Мавка в театре кукол

 Дневниковая заметка 28 октября 2009 г. Ранее выложена в ЖЖ. Содержит еще один анализ драмы-феерии Леси Украинки «Лісова пісня» («Лесная песня») после просмотра ее постановки в театре кукол.


Мавка в театре кукол


Пришло мне время писать сочинение про Лесину «Лісову пісню» по тому поводу, что 16 октября я первый раз в жизни видела ее в театре – в Киевском академическом театре кукол, что живет в теремке на горке над Европейской площадью. Но кто-то из вас эту пьесу знает, а кто-то о ней и не слышал, а написать я хочу для всех. Соберу вместе свои мысли и некоторые факты и о постановке, и о самой пьесе, мешая то, что вы уже знаете и то, что, возможно, узнаете впервые.


…Давно, но не слишком давно, – в 70-е годы XIX века на Волыни, в теперешней Житомирской области Украины, жила девочка, с которой, наверное, я могла бы подружиться. У нее были заботливые родители, старший брат-друг и сто фантазий в голове. Однажды мама рассказала ей, как рассказывали и будут рассказывать до и после нее сказку, историю и быль детям во всем мире, про кое-кого из тех, кого просто так не увидишь, но можно увидеть глазами воображения – про мавок, про лесных дев украинских лесов, которые прячутся в стволах деревьев, но все-таки их может увидеть тот, кому они покажутся. Мама была писательница и рассказывала хорошо, а дочка хорошо слушала, потому что глаза ее были именно те, которые нужны, чтобы видеть мавку и слух именно такой, чтобы слышать ее голос. Дочке было тогда пять лет. История про мавок легла ей на сердце так, что она даже запомнила, где впервые услышала ее – в каком-то лесу с маленькими, но очень частыми деревьями; так, что потом она тайком от всей семьи бегала в лес, чтобы встретить мавку в лунную ночь, и никто тогда не раскрыл ее тайну.


Потом прошли годы, и произошло много событий. Появились еще брат и сестрички, новые друзья, много знакомых и много разнообразных знаний – тех, которые приносят радость и тех, которые приносит горе. У девочки оказались крепкая воля и характер борца, она научилась говорить так, чтобы ее слушали, и переносить испытания из тех, которые словом не украсишь. Оказалось также, что она может восхищаться и преданно любить, но – одна из странных истин: даже если любовь – самый щедрый подарок, это не значит, что он будет принят.


Летом 1911 года, находясь в Кутаиси, где служил тогда ее муж, писательница, уже давно известная и признанная украинским читателем, написала пьесу, как она сама говорила, в честь волынских лесов, где выросла – написала примерно за 10–12 дней и потом долго «до тями приходила» (приходила в сознание), потому что, пока писала, жила во сне днем и не знала покоя среди ночи: ее герои будили ее и тащили к себе, как в бешеный танец, чтобы она за ними записывала, чтобы им показаться еще другим людям через посредство слов этой женщины. Ей было тогда сорок лет. За два года до своей смерти она написала трагедию в форме сказки, где мир и герои – национальные, сюжет – личный и всемирный, а главная героиня – из детства, из маминого рассказа, которая с тех пор жила, и никуда не исчезла, и дождалась своего времени. Оказалось, что эта красивая, печальная и правдивая сказка про непутевого парня и мавкину любовь – произведение из тех, о которых говорят: автор родился, чтобы это написать, и прожил именно такую жизнь именно для этой вещи.


Мавкина подруга Леся знала, что сделала то, что должна была, и матери в письме признавалась:


«Мені здається, що я просто згадала наші ліси та затужила за ними. А то ще я й здавна тую мавку «в умі держала», ще аж із того часу, як ти в Жабориці мені щось про мавок розказувала…Видно, вже треба було мені її колись написати, а тепер чомусь прийшов «слушний час» – я й сама не збагну чому. Зачарував мене сей образ на весь вік» (С).


«Мне кажется, что я просто вспомнила наши леса и затосковала по ним. А то еще я и издавна ту мавку «в уме держала», еще аж с того времени, как ты в Жаборице мне что-то про мавок рассказывала…Видно, уже надо было мне ее когда-то написать, а теперь почему-то пришло «благое время» – я и сама не пойму, почему. Очаровал меня этот образ на весь век».


