Сплин и идеал. Маяки

Рубенс, речка забвения, плоти сплетенья.
Лени сад, где никто не способен любить.
Только жизнь неуёмна в своём устремлении, –
Словно морю с волной, небу с воздухом – быть!

Леонардо да Винчи, глубины провалов
В зеркалах, там, где тайной окутан приют
Улыбавшихся ангелов в сини причалов
Сосен и ледников, что страну берегут.

Рембрандт, ропот и стоны печальной больницы
У большого распятия в слёзной мольбе.
Солнца луч из зимы в смрад больницы ложится
На мытарства больных в их нелёгкой судьбе.

Микеланджело, слишком расплывчаты тени.
Что Христос, что Геракл – не видно границ.
Исполинские взмыли во мрак привидения,
Разрывая перстами холсты плащаниц.

В дикой похоти зверя и гневе боксёра
Грубость силы наполнил Пюже красотой,
Заражённый гордыней, с душой рутинёра,
Меланхолик, галерных рабов рулевой.

Карнавал, где порхают сердца мотыльками.
Озарённые люстрой искусно места.
Здесь безумство царит иногда, как в бедламе.
Мир идиллий – Ватто голубая мечта.

Гойя, шабаш кошмарный, где голые дети
Предназначены демонам рвением свах.
Варят найденный выкидыш хмурые черти,
Сладострастные лики старух в зеркалах.

Мир Делакруа, ангелов падших проклятье –
Крови озеро в лоне зелёных елей.
Как у Вебера звук в оркестровом раскате,
Приглушённом в лесу заточённых теней.

Эти слёзы и крики, восторги, рыданья,
Богохульство, мольба и проклятий экстаз
Повторяются эхом в потоке сознанья,
Словно опиум, впрыснутый в душу не раз.

Это тысячи окриков осатанелых
Часовых, звуки тысячи звонких рожков,
Маяки, воспылавшие на цитаделях,
Зов охотников из лабиринтов лесов.

Ибо, Господи, в этом величие наше.
Неизбывны мытарства судьбы непростой.
Если пылких рыданий наполнена чаша,
Значит впору собраться на вечный покой.