Ричард III как сказочник-волшебник

Дневниковая заметка 21 октября 2019 г. Ранее выложена в ЖЖ и на Вордпрессе.

Ричард III как сказочник-волшебник

О спектакле «Ричард III» в киевском театре имени Ивана Франко. Режиссер-постановщик Автандил Варсимашвили, в главной роли — Богдан Бенюк.

Спектакль 19.10.2019


«…Таким уродливым, таким увечным, Что лают псы, когда я прохожу…» Жизнь, как известно, шутит порой странные шутки. Звезда украинских театра, кино и телевидения Богдан Бенюк, получивший широкую известность как комик и ведущий развлекательных шоу, в моем детстве вел «Вечернюю сказку». Детские впечатления надолго запоминаются. Дети 1980-х годов моложе меня должны еще лучше помнить его в этой роли. И сейчас в Сети можно найти видео с симпатичным и очевидно добрым молодым человеком в вышиванке и шароварах.


Эта роль называлась «казкар-чарівник» (сказочник-волшебник).


Прошли года, и тот же актер играет Ричарда III. Вдохновенного лжеца, властолюбца, неоднократного убийцу и убийцу детей (по пьесе). Но не регулярного и мало разнообразного развлекателя малышей, запоминающих голос и лицо, но не имя, а одну из ролей, удача в которых свидетельствует о высочайшем мастерстве актера. Роль — тоже сказочника, но злого волшебника… И ведь где-то же было написано, что он будет это играть!


Что я сейчас сделаю: для начала напущу на себя вид профессионала (имею некоторое право:-)) и обобщу способ сокращения пьесы в этом спектакле. А затем произведу сравнительную характеристику полузабытого (но только полу-) сказочника-волшебника и Ричарда Глостера Последнего Йорка, увиденного на сцене совсем недавно. Попутно назову главные художественные вольности, которыми отмечена постановка.


Длинная пьеса «Ричард III» может быть подвергнута сокращению, когда ее ставят. Этот спектакль на три часа и в двух действиях. Первая часть — до смерти короля Эдуарда IV, вторая — до смерти Ричарда III. В первой части текст сокращен на удивление мало, так что есть даже Маргарита Анжуйская с проклятиями тем, кто погубил ее семью, — правда, по сравнению с пьесой ее меньше, она есть только в первом акте. Во второй части сокращений больше. Кого убрали: «принцев в Тауэре» — то есть, сообщается об их убийстве, но на сцене зритель их ни разу не видит, даже как, например, кукол или еще какие-нибудь символические обозначения. Убрали также героя-освободителя — графа Ричмонда, Генриха VII. Нет вообще никакой битвы при Босворте. Зато есть Елизавета Йоркская, роль без слов. Вид у нее девушки заметно не в себе — должно быть, из-за образа жизни при дворе в этом спектакле, постоянного предчувствия опасности. Такие сокращения, конечно, отразились на сценическом решении: например, знаменитая предфинальная сцена с явлением призраков — «Отчайся и умри!» — решена всецело как пантомима. Как можно было ожидать, спектакль — не для любителей английской истории (включая исторические мифы), а для тех, кого интересует метафора всеобщей и всепожирающей борьбы за власть.


После любой «Вечерней сказки» дети должны отходить ко сну в хорошем настроении: им традиционно желают сладких снов. Эта сказка о Ричарде Обведи Вокруг Пальца — серия ночных кошмаров, причудливых и выразительных. Сцена соблазнения леди Анны, задающая тон всего спектакля, частично — драка, частично — изнасилование, частично — танец, а ведь в ней есть еще и текст. Мир, в котором мертвецы счастливее еще живых: они пробудились от страшного сна. Кларенса (его играет сын Богдана Ступки Остап) только что убили, а ему хорошо и весело. Он освободился от страха отмщения за свои предыдущие грехи (как мы помним, он перешел на сторону Ланкастеров, а потом их предал) и от страха неизвестности смерти. И лишь за той гранью нет больше всеобщей вражды.


«Вечерняя сказка» шла в ярких декорациях сказочного леса (над ширмой или в качестве фона). У нее была удивительно красивая умиротворяющая мультзаставка в стиле народной живописи: взлетает жар-птица, котики качают колыбель… Трагедия Ричарда III идет в декорациях разрушенного города. В глубине — подобие замка, более-менее напоминание о Тауэре. Главная декорация — серия ящиков: они — и стол для заседаний, и вход в подземелье, и двери на тот свет (и на свалку истории тоже). Солнце Йорка проще принять за огромную полную луну на ночном беззвездном небе. Здесь нет никакого праздника победы семейства Йорков, который разрушит один из членов этого семейства. Здесь есть страна, истерзанная войной и ненавистью. И несколько раз провозглашено так, чтобы быть услышанным: несчастья будут отмщением за прошлые злодеяния.


