Воскреcение Короля

 Дневниковая заметка 13 июля 2010 г. Ранее выложена в ЖЖ. О постановке мюзикла «Биндюжник и Король» по пьесе И.Бабеля «Закат» в Киевском академическом театре кукол.  Спектакль 23 октября 2009 г.


Воскреcение Короля

Вы слыхали, что Король умер. Слушайте разговоры как воду и ветер. Король не может умереть.


Он должен появляться в разных воплощениях и поражать людей стилем своих поступков.


Поражать – это не всегда значит радовать, но всегда значит – быть интересным.

Король живет на сцене, в кино и вот теперь – в театре кукол, но раньше всего – в слове.


Король был страстен, и увлек очень наблюдательного человека, считавшего, что страсть владычествует над мирами. Человека этого звали как сына, которого отец принес бы в жертву, если бы ангел не схватил отца за руку. Он назвал Короля Беней Криком и написал о нем рассказы, киноповесть и пьесу «Закат». Режиссер Эйзенштейн считал ее «лучшей пьесой, написанной в послеоктябрьский период» (С).


Король был опасен, но наблюдательный человек был еще опаснее. Вот он смотрит на вас, а потом запишет увиденное. Неизвестно, что он увидит и какими словами запишет, но этот ваш портрет, сделанный в слове, чужие люди помимо вашего желания примут за ваше лицо. До вас им нет дела – они будут восторгаться сочетаниями слов как сочетаниями красок, необычными, но убедительными своей свежестью и живостью, удивляясь, что такое возможно. Он умеет говорить тесно, так, что хочется, чтобы он сказал еще, несмотря на то, что он находит там, где ищет, не разделяя ваши страх и стыдливость, и бывает беспощаден к благодарному слушателю. Вы обращаетесь к нему затем, что хотите посмеяться, но, может быть, он заставит вас ужаснуться и заплакать.


Конфликт в семье Короля между отцом-биндюжником с одной стороны и сыном-Королем и всеми остальными с другой – сюжет одноименных рассказа и пьесы. Говорят, что чем лучше текст, тем больше теряет он в переводе. Сценическая история пьесы «Закат» может служить примером того, что переводы могут быть много удачливее оригинала. Пьеса «Закат» написана на русском языке. Но самые удачные ее постановки в драматическом театре были сделаны в переводах в одесской Держдраме в 1927 году и в минском Белгосете (Государственном еврейском театре Белоруссии) в 1936 году. Позднее актриса Ю.С. Арончик, участница белорусского спектакля, вспоминала, что до постановки труппа ходила на Молдаванку во время гастролей в Одессе и видела «живьем» мир семейства Криков. А актриса П.М. Нятко, участница одесского спектакля, вспоминала, как Молдаванка с ее типажами и костюмами ходила в театр смотреть на себя в зеркало: «молча, неподвижно уставясь на сцену, – они не смеялись, они с грустью провожали уходящих из жизни героев «Заката», заката и из жизни» (С).


Бабель хорошо умеет делать то, что модно называется «мифологизация реальности». Людей, с которыми он пил и говорил, он превращает на страницах своих рассказов в духов самих себя, духов с глубокими голосами и сверкающими глазами, отчаянно ускользающих из-под молота времени. И вот ты уже едешь туда, где они жили, думая, что можешь встретить их там же много десятилетий спустя. Поэтому, например, для меня в Одессе было кровь из носа важно найти место, где жила Любка Казак в начале прошлого века. Мы нашли на том месте двухэтажный дом с балконом, прутья которого были занавешены красной материей, и для меня это была почти такая же гордость, как своими глазами увидеть субботу, ступающую по звездам красным каблучком.


Во второй половине 1980-х годов пьесу «Закат» сделали мюзиклом. В ней появились песни на стихи умного человека, и был снят фильм «Биндюжник и король». История моего отношения к этому фильму может служить примером того, как вкусы человека меняются с возрастом.


