Улыбка господина барона

Улыбка господина барона
Дневниковая заметка 10 октября 2011 г. Ранее выложена в ЖЖ и на Вордпрессе со многими иллюстрациями - кадрами из фильма.

Запоминается последняя фраза.

Штирлиц — садовнику Мюллеру.


Господа и некоторые все же товарищи! То, о чем я собираюсь размышлять ниже, вероятно, не понравится многим. Однако, видимо, судьба такая, и если кто-то должен был рано или поздно выступить в роли заумной идиотки, пытающейся ухватить за крылья крылатые слова и нападающей на общепризнанно прекрасное, то пусть это буду я. Мысли, которые желаю изложить, в последнее время тревожат меня настолько сильно, что не только кушать мешают, но даже и проверке работ любимых студентов препятствуют. Запишу их, и пусть отстанут!


Мои друзья и знакомые чаще всего любят фильм «Тот самый Мюнхгаузен». Я его тоже очень люблю и, признаться, как можно не любить его, не представляю (Однако есть и такое — но это не моя тема). По этой причине мои друзья, знакомые и друзья моих друзей очень часто цитируют всеми способами, доступными современной цивилизации, Последнее Слово господина барона, улетающего на Луну.


«Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Умное лицо — еще не признак ума, господа: все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!» (С)


Поскольку в моей жизни наступил, видимо, период переоценки ценностей, я поняла, что эта фраза (в с я эта фраза) мне не нравится, и ее постоянное там и сям повторение вне первоначального контекста я больше не могу выносить, не возражая. Не все, что блестит — золото (кое-что из этого, правда, бриллианты, например, но сейчас это не моя тема) и не всякое остроумие умно. Господина барона я считаю очень умным и не только умным человеком, но его знаменитые последние слова, привлекательно парадоксальные, нахожу не выражающими истины.


Улыбаться призывали и помимо господина барона — «Smile, though your heart is aching» только один пример. Преувеличенную серьезность, помимо господина барона, кто только не осуждал. Правда, если вспомнить весь фильм с самого начала, создается впечатление, что сам господин барон — довольно серьезный парень. Серьезно влюблен в Марту и серьезно хочет на ней жениться — хотя иметь любовницу ему НИКТО не запрещает, а вот жениться — это аморально. Серьезно утверждает, что тянул себя за волосы — в смысле «напрягал все силы, заставлял себя выйти за пределы обыденно-возможного»: во-первых — как мыслящий человек, во-вторых — дело-то было в бою с турками. Серьезно написал книгу о своих действительных приключениях и очень серьезно воспринимает «редакторские правки», искажающие его рассказы. День тридцать второе мая он не «выдумал», а именно «открыл» — и может доказать его существование. Даже олень с вишневым деревцем на голове, появляющийся в самом начале фильма, подтверждает: господин барон и не врет, и не шутит, чуть-чуть баламутит. Сказано же — «самый правдивый человек на земле!»


Да господин барон не только самый серьезный человек в фильме, он еще и зануда редкий! Время от времени порывается морализаторствовать: «Вы, служитель церкви, предлагаете мне жить во лжи!» «Правдой нельзя оскорбить». «Да здравствует развод, господа! Он устраняет ложь, которую я так ненавижу!» Без преувеличения, господин барон так же страстно и искренне высказывается против лжи, как главный герой четырех книг с названием «Евангелие». О котором в одном апокрифическом описании внешности было сказано, что он иной раз плачет, но не смеется никогда. А поучает «с радостной серьезностью». (Я предполагаю, что когда господин барон пытается объяснить своему, так сказать, другу-бургомистру, откуда взялось тридцать второе мая — это тоже «радостная серьезность»).


Но ведь господин барон, оставаясь серьезным, и улыбается, и смеется, и даже иногда гримасничает. И дом свой он считает чудесным потому, что «здесь весело». (Во всяком случае, барону, Марте и Томасу здесь точно не скучно). И зрителям не скучно с господином бароном, мы стремимся к нему, не устаем от его популярности, хотим видеть и слышать. Что же меня не устраивает? — Только фраза. Сказанная именно этим человеком и с таким удовольствием повторяемая за ним.


«…Вы слишком с е р ь е з н ы. У м н о е лицо — еще не признак ума, господа…»


Ни из чего не следует, что «серьезность» и «ум» — это совершенно одно и то же. Если вы не такой буквоед, как я, не пугайтесь, пожалуйста (предупреждала): я нарочно полезла в «Словарь синонимов» Евгеньева и «Толковый словарь» Ушакова на тот случай, если я недостаточно чувствую русский язык. «Серьезный» и «умный» — это не синонимы. Хотя бы согласно этим изданиям. Синонимами «серьезного» могут быть «вдумчивый» и «глубокомысленный» — это уже ближе, но все-таки не то же, что «умный»: можно честно погружаться глубоко в неглубокие мысли. Относительно. Синоним «серьезного» — это «нешуточный», «нелегкомысленный». Но согласно тому же фильму — что важнее словарей — умный человек должен уметь и смешить, и смеяться. И сумасбродствовать. Господин барон пытается это доказать на личном примере, потому что в это он верит. Диалог с Мартой после ухода священника:


«- Может быть, тебе не стоило начинать с Софокла? И с уткой в этот раз ты тоже…перемудрил.

