Вой на

Здесь и по тексту далее – в эпиграфах тексты Сургановой из песни «Рейс 612…»

***
«В небе летит самолёт…
Как ты там? Держись!..
В череде потерь ставлю пробел.
Стоп, машина!
Колёса Времени, стоп!»

Лица в гробах меняются. Я помню это с похорон мамы. Мне было двенадцать. Она оставила мне в наследство перьевую ручку, которую купила перед смертью в качестве своего завещания… С тех пор, как умерла мама, меня воспитывал Бог, в Небе мои корни и Родина. А Время условно и относительно. Мы существуем в каждом его фрагменте отведённых нам на Земле отрезков — бесконечно. Память — машина Времени.

Сегодня я — в чёрном приталенном пальто до пят с вышитыми красными цветами, приобретённом на днях в брендовом магазине за неприличную сумму, вместе со 100 и одним летнем платьем. Для Греции? Для Германии? Для России? Не знаю, но любой Король Мечей заколол бы меня 1001 мечом за столь непозволительное транжирство.

И гвоздики. В руках. Ненавижу гвоздики… Я зачем-то купила их ещё вчера вечером. Дома поставила на подоконник и зажмурилась от внезапной мысли — я принесла в дом смерть, кто-то ещё умрёт…



***

«Милая, кто научил тебя не бояться? Верить?»

Выхожу из метро, читаю километровое послание из Германии после нескольких пропущенных звонков.

«Почему ты не отвечаешь? Мне дали отпуск! Я ХОЧУ ПРОВЕСТИ ЕГО С ТОБОЙ!!! С тобой, понимаешь? Когда ты пойдешь за визой?!»

Дубль два. Он «оттуда», но давно живёт в Германии. На 14-е февраля, в день Всех влюблённых, он купил мне билеты и забронировал гостиницу где-то в Раю — несколько комнат на море в мае. Ему тогда тоже дали отпуск. А через 10 дней Небо рухнуло.

Слава Богу, К., друг семьи, который живёт там, недалеко от Лавры, и в своё время возил меня по монастырям в качестве экскурсовода, жив! Сегодня зашёл ко мне в Интернет почитать стихи. Я искренне рада видеть друзей в гостях, несмотря на то, что мне пришлось отправить К. в спам с того первого дня, когда я захлебнулась потоком его ненависти.

Я выныриваю из подземного перехода на Садовое кольцо. Звонок с неопределённого номера выводит меня из гипнотического транса:

– Александра Андреевна, Вас беспокоят из вч №…

– Да поняла я, поняла. Как вы там? – задаю я риторический вопрос и сжимаю пальцы в кулак.

– Уточним Ваши данные? Дети несовершеннолетние?

– Нет.

– Родители или кто-то на иждивении?

– Нет.

– У Вас есть заболевания, которые…

– Нет.

— Тогда запишите адрес, он поменялся, куда если что, и телефон.

Я сворачиваю на Большую Никитскую.

– Привет, сестрёнка! – шепчет на ухо шагающий мимо писатель. – Уже читала? Музыканты только что взяли…

Мой сын горит желанием к ним присоединиться: «Когда меня убьют, продашь квартиру и уедешь на Афон». А моего отца убили, когда мне было четыре. Свои убили. За то, что он слишком много знал. Папа был патриотом. Я хотела быть как папа. Иначе мне бы сегодня никто не звонил. Меня просто кинули в 90-х. И всех таких же, как я. А теперь вспомнили. Дойдёт очередь, сделают невыездной уже навсегда, лишив последней радости — лета на Афоне.

В метро — утром и вечером — по дороге в офис и обратно читаю телеграмм. По ночам слушаю Соловьёва. И вяжу шарфы. Вяжу. Вяжу. Вяжу. Как паучиха. Вяжу до остервенения. До бесчувственности пальцев. До тошноты. Шарфы, которые уже вываливаются на меня подобно скелетам из всех шкафов, изо всех дыр и щелей. Они набрасываются на меня и ластятся к моей шее… Кто-то плачет, кто-то сидит на чемоданах, кто-то истерично-патриотично бьёт себя в грудь, а я снова беру спицы и продолжаю, стиснув зубы, молча вязать. Пока в полночь Греция не присылает очередное видео с моей любимой Святой Горой, где цветут яблони, когда у нас, в Москве, по-прежнему завывает метель…

Я слушаю шёпот афонских волн… Самолёт Стамбул-Салоники пролетает прямо над Горой. Низко-низко. Так низко, что, кажется, можно разглядеть установленный на вершине крест, а потом помахать подруге-гречанке Димитре, живущей в деревушке Урануполи на границе, и крикнуть: «Вари кофе — скоро буду!», и она помашет в ответ: «Ну наконец-то!»