Я была ребенком, когда вышел фильм. Его фрагменты показывали по воскресеньям в «Утреней почте». Думали, что люди получат удовольствие, и полностью просчитались в отношении меня. По воскресеньям я завтракала перед телевизором во время «Утренней почты», и, едва появлялся «Король», наступал кошмар. Меня тошнило. Зрелища Бени Крика, опутанного веселыми девицами и распевающего «Летела пуля» я по неизвестной причине не могла вынести, как даже и песенку про «Нервы» - при том, что уже нечаянно запомнила эту песенку, и при том, что мне исключительно нравилось, выйдя в другую комнату, слушать, как тот же Беня Крик с ребятами поет про последний час декабря и свою любовь на пятом этаже.


Старый век спрятал под полу свое солнце, а новый выпустил свое из рукава, и я, помня свое детское фырканье при имени «Биндюжник и король», все-таки ждала до глубокой ночи, чтобы наконец-то полностью увидеть по ТВ фильм с этим именем. К тому времени я уже прочла и пьесу «Закат», и рассказ «Закат», где мне встретился такой образ: «Звезды рассыпались перед окном, как солдаты, когда они оправляются, зеленые звезды по синему полю» (С), – и я только усмехнулась, встретив его. При полном знакомстве фильм «Биндюжник и король» понравился мне больше, чем пьеса при первом прочтении, хотя и тогда у меня было двойственное впечатление от якобы жизнеутверждающего финала трагической вещи. Больше всего мне понравились стихи песен, –я сказала себе, что они написаны очень умным человеком. Потом я узнала, что его зовут Асар Эппель, и он «детский поэт и профессиональный переводчик» (kinoexpert.ru).


Поэтому, когда я узнала, что мюзикл «Биндюжник и король» поставили в Киевском академическом театре кукол как спектакль для взрослых, я решила, что мне стоит увидеть и это. Надо заметить, что этот театр долгое время размещался в помещении синагоги. Потом он оказался бездомным и, вероятно, до сих пор жил бы по детским садам, если бы не построили ему новое здание, на которое дала деньги в том числе, как я слышала, еврейская община Киева.


Те, кто ставил спектакль в театре кукол, знают, что в тяжелое время люди хотят смеяться. «Не треба сприймати життя надто серйозно» (С), – было сказано в электронном резюме для незнакомых с литературной основой, хотя понятно, что в первую очередь на спектакль придут зрители, с ней знакомые. И люди собираются в теремок над Европейской площадью, привлеченные памятью Бабеля и словами, которые можно повторять вновь и вновь, как сладкими пенками от варенья, забывая о том, что они намазаны на очень горький хлеб.


По-моему, на самом деле «Закат» это именно история, обжигающая своей серьезностью. Я определила бы ее жанр как «остроумная трагедия». Иногда для того, чтобы крестьянин увидел со стороны себя и свою семью, ему нужно сказать «Жил король, и было у него три сына…» Бывает, что художник дарит мадонне лицо своей матери или возлюбленной, и тогда целый мир может разделить его любовь. По-моему, «Закат» это обратный случай. Это бородатая история Ноя и его непочтительного сына, но рассказанная так, как если бы вы услышали ее, как крики в своем или соседском дворе, и сбежались, привлеченные шумом и азартом семейной свары, такой занимательной для постороннего глаза во всей ее грязи и уродстве.


Еще, по-моему, это история о коллизии прав на счастье и, так сказать, о перемене мест. Биндюжник Мендель Крик вспоминает, как он был королем, пока был властным и беспощадным хозяином :«Он видел меня, этот двор, отцом моих детей, мужем моей жены, хозяином над моими конями. Он видел силу мою, и двадцать моих жеребцов, и двенадцать площадок, окованных железом». (С) А его сын, король налетчиков Беня Крик, вместе с братом Левкой, удовлетворив после многих унижений свои претензии к властному и беспощадному отцу тем, что поколотил его, унизил его и захватил дело, занимает место биндюжника.