Жанр определен автором как «драма-феєрія». Герои частью – персонажи украинской народной мифологии, полубоги-полунечисть, собранные автором в лесу на Волыни, вокруг лесного озера под древним дубом, частью – люди. Украинские крестьяне по месту жительства и образу занятий вынуждены общаться с лесными духами. Раз прочитав «Лесную песню», вы получите систематизированные знания о героях украинского фольклора в таком объеме, как если бы вы побывали на их лесном балу, предположим, на Купала, и подсматривали за ними из-за ствола старого дуба, затаив дыхание, потому что, если они заметят вас и схватят – с вами будет неизвестно что. Отныне вы уже не пойдете просто так гулять по лесу, а будете с радостным содроганием сердца ждать, что вот-вот выскочит и хлопнет вас по плечу новый знакомый…правда, если вы согласны, что ручей – это «Той, що греблі рве» («Тот, кто плотины рвет»), у которого есть возлюбленная Русалка, значит, вы и до сих пор гуляли не просто так. Но еще ценее, что все эти духи, пленительные, ранимые и опасные, еще раз покажут вам отражение человека в очарованном озере.


Но поэтические прелести волынского леса и мифы родного края – не самое главное, что занимает меня в этой пьесе, а занимает меня тема, очень характерная для Лесиного творчества: что чувствует женщина, когда ее любимый более слаб духом, чем она.


Тут, конечно, приходит к нам благожелательный психолог и советует героине проявить гибкость, дипломатичность, и ради сохранения своей любви слегка притвориться. Мало кто любит, когда от него требуют соответствия идеалу и, раз уж тебе эти отношения дороги, дуся, то прими партнера, какой он есть. Совет понятен, но не приемлем. Героиня согласна идти на любые жертвы, она ни в чем не упрекает и не воспитывает, но притворяться не в ее характере.


Надо сказать, что Леся Украинка – великая заступница отвергнутой любви. Если она пишет про Тристана и Изольду, то для того, чтобы выразить сочувствие жене Тристана, «третьей лишней», Изольде Белорукой. Если про Иисуса – то про любовь к нему Мириам. Если про Дон Жуана – придумывает невесту Дон Жуана. Если про Данте – то для того, чтобы попенять ему, что воспевал Беатриче и промолчал о Джемме Донати. К этому ряду принадлежит и «Лесная песня».


(Как-то мне пришла мысль, о которой я думала, что она интересная, но она оказалась только забавной. У Данте и у Леси Украинки есть нечто общее. Они оба прославились как певцы глубокого безответного чувства. И они оба вошли в мировую литературу под уменьшительными именами: полное имя Леси было Лариса, а про Данте я прочла, что его имя его – сокращение от Дуранте. Взаимосвязи здесь, может статься, никакой и нет, но ее можно себе представить. Если человек не спешит отказываться от любви без взаимности, дорожит отвергнутым чувством, несмотря на боль, им причиняемую, упорствует в безнадежной привязанности – в этом есть что-то «детское»: отсутствие скепсиса).


Сюжет «феерии» в общих чертах представляет собой вариант распространенной истории о любви человека и существа из другого мира, когда любовь эта несчастлива. Дриада Мавка полюбила сельского паренька по имени Лукаш. Тот сперва потянулся к ней, но после отверг, поддавшись наговорам своей вредной мамаши, а главное – собственной слабости характера, и сочетал судьбу свою с хитрой стервой Килиной. Раскаяние наступило лучше поздно, чем никогда – но слишком поздно.


Если вы (такое может статься) узнали о пьесе впервые от меня, то, наверное, думаете про «Русалочку» Андересена – я тоже про нее думаю. Но здесь есть несколько важных разниц и, так как я люблю все сравнивать, доставлю себе сейчас это удовольствие.


В «Русалочке» главная тема – любовь и самопожертвование. В «Песне», на мой взгляд, основных тем как минимум три: любовь, свобода и предательство.