(Сейчас я вспоминаю и сама удивляюсь, какое неожиданное, но совпадение: солнце Йорка, торжествующее прежде, чем ему закатиться, и …«сонечко ясне» — солнышко ясное из «Вечерней песни» Кирилла Стеценко, завершавшей ту самую телесказку. Солнышко просят, чтобы оно еще не закатывалось, но оно все равно «за гору садится…»)


Ведущий «Вечерней сказки», как ему и положено, был спокоен. Ричард — сгусток заразительной энергии. Злодейской, сексуальной, актерской. Как только этот маленький крепкий человек появляется на сцене среди сонной картины разорения, становится понятно: он оживит ее, так, как он это умеет. Он здесь — заводила и наполнит собой эту картинку. Чтобы в конце ужаснулся даже он сам.


У ведущего сказки были национальный костюм и сопилка. У Ричарда есть горб и хромота (как это принято), но еще у него есть меч. Это меч не воина, а тирана. Ричард опирается на него при ходьбе. Он протягивает меч в зрительный зал и водит им над головами публики. Меч — признак силы, но в данном случае — преступной силы. Было бы более ожидаемо, если бы меч появился в конце, когда Ричард должен проявить себя как воин: ведь все-таки до тех пор главное оружие Ричарда — его коварство. Но, поскольку битвы при Босворте здесь нет, меч превращается просто в символ жестокости как опоры для больного ума мстительного интригана.


Самое главное у Ричарда — его глаза. Живые, бегающие, блестящие. Глаза того, кто постоянно задумывает что-то вредное, постоянно следит, не услышит ли его кто-то, кому не положено слышать. А тот, кому положено — зрительный зал. Как известно, Ричард делится с залом своими планами и поясняет их. Зал, хотя все знает, не может выдать его другим персонажам.


Поэтому (неприятный, но ожидаемый вывод) он делает почти то же, что делал, будучи ведущим сказки. Руководит другими участниками действа и комментирует происходящее. В детской сказке иногда участвовали куклы, а иногда — только люди-актеры. Ричард много играет руками. Зритель видит, как шевелятся его пальцы — то он будто бы играет на невидимых инструментах, подчиняя других своей музыке; то он будто бы кукловод, а от пальцев его невидимые нити ведут к марионеткам…


Но у ведущего сказки уже есть признанная власть над другими персонажами, как у взрослого среди детей. Будучи и так главным, он не стремится как-то изменить свое положение к лучшему. По мере возможностей он направляет действие сказки к счастливому финалу, то есть — благу для тех персонажей, кто этого заслуживает, а не для себя (поэтому мы говорим, что он — добрый сказочник). Ричард не доволен своим местом в начале пьесы, а обижен им, и стремится тайную власть превратить в явную, королевскую. И других персонажей он убирает как препятствия (что мы, конечно, и так знаем, но это объяснение, почему мы говорим, что он — злой волшебник).


Одна из хитростей этого спектакля. Хотя зал знает от самого Ричарда, в данном случае искреннего, что тот намеревается быть негодяем, во многих эпизодах залу легко ему сочувствовать.


Почему? — Объясняет первая художественная вольность. То, как изображено йоркское семейство. Согласно идеалу, братья Йорки должны быть мужчинами средних лет: исторически Эдуард IV умер, немного не дожив до 41 года, а Ричард III — в 32. Но в данном случае исполнитель главной роли примерно на 30 лет старше, чем если бы хотели в отношении возраста Ричарда следовать истории, что, впрочем, в театре обычно не требуется. А значит, и для других персонажей нужна возрастная корректировка. Самый старший брат-король превращен в старика, хотя о нем и говорят, что состарился он преждевременно (и это во всех смыслах правда. По истории он … жизнелюбием злоупотреблял, а в спектакле его состарили нарочно). Средний брат Кларенс в спектакле оказывается по возрасту младшим. Супруга Эдуарда IV Елизавета Вудвилл здесь представлена как коварная молодая жена больного старого мужа (на всякий случай напомним, что исторически это она была старше Эдуарда, и не она его обольстила, как в спектакле, а он ее долго осаждал.. но замечание несущественное). Елизавета — дама роковая и практичная. Граф Риверс, числящийся ее братом, на самом деле ее любовник — или же он и брат, и любовник, как в одном популярном сериале. Они заправляют при дворе в свое удовольствие, хотя и встревожены болезнью короля. (Историки, не любящие Елизавету, одобрили бы такой ее образ). А положительное обаяние Бенюка все же довольно сильно; развратное и своекорыстное семейство Эдуарда создает для его Ричарда выгодный темный фон, так как вся его критика в адрес невестки в глазах зрителя обоснована. Кроме того, есть фрагменты текста, которые легко истолковать как относящиеся к положению в стране вне пьесы, и актер явно произносит их от своего имени, а не от имени персонажа — например, возглас: «Да будет мир!» Две реальности меняются местами: выступая защитником попранного порядка, Ричард по действию пьесы притворяется, а зритель чувствует, что актер в эти моменты выходит из роли. Почти все первое действие создает впечатление, что Ричард в этом спектакле должен восприниматься как положительный персонаж: он мстит Йоркам по заслугам. Но во втором действии роли меняются, и с ними — отношение к персонажам: блудница превращается в страдалицу (актрису Анжелику Савченко я помню в роли Джульетты). А Ричард захватывает власть, убивает ее любовника и сыновей, а потом убеждает ее склонить дочь, Елизавету Йоркскую, стать его невестой. (Короля Эдуарда (Василий Мазур) в этом спектакле тоже убивает Ричард. Он устраняет и свою маму, герцогиню Йоркскую, чего также в пьесе нет. В то время, как исторического Ричарда оправдывают, театральному, напротив, добавляют жертв … мол, раз он уже давно привык, то вытерпит).