Народу в зале не так много: маленький зал заполнен от силы наполовину. Но неожиданно мне это понравилось. Когда зал полон, чувствуешь, что пришла на мероприятие. Когда в зале мало людей, появляется домашнее ощущение, как будто вокруг тебя – свои, и расстояние между тобой и сценой становится меньше, и все представление – не вообще, а именно для тебя.


Я спросила себя, чем для меня привлекательна постановка в кукольном театре пьесы, написанной не для кукол. Мне пришло в голову, что актеры-куклы от актеров-людей отличаются тем, что они не перевоплощаются. Одна кукла как правило не играет много ролей в разных спектаклях. Она тождественна себе, и ты видишь именно невесту или жулика, а не «звезду» такую-то в роли невесты или жулика, даже хотя ты знаешь, что есть еще и актер. Может быть, поэтому так заманчива мысль, что куклы – ничто иное, как люди, если на них смотреть с большого расстояния, даже если речь идет не о марионетках.


В спектакле «Биндюжник и король» хорошо сделанные куклы с грубыми лицами. То, что они не перевоплощаются, не означает, что они не меняются. Мендель Крик-хозяин появляется в шляпе, надвинутой на зло блестящие стеклянные глаза. Он щелкает кнутом направо и налево, и от него шарахаются люди. Потом он приходит к своей любовнице Марусе, и она сбивает эту шляпу. Оказывается, что под шляпой совсем лысая голова-яйцо, и вот уже бывший грозный Мендель – беззащитный птенец, и кажется, что в стеклянных глазах блестят слезы: «Марусичка..»


Претендующий на шик Беня имеет внешность и костюм а-ля Голохвастов.

Подобострастные сообщники пляшут для него, как дети на утреннике или звери в новогоднем кукольном спектакле, распевая: «Поліція кінчається там, де починається Беня» (спектакль идет на украинском языке). Сестра Бени Двойра выходит к жениху Боярскому в сверкающем вечернем платье, и тот вздыхает с облегчением, потому что ранее он принял за Двойру ее мать Нехаму, женщину, состаренную домашними заботами. У Нехамы на голове огромный узел седых волос, а у Двойры и Боярского – суженых – одинаковые рыжие шевелюры. Кукла Двойра несколько похожа на Татьяну Васильеву, которая играет эту роль в фильме.


Раввин Бен Зхарья, задирая бородатую и глубокомысленную голову, в знак того, что он разговаривает, сидит все время в профиль к зрителю в кресле, за спинкой которого стоит, положив руки на спинку, мальчик, который должен катать это кресло и, видимо, не отделим от него. Румяная белокурая Маруся в мечтательном настроении покачивается на качелях: «Поїхати б туди, де липи не в’януть». В трактире она «играет на гитаре», водя рукой возле струн, наклонившись своим пышным телом в матроске, и поет «городской романс», не совсем верно переведенный ради сохранения рифм: «Хоч чахоточний, околоточний, та між нами велика любов!» (по-украински правильно не «чахоточний», а «сухотний»). В сцене в спальной Криков («Нехама, день спливає. Ніч роби!»), под причитания Нехамы, над супружеским ложем состарившихся супругов раскачивается огромная сковородка, как маятник, как символ равнодушно уходящего времени. Это конец первого акта, и занавес идет вниз, как бы подхватывая движение этого маятника, и так же в такт раздаются аплодисменты. Часть оформления сцены – фигура лежащего картонного скрипача, у которого двигается рука со смычком, а еще появляется картонный хор обывателей, у которого открываются рты. Все эти фигуры в стиле картин Шагала. Как в детских кукольных спектаклях, где есть актер –«ведущий», разговаривающий с куклами, здесь есть единственный актер-человек, и это – Арье-Лейб, служка в синагоге, «гордый еврей, живущий при покойниках» (С). Тот самый, кого в фильме играл Зиновий Гердт, и кто поведал историю восхождения Короля человеку, у которого на носу очки, а в душе осень(С), занимательно рассказавшему многие печальные истории человеку, имя которого означает «смех».