История Русалочки рассказана сочувствующим мужчиной. История Мавки – это характерно «женская история», интерпретация событий предлагается нам прежде всего с позиции героини, а разница во взглядах между нею и автором если и есть, то незначительная.


Русалочка, как вы помните, помимо любви принца, хочет получить еще и бессмертную душу, которая и сделает ее любовь еще более прекрасной, и даст ей вечное блаженство, доступное лишь людям. Без души она должна после смерти превратиться в морскую пену. Мавка тоже, как считается, лишена души (но имеет доброе сердце), а умереть она не может. Может переменить, так сказать, форму бытия – из лесной девы стать деревом, – и еще ее может забрать «Той, що в скалі сидить», но это не совсем смерть – скорее дух забвения. Однако в мире лесных духов любовь – это легкое удовольствие, без проблем для самосохранения тела. Мавка, как мы узнаем, не сторонница эгоизма, кроме этого, она любознательна, и хотела бы изведать другую любовь, такую, как у голубей и, как она слышала, у людей – «навеки».
Русалочка от принца бессмертной души не получает, но ей дается возможность заслужить ее добрыми делами, трудясь вместе с дочерьми воздуха. Мавка не боится сильного чувства, не боится испытать страдания и не раскаивается в любви, заставившей ее страдать, – и через это обретает бессмертную душу.


«Ти душу дав мені, як гострий ніж
Дає вербовій тихій гілці голос» (С).


История Русалочки еще и тем печальна, что в беде ее виноватых нет: можно ли обвинить принца, что он не полюбил ее? можно ли любовь навязывать? Правда, принц не узнал, что это Русалочка спасла его от гибели, и принял за свою спасительницу принцессу, но благодарность и любовь – не одно и то же. В истории Мавки виноватый есть, и это, как не печально, герой – Лукаш, а не его преувеличивающая свою жизненную мудрость маманя и не Килина. Вина же его, на мой взгляд, в распространенной и, в общем, понятной, но в данном случае непростительной житейской трусости. Мавкина любовь была так прекрасна и безупречна, что Лукаш ее испугался.


Я не согласна, что герой этой пьесы – вовсе гнусный тип, лишенный права на мое сочувствие. Раз уж Мавка вышла из лесу на голос его сопилки, так, верно, он был этого достоин. (Шестнадцать мелодий, которые Лукаш должен играть, и которые издаются вместе с текстом пьесы, – настоящие, народные, их Леся собрала сама). Дело, я думаю, в том, что Лукаш в начале пьесы девственен душой, как Ванюша Бездомный. Это паренек, который сам себя не знает и не знает, чего он хочет. Измена, которую он совершает по отношению к Мавке, это измена лучшему, что было в нем самом. За это лучшее Мавка пытается бороться всеми корректными методами, но не может сломить суровое наступление мамы Лукаша, у которой, видимо, аллергия на мавок (читай – на все для нее необычное) и которой требуется не более, чем покорный сын.


Таким образом, пугливая измена Лукаша, по моему мнению, есть следствие не гадости и не порочности, а всего лишь обидной слабости. Поскольку никто не обязан быть в юношестве семи пядей во лбу, мотивы близорукого поведения героя понятны, но ведут они к погибельным результатам. Мавка должна получать за любовь пощечины. Вместо любящей подруги Лукаш получает безумие, а затем – преждевременную старость, дополнительно украшенную возможностью наслаждаться эмоциональными беседами матери и Килины. Но два обстоятельства должны реабилитировать Лукаша в глазах читателя: во-первых, чуждая мести Мавка продолжает его любить и спасать, во вторых – сердце Лукаша таки открывается для раскаяния: что сделал ты с жизнью своей, человек?


Я думаю, что Лукаш не переставал любить Мавку. Он просто позволил себе поверить, что его любовь – ненужное наваждение, которое мешает ему жить и должно быть прогнано.


Из рассматриваемой драмы-феерии отнюдь не следует, что все без исключения сыновья Адама должны приравниваться дочерьми Евы к рогатым и парнокопытным. Ничуть! Помимо Лесовика, любящего Мавку любовью доброго отца или дедушки, в пьесе есть два мужских персонажа, на мой взгляд вполне достойных уважения.