— Хотелось его развеселить. Мне сказали — умный человек.

-Но мало ли что про человека болтают…»

«Умное» лицо — не обязательно «серьезное».

Даже и к оригинальной фразе Григория Горина в пьесе и киносценарии (но не в фильме) «Вы слишком с е р ь е з н ы. С е р ь е з н о е лицо — еще не признак ума, господа» и т.д., если уж желать придираться, можно придраться на том же основании «упрямого нюанса». Быть и «иметь лицо» — никак не одно и то же. Мало ли на свете серьезных людей, вводящих окружающих в заблуждение своими несерьезными лицами?


Что умный человек может быть веселым, что веселый человек может быть не понят и отвергнут обществом (или другим человеком) именно за свою веселость, а между тем быть «повыше прочих» — тоже мысль, которая уже высказывалась так, что услышали. Грибоедов — о Чацком: «Сначала он весел, и это порок: «Шутить и век шутить, как вас на это станет!» Но о том же Чацком, как и о господине бароне, нельзя сказать, чтобы он всегда был весел или неизменно острил, и сам Чацкий не хотел бы, чтобы в нем видели только насмешника или любителя одних забав:


«Ах! Боже мой! неужли я из тех,
Которым цель всей жизни — смех?
Мне весело, когда смешных встречаю,
А чаще с ними я скучаю». (С)

«Когда в делах — я от веселий прячусь,
Когда дурачиться — дурачусь,
А смешивать два эти ремесла
Есть тьма искусников, я не из их числа» (С).

Но самое главное, что заставляет меня сопротивляться обаянию классической фразы — это ее парадоксально звучащая «сердцевина». Если многие глупости на земле делаются с умным лицом, то с глупым их делается никак не меньше. Пастор, бургомистр и герцог делают глупости с «умными» лицами, но, не правда ли, у юного Феофила, энергичного наследника Мюнхгаузенов, не такое выражение лица, какое подойдет для «бюста Сократа»? ; А ведь в этом фильме на что-то нужен и он. И очень много треску производит.


И неправда, как можно было бы предположить, что улыбка — всегда спутник именно «умного поступка». Марта дирижирует их маленьким домашним оркестром, Марта улыбается, Марта — счастлива. Карл пошел на компромисс, им позволят венчаться! Как же ей не радоваться? Но ее любимый заперся у себя и ему настолько плохо, что он даже подумывает о смерти. А любимая, умная, добрая, чуткая, которая до сих пор всегда понимала, не понимает теперь.


Чтобы оспорить суждение об умном или серьезном лице и глупостях, достаточно бывает оглядеться вокруг и иногда посмотреть в зеркало, но нет — предпочитают цитировать господина барона. Уж больно хорошо сказал.


Собирать цитаты полезно: на каждое красное словцо найдется не менее прекрасное, но с противоположным смыслом. В доме у господина барона висит портрет его друга-англичанина. Они и встречаются, и переписываются — они уж точно нашли общий язык: язык парадоксов. Что характерно, оба писатели, но ложь не любят — ох, как не любят. И оба остряки страшные. Так вот, этот английский друг одному из своих самых известных персонажей подарил следующую реплику:


«…Я это запишу —
Что можно улыбаться, улыбаться
И быть мерзавцем!»


Не так много на свете невозможного, но что совершенно невозможно — это чтобы господин барон не знал это высказывание и не обсуждал его вместе с господином актером. Другое дело, что им обоим, должно быть, это явление казалось невероятным.


Шекспира мало — можно Макаревича добавить:


«Кукол дергают за нитки,
На лице у них — улыбки
И играет клоун на трубе…»


Да и в самом фильме есть фрагмент, как будто полностью противоречащий финалу. Он, правда, не об улыбке, а о смехе. Разговаривают Томас и барон:


«Томас: — Говорят, ведь юмор — он полезный. Шутка, мол, жизнь продлевает.


«Садовник Мюллер»: — Не всем. Тем, кто смеется — продлевает, а тому, кто острит — укорачивает». (С)

Тоже парадокс, но слишком неприятный, чтоб его так же часто цитировали. Но, к сожалению, ему можно много найти подтверждений. Сколько и в жизни, и в искусстве знаменитых комиков, чьи роли оканчиваются трагически…(Мой любимый пример — Меркуцио в «Ромео и Джульетте», можно вспомнить еще легион). Да и господин барон, не считая того, что с Луны он непременно вернется, принадлежит сюда же. Если бы он все время только улыбался, как карнавальная маска, и потешал зрителей клоунскими выходками, если бы мы с самого начала видели в нем только весельчака и «эксцентрика» и никогда не видели его ни страдающим, ни серьезным, может статься, наше восприятие роли было бы другим. Во всяком случае, это был бы «другой Мюнхгаузен».