«Я хочу, чтобы ты была сейчас здесь со мной… Ты будешь вязать шарфы, а я ловить нам рыбу… Разводить костёр… Кормить тебя твоими любимыми октопусами… Включать сиртаки… Танцевать с тобой на песке… Ненавижу политику!.. Что у тебя с визой?»

Чтобы оформить визу, желательно получить новый загранпаспорт — мой заканчивается, купить билеты, положить мешок денег на счет и предоставить выписку с движением денежных средств за последние полгода. Будет ли открыта Турция? Там же грядут выборы. Через какую страну покупать билеты? Вчера я подала заявление на новый загранпаспорт, но с сегодня выдача паспортов временно приостановлена. Знакомая, у которой сын живёт в Британии, подала аналогично неделей раньше, но сегодня ей вернули пошлины, сказали, что возможно это слишком надолго…

Как бы то ни было, квартира на Афоне стоит как несколько моих в Москве, а у него из-за рухнувшего в пандемию бизнеса долгов выше крыши. Он продолжает ловить рыбу, а я – вязать шарфы.



***

«Уберите время на время!»

У входа в ЦДЛ здороваюсь с теми, кто курит у входа. Прохожу внутрь, не снимая пальто. Иду в малый зал. Ко мне подходит икона стиля, гениальная Елена Талленика. Она пишет обо мне книгу. На выходных предложила интервью: «За каждым известным мужчиной стояла женщина. А за Вами кто?»

Шагаю к гробу.

В пятницу он забежал ко мне за конфетами. Периодически приходил то за чаем, то за кофе, когда приходили к нему.

– Саш, а есть конфеты в коробке? Мне подарить бы.

– Нет, только так.

– Вот дожили!

И убежал.

В понедельник он позвонил, что не приедет — заболел. Горло. Во вторник инсульт и всё.

«СПАСИБО! — мысленно я произношу как мантру у гроба. — СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО…»

Их двое. Они принимали меня в Союз писателей много-много лет назад, в какой-то прошлой жизни. С тех пор каждый раз на Новый год я доставала заветную «Книгу Желаний» и переписывала одно и то же желание среди прочих переменных.

Год назад они оба свалились с короной и поражением лёгких.

Но господин М. уже превратил меня в Королеву Мечей из Королевы Кубков.

Я помню, зажгла свечи и ладан с греческого Афона. Поставила самые мощные иконы и сказала: «Бог, они оба нужны мне здесь. ОНИ НУЖНЫ МНЕ ЗДЕСЬ, СЛЫШИШЬ? ОСТАВЬ ИХ НА ЗЕМЛЕ! НЕ СМЕЙ ИХ ЗАБИРАТЬ! ОНИ НЕ ИМЕЮТ ПРАВА УХОДИТЬ СЕЙЧАС! ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, Я ШЛА К ЭТОМУ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ…»

Я заболела, они поправились. Но и меня оставили им тоже.

Последний вагон последнего поезда… Только что они оба меня послали. В одном направлении, но в двух разных конвертах… Вернее — не меня. То моё желание. Они исполнили моё желание просто так — бескорыстно. Возможно, потому что так уже было прописано в Книге Судеб, задолго до того, как мы оказались в здесь и сейчас?

В отличие от господина М., в своё время укравшего меня у них обоих — из-за моей к нему Вселенской любви? — нет, из-за моего нюха на деньги, которые ему срочно понадобились. Господин М. многое обещал и ничего в итоге не сделал, но превратил меня в Королеву Мечей. Выворачивая мою душу наизнанку, он ставил на мне эксперименты, прощупывая и постоянно повышая порог боли, чтобы я не писала, как все, а — кричала. Он убивал меня и заставлял воскресать, поднимать голову и идти вперед — на сцену, и читать под прожекторами написанное ему, чихая на то, что кто-то обо мне говорит и думает. Сколько лет он медленно смаковал меня по капле каждый день и кромсал душу, скармливая голодным воронам, пока не превратил в айсберг и не вернул обратно в свободное плаванье — им двоим?



***

«Ты никогда не любила август…»

В зал вплывает Важная Персона, которая займет место того, кто в гробу. Я делаю шаг в сторону — в смс-ку из Тайланда.

«Саш, соболезную. Теперь ты без работы? Уезжай лучше. У тебя всё получится! Я уже старый, мне что-то менять поздно, век свой доживаю. Был бы моложе, продал бы квартиру и рванул с тобой в Грецию. А ты ещё молодая. Не позволяй себя гробить!»

Сергей, циничный персонаж, убивающий главную героиню в моём романе «Остров Харона», умрёт через три месяца, в Рождество. Я позвоню в Гоа нашей общей знакомой. Она свяжется с Тайландом и перешлёт мне письмо-ответ – внезапно после какой-то местной прививки. Перед смертью он начал изучать греческий язык…

Кто-то мягко обнимает меня сзади, целует в волосы и шепчет на ухо:

– Охренеть, да? Внезапно-то как! Работу ищешь?

