Воспоминание о радуге

Дневниковая заметка 7 июня 2014 г. Ранее выложена в ЖЖ.

Воспоминание о радуге 


Я не могу припомнить много раз в своей жизни, когда я видела радугу. Это оттого, что я - не наблюдатель за природой. Один случай был на набережной в Ялте, когда мы с родителями единственный раз ездили в Крым - около десяти лет назад.


Особенностью того лета было мое плохое настроение: мне никуда не хотелось ехать. Поэтому я была готова придираться к чему угодно и предубеждена заранее и без дополнительных просьб против всего, что могло показаться неубедительным. Вспоминая эту поездку, я думаю о том, что много мелочей произошло тогда со мной впервые.


Я привыкла к тому, что, оставив киевский вокзал, поезд с правого берега Днепра на левый идет в черте города. Мне даже казалось, что у пассажиров существует специальная церемония, которую осуществляют, не сговариваясь, если не все, то несколько поколений: помахав через окно своим провожающим, оставаться в коридоре и смотреть на Днепр и уплывающий назад правый берег - золото и зелень, блестящую Лавру, купола, Родину-Мать с воздетыми руками.... В этот раз поезд впервые в моей жизни пересекал Днепр не в Киеве, а в другом месте, уже в отдалении от него и ночью, когда я спала "неровным" поездным сном. Поэтому я запомнила переезд не как то, что показывают за окном, а как то, что происходит со мной и с вагоном: вдруг ставшее медленным движение и перемещение световых пятен по стенам.


Мы приехали в Симферополь, и здесь я впервые за долгое время услышала, как поезд встречают песней. Должно быть, считалось, что на поезде приезжают в основном туристы, а им начать отдых с песней будет приятнее. Песня посвящалась городу Симферополю, и жанр ее, наверное, стоит определить как Туристический Марш. (Т.е. марш, под который бодрые туристы с лучшими ожиданиями должны отправляться в места дальнейшего отдыха. Очевидно, что большинство гостей города в момент прибытия поезда заняты волнительными вещами, не позволяющими прислушиваться к гостеприимной арии, так что дополнительный заряд жизнерадостности от нее получает меньшинство). Несмотря на то, что назначение песни было - приветствовать, я запомнила из нее только финал последнего куплета, в котором речь шла о будущем расставании.


"И Симферополь - ворота Крыма -
Тебе прощальный привет пошлет!"


Из Симферополя мы отправились в Алушту на одном из автобусов "с хорошей обзорностью природы Крыма". Это было новое выражение, которое я тогда запомнила. Означает оно, что по пути следования автобуса будут видны красивые крымские пейзажи, позволяющие еще до прибытия на место назначения составить представление о природе полуострова. Ожидание автобуса составило сюжет отдельной истории, но даже если бы сейчас я помнила ее хорошо, рассказывать все равно не имело бы смысла: напряжение потребовалось большое, но история вышла бы скучная.


Позднее, поездив по Крыму на маршрутках, я отметила две мелкие бытовые подробности. Обилие кипарисов на кладбищах - кипарисы здесь используются в соответствии со своим предназначением, некогда вычитанным мной в книге греческих мифов. И крошечную зеленую книжечку, которая висит иногда у водителей маршруток за передним стеклом, там, где обычно висят иконы, крестики или четки - рядом с ними или вместо них. Я поняла, что книжечка эта изображает Коран.


В Алуште я впервые увидела множество граждан всех возрастов, на все лады спрашивающих "Вам жилье не нужно?" При таком обилии предложений выбирали мы долго и осторожно. Дама - деловая посредница, при помощи которой мы все-таки выбрали, заслуживает отдельного благодарного упоминания, не только потому, что предложенное ею жилье нас устроило, но и потому, что выглядела и вела она себя в точности так, как если бы была ярким эпизодическим персонажем в каком-то фильме о летнем отдыхе. Она отличалась энергией, общительностью и уверенностью в себе, которая должна была передаться клиентам и отбить у них желание искать что-нибудь еще. А облечена она была в светло-сиреневый сарафан и соломенную шляпку с Большими полями, а на шее у нее висела нитка бус, не помню из чего и не помню какого цвета, но крупных, как ягоды клубники, и соответствующих ансамблю.


