Надежды на то, что милосердие вмешается и разорвет круг при таких условиях,...немного.


Лучший, по-моему, действительно, первый, "Трон в крови"/"Макбет". Он, конечно, не для того сделан, чтобы его слушали - я имею в виду, слушали слова, потому что музыкальное сопровождение соответствует и захватывает. После шекспировских или пастернаковских (для примера) стихов уплотненный прозаический пересказ звучит слишком плоско и прямолинейно, идея в устах разумного сына: нельзя же так слепо полагаться на предсказания! - неуклюже выпирает, и вспоминается анекдот про "Ах, как она поет! Давай я тебе напою." Но интересно в этом фильме читать другой текст: следить за зрительными образами и их раскрывать. Разгадывать их особенно не нужно, они простые, но, что называется, воздействуют красноречивым молчанием.
Вашизу и Мики ("Макбет" и "Банко") после встречи с предсказательницей долго кружат вдвоем в тумане, ища дорогу: это туман их мыслей, они не знают, как отнестись к услышанному.


Вашизу и его жена в сцене убийства: танец пары хищных птиц в их общем гнезде, или пары хищных насекомых.


Войско Вашизу, неся гроб, приближается к Замку Паутины: так к замку идет смерть.
Сотни стрел убивают Вашизу: его убивают его страсти.


Замок Паутины поглощает туман, а потом на его месте появляется памятный знак: и за что боролись-то? Все сплывет...


Зрелище это завораживающее, и хочется аплодировать искусному рассказчику известной истории, рассказавшему ее так по-новому. Но вот один штрих: леди Вашизу, уговаривая мужа совершить убийство, замечает, что и их господин ("Дункан") тоже когда-то нарушил долг верности, убив своего господина, чтобы овладеть Замком Паутины. Что же, получается, преступная чета - это орудие возмездия?


Из трех, по-моему, только "Трону в крови" подходит название "шекспировского фильма", потому что два другие - это в большей мере фантазии на тему, набор элементов из шекспировских пьес, сложенных в новую мозаику. А так как сам Шекспир занимался тем же, работая со старыми и известными сюжетами, то Куросава выступает не как его интерпретатор, а как продолжатель. Сюжеты, известные нам как "шекспировские", он пересказывает так, что история совершенно меняется, несмотря на то, что в нее включены заметные "приветы" предыдущему варианту, полуцитаты.


"Нельзя звать душу назад. Ты хочешь причинить господину еще большие страдания?"


"Не мучь. Оставь
В покое дух его. Пусть он отходит.
Кем надо быть, чтоб вздергивать опять
Его на дыбу жизни для мучений?"


У Шекспира "Король Лир" - это трагедия доверчивости и неблагодарности: вот каков был ответ на отцовскую любовь. У Куросавы "Ран" - это трагедия доверчивости и возмездия, так как его "Лир" сам повинен во многих злых делах, (он уничтожил семьи обеих своих невесток, проявляя и коварство, и жестокость), и сыновья его, скоро затеявшие между собой борьбу за место главы клана, имели в нем пример для подражания. Отсюда - линия Соэ и Сарумару, жертв "Лира", чье присутствие пробуждает его совесть и умножает его мучения. Эдмонд, Гонерилья и Регана наказаны. Наказана за свои злодейства и Кайдэ, старшая невестка "Лира" Куросавы, но она также - жертва "Лира", имевшая понятные причины для ненависти. Добрая Соэ простила своего свекра, ни на кого не держала обиды и погибла. Кайдэ хотела уничтожить всю его семью, и ей это удалось. Особый ужас куросавской киноистории в том, что Кайдэ перед смертью торжествует, и смерть не может отнять ее торжество.
Все три дочери Лира ответили на его отцовскую любовь, щедрость и заботу не так, как он был вправе ожидать. Гонерилья и Регана проявили себя известно как, а о Корделии, отдавая должное ее добродетели, я однажды стала думать, что она выбрала неудачное время возмущаться сестрами и демонстрировать свою принципиальность. Отец ожидал от нее проявления любви. Его благополучие дороже, чем повод для урока нравственности. Если Корделию так возмутили лицемерные слова сестер, она могла молча подойти и погладить руку отца, поцеловать его - и этого было бы довольно, отец счел бы ее некрасноречивой, но и не счел бы жестокосердной и неблагодарной, и, самое главное, не страдал бы из-за ее непонятного поведения. Такие жесты подействовали бы даже сильнее слов, и трагедии бы не было. Или трагедия началась бы не с этого. А так получается, что все-таки именно лучшая из дочерей Лира, исполненная любви, доброты и душевной силы, причинила ему, совсем того не желая, первую боль. (Вспомним, как это место сделано в фильме Г. Козинцева). Это вовсе не означает, что я хочу осудить Корделию. Она поступает не так, как "надо", а так, как она может. Она, все-таки, в первую очередь сердце, а не голова, и, к тому же, сама она не смогла бы никогда поступить так, как отец и сестры, поэтому и не предвидела, как они поступят - да и вряд ли она пыталась предвидеть.


