Форма ответственности

Дневниковая заметка 28 октября 2017. Ранее выложена в ЖЖ и на Вордпрессе.


Форма ответственности

Пополнилась моя видеотека несколькими спектаклями RSC — Royal Shakespeare Company. Смотрю я их потихоньку. Сделаю заметку о спектакле по хронике «Генрих V» (stage direction Gregory Doran, starring Alex Hassell, 2015). Спектакль считается удачным. Заметка об одной из интересных постановочных неожиданностей.


Для начала: костюмы в спектакле — двух видов. У главных героев стилизованные средневековые, у второстепенных — эпохи Первой мировой. Это расширяет исторический контекст действия, очень большим новаторством само по себе не являясь. Сокращения текста небольшие. Cпектакль не военно-патриотический, а скорее антивоенный, главная тема в нем — слова Пистоля: «And sword and shield, In bloody field, Doth win immortal fame» («Меч и щит в кровавом поле выиграют бессмертную славу»). Но эта самая «immortal fame» обманчива: она может быть ужасной, она достается мертвецам. Вероятно, поэтому главный герой очень нравиться публике не стремится. Он выглядит как человек, который тем более должен доказать и подданным, и противникам свою силу, чем сам лично он чувствует свою слабость. Генрих — не только военачальник, но такой же мученик войны, как его солдаты. Хотя он бывает страшным, когда это от него требуется, ему можно сочувствовать, когда сопоставишь его с двумя персонажами, противостоящими ему в спектакле. Это сытенький архиепископ Кентерберийский, который отправляет его на войну ради сохранности своих доходов, и гладенький щеголеватый дофин, который воспринимает войну как игру (и наказан за это позорным поражением). Есть и другие яркие исполнители: например, Флюэллен и Пистоль. Так как в этом спектакле есть сцена с убийством пленников, то показано, как Пистоль в соответствии с приказом умерщвляет того самого пленника, которому обещал жизнь за выкуп. При объявлении количества жертв с каждой стороны настроение сцены — не восхищение собственной победой, а скорбь.


Значит, смотрю я эту постановку с мыслью: все хорошо, но особых неожиданностей (для меня) не будет. Как раз тогда, когда мое внимание по этой причине снизилось, на подмостки выскакивает сюрприз.


В спектакле есть та сцена, где переодетый Генрих и солдат Майкл Вильямс, настроенный критически по отношению к генрихову пониманию королевских обязанностей, меняются перчатками, чтобы потом, после битвы, драться между собой, и есть она со всеми продолжениями: Генрих подставляет по кулаки Вильямса Флюэллена, а затем интрига рассекречена, все мирятся и Вильямса по приказу Генриха награждают. И вот, король раскрыл свое инкогнито. Вильямс в крайне неудобном положении. Он оправдывается тем, что Генрих был не в своем настоящем виде, когда выслушал грубости от Вильямса. И после слов: «Я прошу Ваше Величество, простите меня,» Вильямс склоняет голову.


А потом выпрямляется и дает Генриху по физиономии. Так, что тот отлетает на руки приближенных и застывает с удивленным взглядом под хохот публики.


Таковое развитие текстом пьесы не предусмотрено. Наверное, часть зрителей ждет, что Генрих как-нибудь ответит за … элементы политического коварства в своем поведении. Вообще, за то, что в нем может не нравиться. За приказ об убийстве пленников. За противоречивость геройства. Не потом ответит, после окончания действия пьесы, а прямо сейчас. И эта часть публики рада. Но, кто знает, может быть, и дальше произойдет заранее не прочитанное? Когда Генрих медленно произносит «Дядя Эксетер…» он явно соображает, что ему приказать дальше — и не прикажет ли он сделать из Вильямса отбивную?


Но нет. Генрих с честью выходит из сложившегося положения. На неожиданный жест надо ответить большей неожиданностью. «Дядя Эксетер, наполните эту перчатку кронами и отдайте этому парню» — в соответствии с текстом пьесы. И Генрих обнимает давшего ему пощечину солдата. Хал, завсегдатай таверн, воскрес. Им таки есть за что восхищаться. Хотя бы за то, что он умеет и поражения преобразовывать в свою пользу. А может быть, король искренне благодарен солдату за то, что тот воскресил в нем Хала?


Ближе к финалу было еще одно большое интересное решение. Касалось оно образа королевы Изабо, которую здесь играет известная актриса старшего поколения Джейн Лапотейр. В сцене открытия переговоров о мире в Труа ей перепоручили монолог о бедствиях войны, который по тексту пьесы должен произносить герцог Бургундский. Во-первых, исполнительница показывает свою декламаторскую силу, во-вторых — характер действующего лица обогащается.


Дальше Генрих и Кейт женятся, Хор произносит заключительное слово. А оно, как известно, — о том, что результаты побед Генриха будут утрачены. Зритель вправе сделать вывод, что все-таки история играет людьми — и рядовыми, и полководцами. Спектакль достоин внимания тех, кого интересуют и тема, и мысль.