Хозяйка наша была родом из Умани и говорила по-украински. У нее, как мы выяснили при знакомстве, было два сына, оба - на заработках. Одного из них мы скоро увидели: он приехал с женой и тещей из Москвы, а так как квартира у хозяйки была маленькая, мы невольно доставили воссоединившемуся семейству неудобства. (О чем я сожалею, так как нам наши хозяева никаких неудобств не доставили и с жильем сложилось все хорошо).


Прожили мы в Алуште дней пять и почти каждый день ездили куда-нибудь на автобусе или на "морском трамвайчике". Я была настроена ворчать, но как только начались выезды "по достопримечательностям Крыма" успокоилась: мне нравится отдых с "историко-культурной программой".


С самого начала мы пошли гулять в Алуште по набережной. Из этого дня я больше всего запомнила чаек совсем близко и большую толпу гуляющих. Так как мне непременно нужно было вообразить какое-нибудь первое впечатление, я думала, что и гуляющие, и дыхание моря случайно попадают в такт одного вальса-бостона из 1980-х годов, который, понятное дело, на набережной в тот вечер не играл, и мелодию которого, должно быть, мало кто из гуляющих помнил...Мне казалось, что мы гуляем на фоне огромного смятого листа "серебряной" бумаги, и он чуть колышется: море, как и небо, было сероватым, и собирался дождь.


Чтобы купаться, мы отправлялись в самый дальний конец алуштинского пляжа, известный как "Профессорский" или "Рабочий уголок". Независимо от того, профессора или рабочие его предпочитают, название "уголка" он совершенно заслуживает. В нем могло бы быть не так тесно и более чисто...но мы купались там.
В воде возле берега лежали большие камни, покрытые водорослями. Помню, как-то устроилась я на одном, а в это время некая тетя-мама заводит в море своего мальчишку - первоклашку, а может, и моложе.


- А правда, что здесь есть валуны? - обращается он ко мне.


- А вот я на нем сижу. Дай мне ручку, и я покажу тебе его под водой.


- Я лучше ногой, - ответил начинающий исследователь, смело протянул ногу, пощупал ею камень, на котором я сидела, и остался доволен открытием. После этого он пошел плавать даже с большей охотой. Мне почему-то было приятно разговаривать с этим мальчиком, который не боится первый заговаривать с незнакомой, еще и сидящей на камне (вдруг я замаскированная русалка, в самом деле?)


Первого в своей жизни живого дельфина я видела, когда мы на морском трамвайчике ездили в Генуэзскую крепость. Как раз во время увлеченного рассказа сопроводительницы о достопримечательностях побережья над водой мелькнул хвост.

Публика рявкнула "Дельфин!" и рванула к борту.


- Дорогие друзья, - наставительно заметила сопроводительница. - Я понимаю, что вы увидели дельфина, но если и дальше так будет продолжаться, мы до Судака не дойдем.


На подходе к Судаку я рассматривала скалы. Они сменялись вдоль борта, каждая - со своим каменным рисунком, которому можно было бы придумать, что именно он изображает, и допридумать его до конца, но все было бы мало. Они были - как неоконченные наброски для большой картины, и смысл был в том, что они только казались неоконченными. Там жило какое-нибудь таинственное страшилище, и глядя на его воображаемые логова и следы, можно было угадывать, какое оно - но мы видели не его, а дельфина.


В Судаке как раз собрались любители исторической реконструкции. В Генуэзской крепости нас ожидал рыцарский фестиваль, и присутствие на нем туристов всячески приветствовалось. Но к тому моменту, как мы влезли в крепость - а она возвышается на почтительной высоте над морем, - большое показательное сражение уже было окончено. Любопытные, однако, не так уж много потеряли, потому что могли наблюдать поклонников реконструкции в камерных спектаклях, рассыпавшихся по разным уголкам большого крепостного двора. На одной из сцен происходили поединки рыцарей - правда, пеших - в латах. Выглядело это захватывающе даже для непосвященных, но, так как распорядитель турнира объявил "По условиям победитель имеет право жениться на любой", мы с мамой быстренько ретировались как не имеющие чувства юмора.