Развратная королева Елизавета в спектакле по сравнению с историческим развратным королем Эдуардом значительно упрощает юридическую сторону захвата власти Ричардом — то, о чем спорят историки: имел ли права на престол маленький Эдуард V и, следовательно, нужно ли считать действия Ричарда переворотом… Но я думаю, что этот вопрос интересует лишь сравнительно небольшое число отечественных зрителей.


Вторая художественная вольность, важная. Изображение народа. Массовых сцен в спектакле нет, но народ есть. В пьесе «Ричард III», как и в «Истории Ричарда III» сэра Томаса Мора говорится, что, когда Бекингем обратился к народу, поясняя, почему протектор Ричард Глостер должен сделаться королем, народ не поддержал его и ответил молчанием. В пользу Ричарда кричали только люди самого Бекингема. Эта деталь обычно обращает на себя внимание, но именно в этом спектакле ее нет. Без нее оказывается, что народ пошел за Бекингемом и избрал Ричарда королем, но с приближением финала Ричарду сообщают, что народ восстал против него. Имя претендента Ричмонда названо без особого значения. Народ можно обмануть, но он мстит за обман.


Третья художественная вольность, самая главная. Нам предлагают объединение «Ричарда III» и «Макбета»: перед зрителем — злодейская влюбленная парочка. Дело в леди Анне. Как Ричарду удалось ее соблазнить? Ответ, предложенный в этом спектакле: он пообещал ей трон. Не словами — только жестами, дополняющими текст пьесы. Анна не менее властолюбива, чем все прочие, тем более, что поражение в войне разрушило ее жизнь. В дальнейшем она становится соучастницей Ричарда — не то, чтобы она убивала вместе с ним или вдохновляла его на злодейства, но она в курсе его планов и совершенно их поддерживает. Это очень заметный отход от пьесы, где Анна — одна из невинных жертв, но есть и еще более значительный: не только Анна любит Ричарда, но и Ричард любит Анну. Наверное, это складывается не сразу, но постепенно: раз с ним Анна, он уже не одинок. Хотя есть еще сообщник Бекингем, Анна, как любимая женщина, все же ближе: ее Ричард возвышает вместе с собой. Но власть Ричард любит больше Анны. Однажды он должен убить и жену, чтобы заменить ее на принцессу Елизавету. И страдает: вернулось его одиночество.


Ну, и зачем так обезобразили бедную леди Анну? Полагаю, что могу объяснить. Раз ее племянники на сцене не появляются, то уменьшается и внимание зрителей к главному злодейству ее супруга. Требуется другая главная жертва, ей и становится Анна. Здесь же и наказание Ричарда. Ричмонд не может предстать орудием высшего правосудия в этом спектакле, так как (и по пьесе, и исторически) он вторгается из-за границы. Затем, Ричмонд, как новый участник спектакля, вступающий на сцену незадолго до финала, отвлекал бы внимание от Ричарда. Это, точности ради надо признать, не первый случай, когда при постановке «Ричарда III» отказываются от появления будущего Генриха VII. Но Ричарда должно настигнуть возмездие. Здесь оно в том, что в роли негодяя он уже не может остановиться. После стольких обманов и убийств ему остается лишь гибель. Знаменитое финальное «Корону за коня!» в спектакле есть, потому что оно должно быть, но звучит не в битве. Ричарду не позволено сражаться и некуда бежать — от себя.




… А затем волшебник превращается еще раз. Актер выходит на поклоны, еще в костюме Ричарда — легендарного злодея, но без положенной по пьесе хромоты. Глаза его — живые, блестящие, в них есть счастье, но исчезла злоба. И хочется отбить себе ладони…