Когда И. приходит ко мне в офис, его руки разбегаются по моему телу волнами.

– Слушай, давай всё-таки начнём общаться иначе? Нежность без секса ещё никто не отменял! Приеду к тебе в выходные? Утром. Потом у меня мероприятие.

Он не один приедет — с гитарой. Я уважаю импотентов, которые не комплексуют. Но нет… не приедет. Ни с гитарой, ни один. Ни в эти выходные. Ни в следующие.

Потому что сегодня ночью мне позвонит Боря Прахов и скажет, что умер мой самый лучший друг — Вадик. Вот оно — предчувствие: гвоздики дома на подоконнике… В августе мы общались последний раз. Он сказал, что чуть-чуть приболел — у него обнаружили рак 4 стадии с метастазами в печень.

Единственный мужчина, который меня любил, а я… эгоистично плакалась ему в жилетку в то время суток, когда боль зашкаливала. Он знал всё про господина М. и прочих моих М., он читал все мои стихи и прозу и советовал, где что поправить. Он был единственным человеком, кому я безоговорочно верила и разрешала меня критиковать. День за днём, год за годом, он незаметно превратился в часть меня, мою вторую половину — так и не став ни одним из моих М…

Но это осознание придёт ко мне ночью. А пока я всего лишь на похоронах босса и целой эпохи Союза писателей – в ЦДЛ.



***

«А мы теперь — самый прочный сплав, его не нарушить пламенем…»

Важная Персона выплывает из зала. Я снова делаю шаг к гробу и кладу гвоздики.

«СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО» — мантрой повторяю я, периодически проваливаясь в память, которая на днях закончилась у ноутбука.

Открываю самую «тяжелую» папку — с фотками — а доживу ли я до того момента, когда появится время их все разобрать? — и листаю в хаотичном порядке, пока внезапно мой взгляд не останавливается на почти могильной плите с именами. Венгрия, сентябрь 2011, город искусств — Сентендре, где на аллее славы выгравированы имена участников международного фестиваля поэзии. Моё в том числе… Странно осознавать, что ты — уже мертв, если ты вроде как жив…

А это я — с Королём Мечей. Циничный. Эгоистичный. Дерзкий. Холодный. Прямо как я…

Кажется, прошла целая жизнь. Мы пьём чай на кухне, вспоминаем отпетую в ЦДЛ вместе с моим экс-боссом эпоху. Завтра я продолжу вычитывать очередную книгу очередного графомана. Ненавижу графоманов. Меня от них тошнит. Они все в коронах, все неприкасаемые. Только утром буковки выводить научились, а к обеду — уже все поголовно лауреаты и победители.

– Я тоже их не люблю. У нас много общего, – оценивающе произносит Король Мечей ледяным голосом.

Вот бы сейчас нырнуть вдвоём под тёплый плед и посмотреть какой-нибудь волшебный фильм… Но я вздыхаю, встаю под прожекторами на сцену и начинаю читать. Он смотрит, прямо как господин М., из мрака зала на меня, смотрящую на него. Я примерно понимаю, что он сейчас чувствует ко мне. Примерно то же, что я — к господину М. Но моя последняя строка, написанная совсем не ему, внезапно оказывается более чем уместной: «Смотри! Всё умерло вокруг, а мы — живые…»

– Ты, конечно, мастер концовок, – бесстрастно констатирует он, прямо как говорил господин М. – А я чуть не умер год назад… от короны. Даже дела все передал…

Я не хочу рассказывать ему ни про сожжённые мной тогда свечи, ни про то, сколько раз умирала сама, ни про количество скормленных чужим могилам гвоздик…

– А хочешь снимем кино? По твоему «Острову Харона»? Пошлём на Каннский фестиваль?

– Точка, – ледяным голосом произношу я в ответ.

– Точки ставим не мы.

Он смотрит на меня, а я – на него. Теперь, когда я мертва.

– Саш, а что мешает…?

– Да в общем-то ничего…

– И как тогда...?

— Да никак пока…

Теперь, когда я мертва, он всё ещё жив. У него есть силы, чтобы продолжать идти по этой узкой тропе. А у меня – нет. И я внезапно осознаю: всегда искала мужчину сильнее и умнее себя. Такой человек сейчас сидит за столом напротив. Смотрит на меня, как паук из центра сплетённой им сети. И просто ждёт. Спокойно. Цинично. Бесстрастно. И ему даже всё равно, уйду я или останусь. В его жизни. Он привык жить сам по себе. Как и я. У меня – своя паутина. У него – своя. Я боялась пауков с детства. А теперь боюсь саму себя и своего отражения в нём.



***

«Не роняй себя пеплом под ноги!»