А как замечательно, как потрясающе красноречиво — хотя редко — улыбается фрау баронесса Якобина!


Как она на Марту смотрит: сейчас я тебя, девочка, съем! «Не торопитесь становиться вдовой Мюнхгаузена. Это место пока занято». А в сцене «в полночь у памятника» есть момент, когда барон и баронесса стоят один против другой и замечательно улыбаются оба.


Но станет ли кто-нибудь утверждать, что фрау фон Мюнхгаузен глупа? Это же великолепная женщина! И знает, чего хочет, и добиваться этого умеет, и фехтует, и напролом к герцогу входит, и ребенка при вечно отсутствующем муже воспитала (как получилось), и семейный бизнес безупречно организовала, и воздыхателей привлекает (много), и парадоксы понимает, и сама красиво сказать может: «Не страшно, что я брошена! Страшно, что он — свободен!»


Чтобы герой был силен, нужно, чтобы был сильный антигерой. Баронесса Мюнхгаузенова — достойный противник своего мужа (тем хуже ему, бедному:-) и актерская работа Чуриковой не менее восхитительна, чем Янковского.
А еще баронесса всегда следит, чтобы выглядеть приятно и не терять собственного достоинства. А «улыбка барона Мюнхгаузена» бывает иногда гримасой, страшной, отталкивающей — когда ему приходится совершать насилие над своей личностью: врать и подчиняться обману. Господин барон не может лицемерить и не может скрыть, когда у него плохо на душе — так изменяется тогда его улыбка.


Теперь давайте представим себе, что после того, как барон взошел по веревочной лестнице, проникнувшиеся ганноверцы повторяют, как завороженные: «Умное лицо — еще не признак ума, господа…» и так далее. А баронесса с очаровательный улыбкой говорит: «Он сказал: «Улыбайтесь!» Вот истинное завещание моего великого мужа. Я вдохновила его на эту мысль, неустанно поддерживая его в трудных скитаниях, внушая ему необходимость живительного оптимизма. И он нам велел: «Улыбайтесь!» Будем же улыбаться!»


Вот такого-то мне как раз и не хочется. Поэтому я и пишу большой пост о короткой фразе, и вдаюсь здесь в ненужное умничание. А что будет с Томасом, с Мартой, если, тоскуя о бароне, они не всегда смогут улыбаться? Хотя надеяться на его возвращение они-то не перестанут никогда.


Еще что интересно. Знаменитую финальную фразу можно как-нибудь поменять, чтобы была точнее. «Самые большие глупости на земле делаются с серьезным выражением лица». Или слово «умное» взять в кавычки. Так называемое «умное» лицо…Но тогда все не то будет, и не захочется повторять — исчезнет обаяние парадокса и четкого противопоставления. Будет именно умничанье, а не остроумие. Но неужели же все, что попадает между эффектными противоположностями, должно быть перемелено и погибнуть, как ненужный красоте сор?


Вот что я подумала. Есть много случаев, когда какая-нибудь неудачная мелочь уничтожает великолепное целое. Но фильм «Тот самый Мюнхгаузен» — этот тот самый случай, когда великолепное целое спасает не совсем удачную мелочь, последнюю фразу героя. Ведь эти слова живут не сами по себе. Они повторяются ради фильма и ради героя, который их произносит. Вот здесь важно — не что именно, а кто и где.
Думаю, не то главное, что, улетая, барон подарил миру очередной парадокс, и не то, что призвал улыбаться. А то, что сделал он это — на эшафоте. Куда он добровольно вернулся.


Альцест (герой пьесы Мольера «Мизанироп») уходит — и ругается, обличает. Чацкий уходит — и обличает «толпу мучителей». У каждого из них есть для этого веские причины. Однако те зрители, которые их не понимают, бранят этих героев за «не комильфо». Господин барон в подобной же ситуации, только пушечное ядро должно стать для него «каретой». Но он уходит от своих мучителей, не браня их, не называя ни врагами, ни подлецами. А называет всего лишь «слишком серьезными», жалеет их и оставляет добрый совет. Еще раз показывает, что, сколько бы горя ему не причинили, «не ведая, что творят», у него нет зла против авторов «следственного эксперимента». В памяти ганноверцев он останется не разгневанным, не раздраженным (за дело), а неизменно добродушным. И очень сильным, и мужественным. И вот его слова повторяют и повторяют, в том числе те, кто, возможно, не смог бы жить рядом с таким человеком.


А мои любимые слова из «Мюнхгаузена» — в конце первой серии.

«- Город перестанет смеяться над Вами.

— Жаль! Я не боялся казаться смешным. Это не каждый может себе позволить».

Господин барон — отличный пример для воспитания подобного рода смелости. Подражая ему, и я не боюсь казаться смешной, записав свое сложное рассуждение о простой фразе.