Арье-Лейб – толстенький заслуженный украинский актер, прирожденный Санчо Панса. Когда в синагогу забегает кукольная крыса, величиной со средних размеров собаку, и Бен Зхарья взывает: «Я домовлявся молитися в синагозі, а не в коморі з пацюками. Женіть його на вулицю, нехай люди скажуть, що це корова!», Арье-Лейб эффектно хлопает крысу по заду метлой и устраняет недоразумение. (Хотя не похоже, что от такого удара крысе этих размеров может что-нибудь сделаться). Остальное время Арье-Лейб сидит на сцене в уголке перед швейной машинкой, комментируя основное действие и вставляя классические фразы: «Ви можете переночувати з російською жінкою, і російська жінка залишиться вами задоволена». «Матері у нашому житті ролі не грають».


Чем дальше, тем больше понятно, что история не так смешная, как страшная, и моменты «улыбнись!» дело не меняют. В антракте один ребенок, приведенный родителями на взрослый спектакль, дабы приобщаться к классике, поднял вопль: «Мамо, треба йти, треба йти!» Видимо, его не умилила смелая находка режиссера, когда, во время кражи английского сукна на костюм Бени Крика, его сообщник Моня Артиллерист, отважно мочится, отвлекая внимание постового.


Но самое интересное, наверное, в том, что при хорошей постановке «Заката» все вообще зрители, наблюдающие семейную неурядицу Криков, должны однажды почувствовать себя неуютно, как этот ребенок. Несмотря на все завлекательное бабелевское остроумие нужно вдруг заерзать в кресле, поняв, что ты приравниваешься к птицам, жадным до падали, к дворовым наблюдателям, слетевшимся на чужое несчастье.


«Отчего вы не видите, люди, что вам надо уйти отсюда?» (С)


Я не уверена, что создатели спектакля хотели этого – как может театр хотеть, чтобы зритель ушел из него во время представления? Скорее всего, они хотели создать просто «гимн Одессе», Молдаванке, Бабелю. Когда под финальную песню по сторонам сцены появляется, фотография автора, становится понятно, кто здесь на самом деле - король.


При первом приближении общепримиряющий финал «Заката» меня раздражал. Все веселятся, празднуют свадьбу, отцу возвращен подобающий почет, «чтобы суббота была субботой» (С). В мюзикле за одним столом с отцом-Менделем сидит Маруся - его бывшая любовница, избавившаяся от ребенка Менделя и гуляющая теперь с его сыном Левкой, одним из сыновей, бивших его: «Ваше здоров’я, дідусю!» Мне казалась ужасно наигранной, издевательской эта всеобщая радость. В пьесе хоть есть Арье-Лейб, слуга традиции, идущий против коллектива, который при виде униженного Менделя, возведенного за семейный стол, "не то смеется, не то плачет", а в этом спектакле на сцене нет никого, кто выразил бы хоть половину моего мнения. Пока Крики пируют, я хочу, чтобы они, после всего того, что у них произошло, навсегда разъехались. Только сознание того, что это, действительно, «закат», скоро – революция и поневоле закончится эта жизнь, может примирить меня с этим финалом. Но сейчас я думаю: может быть, это потому происходит, что я сижу в зрительном зале и смотрю со стороны? Может быть, если бы я сидела за столом вместе с Криками, я, напротив, простодушно радовалась бы, что у них так-таки все утряслось?


Создатели спектакля не задают зрителям такого вопроса. Актеры-люди выходят на сцену с куклами в руках, как это принято, они становятся рядком и звучит песня «Молдаванка» как дань благодарности за меткие словечки миру героев «Заката» и человеку на черно-белой фотографии, у которого на носу по-прежнему очки, а в душе осень.