Туда-сюда из Ясенево до Чертаново и обратно. Так надо. Надо куда-то идти. Всегда. Стиснув зубы. По дороге туда — церковь Петра и Павла, подворье Оптиной пустыни. На обратном пути — тренажёры на спортивной площадке — 30 минут. Или так: 30 минут на тренажёре, пешком до Чертаново и домой, с заходом в Петра и Павла.

Я шагаю по снегу вдаль — никого вокруг. Ни души. Сюрр. Я — мертва или просто заморожена, как моя Visa?

Включаю песню Сургановой «Рейс 612» и бесконечно слушаю её по кругу.

Запрещённая ныне сеть внезапно сообщает, что Мужчина в Белом — грузинский князь — лайкает очередной мой пост. «Я рада, что ты жив…» — провожу рукой по его волосам на фото. Единственный мужчина, о котором я жалею. Жалею, что не смогла переступить через свой страх. И что он тогда не стукнул кулаком по столу и не приказал мне остаться. Он до сих пор в белом. И всё так же улыбается. Но если бы тогда я осталась, свернула бы со своего Пути. И кто знает, оставили бы меня в живых в жуткой аварии на 53-м км МКАД? И на операционном столе с онко-некрозом в 25 кубических сантиметров — оставили бы?

Король Мечей разрушает метельно-загробную тишь звонком:

– Сегодня вышла газета. В магазинах «Москва» на Арбате и на Тверской. Ты там в красном платье. Поздравляю.

– Не верю в твою искренность, но всё равно спасибо, – без каких-либо эмоций произношу я.

— А ты суди не по словам, а по тому, кто для тебя что делает, — мрачно произносит он ледяным голосом и исчезает в метели, исполнив мою мечту.

30 минут на тренажёре. И 3 км до Чертаново и обратно.

– Александрочка, привет! Заеду минут через 30? Сходим прогуляться?

– Ты опоздал…

И уже навсегда… Просто знакомый Д. Лет сто как приезжает, и мы ходим до Чертаново вместе. Все сто лет мечтает жениться на мне. Но считает, что у него на меня нет денег. Даже на обручальное кольцо. Шутка. Однажды он напился, позвонил и выплеснул боль от невозможности быть рядом. А теперь говорит, что мы поженимся, когда я уйду на пенсию. Но я до нее не доживу. И умру не здесь… Д. — добрый. Воспитывает чужих детей. Всю жизнь. У него такая карма. Старше меня на 15 лет, хотя выглядит моим ровесником. Водит очередного сына в начальную школу. Сын от проститутки, к которой он однажды заехал в промежутке между нашими прогулками из Ясенево до Чертаново и обратно. Долго пытался познакомить меня с этим ребёнком, но я отказалась — обиделся. Он просто ещё не понял, что я — мертва.

***

«Медленно падает самолёт…»

Мысли разлетаются хаотично…

Ещё раз повторяю «СПАСИБО!», бросаю взгляд на лицо в гробу, крещусь, кланяюсь и ухожу прочь.

Захожу в магазин «Москва» на Арбате.

– Мне нужна газета...

Девушка размышляет, потом ведёт меня налево за кассы, и мы останавливаемся у стеллажа.

— Это Вы?! — ошеломлённо произносит она, бросив взгляд на газету, потом на меня.

Вечером отправляю по Вотсапу всем знакомым послание — пару строк и фото газеты. Вот так, с детства, со смерти мамы, которая подарила мне перьевую ручку в качестве завещания, я шла всего к одной маленькой заметке на первой полосе…

Мне хочется позвонить Вадиму — он искренне переживал за меня и желал, чтобы я дошла до этого дня. Хочется в 1001 раз помянуть разными словами убившего меня по ходу движения господина М., но, осознавая, что без произведений, написанных мной ему от причинённой им мне боли, сегодня никаких статей бы и в помине не было, повыть о том, что в ночь, когда исполнилось моё старинное желание, я зачем-то всё ещё здесь и… совершенно одна…

Потому что он, Вадим, самый близкий мне человек, мой ангел-хранитель, умер.

Потому что Германия — в Германии, а Афон — в Греции.

Потому что Мужчина в Белом — по-прежнему, лишь улыбается, Д. воспитывает очередного сына от проститутки, И. постоянно путешествует с гитарой, а Король Мечей никогда не поймёт моих внезапно и лишь на мгновение воскресших эмоций.

Я достаю афонский ладан и жгу его на подоконнике у иконы Взыскания Погибших, одновременно и машинально размещая посты в соц. сетях — на самых больших кладбищах мира, как говорил Вадик — выкладываю тексты своих книг, вернее — всю свою жизнь, обменянную на эти книги — как забивают гвозди в крышку гроба, чтобы однажды… воскреснуть?

А потом я выхожу на балкон и, воя на Луну, снова и снова повторяю мантрой им всем:

«СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО…»