Наблюдая за участниками мозаического действа, я поняла, что костюм - это еще не образ, и что костюм без образа - это издевательство. Скорее всего я просто не была готова разделить чужой праздник (в особенности после того, как одушевленная желанием его увидеть лезла в гору по жаре). Но кроме того меня поразил масштаб движения: один мальчишка прибыл даже из Владивостока и удивил этим сообщением даже главного ведущего, одетого не то менестрелем, не то Караколем: "Ну ты и забрался, я тебе скажу!"


Лучше всего в Судаке я запомнила вид из Генуэзской крепости на море - великолепное сверкающее море.


Сопроводительницу экскурсии в Судак необходимо помянуть добрым словом как человека, состоящего на мало благодарной, но нужной работе. По дороге туда мое слушательское отношение к ее насыщенному рассказу балансировало на тонкой грани между увлечением и раздражением. Легенды и происшествия, связанные с побережьем между Алуштой и Судаком, таковы, что трудно изложить их системно: рассказчику приходится скакать туда-сюда во времени и резко перемещаться между вымыслом и реальностью (и все это должно происходить быстро). Но по дороге обратно выяснилось, что не лишним был голос, отвлекавший внимание пассажиров от покачивания судна, а голос этот как раз теперь молчал. А качка была, и впечатление от нее у многих усиливалось еще и страхом тошноты. Поэтому для того, чтобы дойти до Алушты с достоинством, потребовались выдержка и валидол.


В Алуште я видела небольшой шторм, и это тоже был первый в моей жизни морской шторм. На пляже запрещено было купаться, но бывшие купальщики выходили на мостки и смотрели, как вокруг них взлетают и падают высокие темные волны. Это не было по-настоящему страшно - только шумно.


Из культурно-просветительских мест, которые мы посетили в ту поездку, мне больше всего понравился Ливадийский дворец. Даже не потому, что он красивый, и не потому, что он меня занимает с профессиональной точки зрения, и даже не потому, что с ним связана трогательная история с трагическим финалом. Все это привлекало меня, когда я туда собиралась. Посетив его, я нахожу, что дворец - уникальное в своем роде место. (Хотя бы среди тех, которые я видела до сих пор). Небольшой дом, в котором сосуществуют на близком расстоянии и пересекаются три разных мира. Один - это мир дома большой семьи. Другой - мир большой политики. Третий - мир сказки (потому что здесь еще и снимали "костюмные" фильмы). Каждый из этих миров вроде бы - сам в себе, и все же они взаимодействуют. Это примерно настолько же поразительно, как если бы в одной комнате вдруг собрались люди из трех порядочно отдаленных друг от друга эпох - но каждый из них жил здесь и может считать этот дом своим. Они не современники, но они соседи.


Фотографируется человек на скамеечке, где когда-то сидела Маргарита Терехова, то есть графиня Диана, она же "Собака на сене": "Любовь, зачем ты мучаешь меня?" При этом взгляд его падает на фонтан посреди дворика. Фонтан этот стоит на месте, где фотографировалась "большая тройка". И, если вы любите кормить ваше воображение, подумайте, что графиня де Бельфлор и трое победителей - люди из совсем разных миров, но в этом месте их взгляды встречаются.


А когда вы подниметесь в верхний этаж, вам еще и третью историю расскажут... Мы очень долго стояли в очереди за билетами, которая продвигалась вперед маленькими отрезками. Когда мы уже приблизились к кассе, в открытую дверь служебной части был виден кусок лестницы. Я воображала, что на этой лестнице стоит невидимая царица и смотрит, какие люди пришли в ее дом.


Еще я помню, как мы сидели в Гурзуфе в парке - в богатом южном парке. Мы там фотографировались на память со скульптурой юноши-Пушкина, но кроме нее там еще был бюст его же, на постаменте которого некий юморист, решивший поиздеваться над культурным наследием отечества (потерпИте), нарисовал мужское достоинство. Так, как его изображают на античных гермах - столбиках с головой Гермеса.


Вспоминаю я об этом сейчас не для того, чтобы ввернуть скабрезность, а потому, что неизвестный шутник пошутил остроумнее, чем он сам думал. Вряд ли он знал, что Пушкин Гермесу - родственник. (Или, может быть, знал...)