Напротив, старшие сыновья "Лира" Куросавы поступают с ним именно так, как его хорошие наследники в политике и быту, и именно об этом заявляет ему младший сын, Сабуро. Странный человек в своей семье - или наследник "лучшей трети" личности своего отца, той, которая под спудом и проявляется редко. В завязке истории изменены многие детали. У Шекспира отец разделил поровну наследство-королевство, у Куросавы он лишь отказался от власти в пользу одного наследника, назначил главного, однако это не предотвратило войну. У Шекспира отец просит дочерей говорить о своей любви к нему, у Куросавы сыновья начинают высказываться сами. У Шекспира Корделия выразительно молчит, у Куросавы Сабуро без приглашения высказывается, да еще как резко. Можно подумать, что в этом мире строгого этикета и почтения к старшим, отец-властелин оскорблен не только внешней черствостью Сабуро, но и его такой возмутительной непочтительностью.


Интересный персонаж фильма Куросавы - советник второго сына "Лира". Он вдохновляет и поддерживает своего молодого господина "на пути жестокого правителя", но он же пытается спасти Соэ. Когда этого, к моей печали, не происходит, можно предположить, что смерть Соэ аналогична смерти Корделии: злодей этой истории, хотел сделать добро, однако это ему не удалось, подобно тому, как умирающий Эдмунд пытается сделать добро и спасти Корделию от исполнения его же тайного приказа, но это ему не удается.


В финале "Трона в крови" предполагается, что Замок Паутины будет унаследован сыном Мики, но зритель узнает, что ныне замок уже исчез. В финале шекспировского "Лира" сохраняется надежда на восстановление и обновление, связанная с Эдгаром и герцогом Альбанским. В финале "Лира" Куросавы ни того, ни другого - слепой, на развалинах замка, утративший Будду. Не то еще стоит, не то вот-вот упадет. Слепой Сурумару остается единственным наследником истребившей себя семьи. Есть еще, правда, соседи "Лира", Аябэ и добродушный Фуджимака, тесть Сабуро. Но непонятно, что удержит их в ближайшее время от распри между собой.


"Кент" Куросавы говорит, что в бедах людей повинны сами люди, и боги их оплакивают, не в силах помешать. Но новый автор вмешался в эту историю таким образом, что вложил в нее еще больше боли.


Когда я в самый первый раз смотрела "Ран", мне особенно запомнился момент, когда "Лир" учит своих сыновей по азбуке Льва Толстого: одну стрелу можно переломать, а пучок не сломаешь, - а младший Сабуро все-таки ломает этот пучок о колено. Не всякая притча - истина.


Собиралась я порассуждать насчет родственных отношений "Ниси" из "Плохие спят спокойно" и Гамлета, и вдруг поняла, что это недолго нужно делать. Потому что почти вся дорога за меня уже пройдена: есть еще один печальный товарищ во мстительных обстоятельствах, у которого много общего с ними обоими, как бы "промежуточный этап" Гамлета и "Ниси", и на него-то "Ниси" куда как больше похож. Зовут его Владимир Андреевич Дубровский. Кстати, сколь я помню очень старую черно-белую экранизацию "Дубровского", она не очень похожа на роман Пушкина, зато на нее похож фильм "Плохие спят спокойно" (потому что и там, и там героя убивают).


Разница в том, например, что Дубровский, полюбив Марью Кирилловну, отказывается от планов мести ее отцу Троекурову, хотя до того замышлял совершить над ним свой первый кровавый подвиг. А "Ниси", внедрившись в семью врага благодаря свадьбе с его дочерью Есико, сперва использовал девушку для исполнения своего плана. Но, полюбив ее, он не может отказаться от мести.


Я скажу, что "Ниси" - это "Гамлет-тритон", или "Гамлет-кентавр" (кто вам больше нравится?): до половины фильма - хладнокровный "Пра-Гамлет" Саксона Грамматика и Франсуа де Бельфоре, с половины фильма, когда его дверца приоткрывается, - гораздо лучший человек, защитник слабых и справедливости. Вначале "Ниси", сосредоточенный на мести и использовавший Есико, производит впечатление жестокого, хотя по существу он спасает человека, принуждаемого к самоубийству.


Потом мы узнаем, что он менее жесток, чем хочет себя заставить. Но все-таки - и я думаю, что это самое важное, что я нафилософствовала об этом фильме - когда "Ниси" упрекает себя в недостаточной ненависти, или недостаточной жестокости, это не то же самое, что упреки Гамлета самому себе в бездействии. Гамлет совершает жестокие поступки поневоле, он запрещает себе быть жестоким иначе, чем на словах, когда идет говорить с матерью. Он достаточно ненавидит Клавдия, но для него важно не уподобиться Клавдию, не подпасть под власть зла. А "Ниси", видимо, думает, что безоглядная ненависть придаст ему волю к действию.


Месть "Ниси" совершается, но уже после его смерти, когда дети его врага-"Клавдия" отказываются от отца, и тот оставляет свой пост.


Самое главное, на что я смотрела в фильмах Куросавы, - лица актеров. Живые лица, превращающиеся в маски старого японского театра. Маски, обязательная часть которых, - выразительные глаза. (Даже лицо слепого Сурамуру кажется лицом человека, чей взгляд постоянно потуплен). Лицо "Макбета", увидевшего призрак "Банко", ровное лицо Кайдэ, лицо "Лира" среди стрел и огня, лицо человека, который готовился умереть, а теперь живой смотрит на свои похороны.


И сейчас я думаю, что цель всего этого искусства - показать человеку его лицо в маске, живущей не одно столетия, чтобы те чувства и страсти, о которых он, может быть, и не подозревал, предстали обнаженными.