Говоря о скульптуре, упомяну еще одно мое маленькое тогдашнее открытие - невозможно обойти его вниманием. К моему удивлению (радостному), одним из символов Крыма оказалась Масяня. Ей наскучили Египет и Амстердам, и она решила отдыхать в Крыму. Керамические фигурки Масяни с игривыми и душевными надписями на пузе продавались в Алуште повсюду. Иногда Масяня была представлена вместе с неверным своим Хрюнделем прямо в постели (но в приличной позе) и с надписью, коли я верно запомнила: "Блин! Секс и Крым - неразделимы!"


Не знаю, пользуется ли еще знаменитая петербурженка в Крыму успехом, но тогда с очевидностью считалось, что она должна им пользоваться (и безо всякого уважения к авторским правам).


Насчет скульптуры Пушкина в Гурзуфе. Встретилась нам возле нее группа удививших меня туристов, молодых развязных ребят. Они с большой готовностью полезли фотографироваться с изображением национального поэта, и вели себя при этом фамильярно - нацепили ему очки от солнца. Но при этом сообщили нам, что Пушкин - это не только национальный поэт и солнце русской поэзии, но и вообще единственный русский поэт подлинно народной любви и мирового масштаба. С чем я, при всем уважении и восхищении, согласиться не могу. (Пушкин, ты знаешь, что я тебя люблю. Не сердись!)


Еще раз мы ездили на "морском трамвайчике" к скале, где стоит "Ласточкино гнездо". К самому "Гнезду" мы не лазили, а остались сидеть в пустом салоне. И тогда я видела, как на море начинается дождь...


Да, насчет радуги. Я же собиралась вспомнить, как мы видели радугу в Ялте. Мы гуляли на набережной и из-за чего-то поспорили. Я смотрела на горы и облака, и думала, что вижу типичный "крымский видик" (как вы понимаете, я опять хандрила). В это время началась гроза, и мы вместе с прочей публикой набились в маленький магазинчик. Покуда надо было пережидать, публика развлекалась, наблюдая двух обезьянок, которые фотографируются с туристами на набережной, а сейчас тоже спасались от грозы. Они попали в руки двум продавщицам, которые их знали и под присмотром их хозяина стали тискать на прилавке. Обезьянки вели себя совсем по-разному. Одна, спокойная, попробовала уснуть и имела вид измученного жизнью мудреца, удаляющегося от суеты в мир сновидений. Это если шутить - а если серьезно, мордочка у нее была страдальческая; ей словно бы хотелось порвать множество нитей, чтобы ее не беспокоили. Девушка, в чьи руки она досталась, осторожно ее поглаживала. Другая обезьянка возилась и давала сольное представление. Слишком сильно она не дергалась: устала и, кроме того, ее держали. Соль зрелища была в том, что нельзя было смотреть на одну из обезьянок отдельно и не замечать при этом другую. Они обязательно попадали на "картинку" вдвоем, и вы видели сразу и ту, которая пыталась временно уйти от мира, и ту, которой еще не надоело мир познавать.


Потом гроза прошла, мы вышли опять на набережную и увидели солнце, горы и радугу.


Но, вспомнив радугу, нужно вспомнить еще и звездопад. То есть - метеоритный дождь.


Как это часто бывает со мной, я услышала о дожде случайно, и сперва не хотела смотреть, но потом все-таки решила. Родители уснули, а я стояла поздно ночью у окна и ждала, когда будут падать звезды. Что я тогда задумывала - не помню совсем, а потому уверена, что не меньше половины жизненно важных вопросов впоследствии оказалось совсем не нужной ерундой.


Но как именно стали "падать звезды" я помню очень хорошо, еще и потому, что по неопытности сначала приняла за них огоньки пролетающих вдали самолетов. Когда появились настоящие, не узнать их и перепутать уже было нельзя: настолько больше и ярче они были, и зажигались так, как будто их стряхивали с неба, а они спешили "упасть": "Сейчас иду, иду!" Они чертили в темном небе короткую кривую, как кусочек нитки, и сразу гасли. А я считала, сколько появится новых, прежде, чем я медленно досчитаю до двадцати пяти, и не хотела, чтобы только что появившаяся "падающая звезда" была последней.

Иллюстрация: рыцарский фестиваль в Генуэзской крепости, август 2004 г.