Один из них – Перелесник, лесной бабник. В украинской мифологии так называется дух-обольститель, который в образе удалого молодца посещает девушек, когда они спокойно себе почивают, и нарушает их благополучие, внушая им чувственные желания к своей персоне, сводя их с ума и доводя до физического изнеможения. В одном известном своем стихотворении «Як я люблю оці години праці», Леся, которая часто работала ночью до самого утра, в шутку поминает Перелесника, навевающего ей сны творчества. Бойкий и склонный к беспорядочным связям по принципу «схватывает и быстро отпускает», Перелесник был кавалером Мавки до того, как она встретила Лукаша и возжелала серьезного всепоглощающего чувства. Зная, что прежнее было игрой и только, Мавка бросает бывшего без угрызений совести. Но тут, видно, планида Перелесника обернулась не тем боком: незаметно и неожиданно для себя, он сам прельстился, крепко полюбил Мавку, Мавку, и не может смириться с ее потерей. Неуклюжие попытки Перелесника вернуть любимую или хотя бы чуть-чуть ей пригодиться делают его привлекательным и вызывают к нему жалость, но какое там! Для Мавки существует Лукаш, и баста.


Можно домысливать, что Перелесника привлекает к Мавке именно то, что оттолкнуло от нее Лукаша: неординарность натуры – ведь Мавка выделяется среди лесных духов так же, как и среди людей – и превосходящая сила характера. Можно также злорадно предположить, что, получая слезы от Лукаша, Мавка расплачивается за измену Перелеснику, действительно к ней привязавшемуся. Но при всем том понятно, что Перелесник не дал бы Мавке то, чего она добивается. Мавке претит его философия «Щастя – то зрада» (Carpe diem!), с помощью которой он честно думает ее утешить, затем, страх перед «Тем, кто в скале сидит», оказывается в нем сильнее любви к Мавке и заставляет покинуть ее в опасности (Если бы этот призрак угрожал Лукашу или любому ее другу, Мавка закрыла бы Лукаша или друга собой, не колеблясь). Все же в финале пьесы именно Перелесник спасает Мавку от Килины. Правда, не совсем понятно, к добру или к худу такое «спасение», зато, когда Перелесник сжигает лукашево хозяйство, моя мстительность удовлетворена.


Другой симпатичный персонаж – дядько Лев. Прототип его точно известен: летом 1884 года Леся с матерью, братом и сестрой ездили в село Скулине и ночевали у очень доброго «дядька Лева Скулинського» (С). Место действия в «Лісовій пісні» воспроизводит урочище Нечимне, которое семья посетила в ту поездку. В черновом автографе было прямо сказано, что лесное озеро, на берегу которого все происходит, называется Нечимне, но потом поэтесса эту памятку убрала. Зато урочище Нечимне теперь названо «Лісова пісня». В пьесе дядько Лев – мудрый посредник между людьми и леснуыми духами, понимающий ценность сил природы. Наделенный и здравым смыслом, и воображением – можно догадаться, что именно он был бы «идеальной парой» для Мавки, будь помоложе. Но дядько Лев стар и слишком слаб, чтобы защитить от своей сестрицы Мавку и счастье племянника.


У пьесы, такой красивой, важной для автора и с такой любовью написанной, неприятности начались почти сразу, и я не думаю, что будет большим преувеличением сказать: продолжаются они до сего дня. Первая публикация в «Литературно-научном вестнике» (1912 г.) была с ошибками. Постановка в киевском театре Н.К. Садовского (одного из основателей украинского профессионального театра) не осуществилась, хотя цензура ее и дозволила. Первое настоящее издание пьесы вышло только в январе 1914 года, когда автора уже не было в живых – но не забываем, что мавка не может умереть, по крайней мере, так, как умирают люди. Ее может постигнуть забвение – но эту Мавку, не боявшуюся любить и страдать, забвение не победило.


Первая театральная постановка «Лісової пісні» состоялась уже после Великой Отечественной войны. Одно из наиболее ярких произведений украинской классической литературы ныне – признанная «главная песня» поэтессы, почитаемой как третья крупнейшая фигура в родной литературе после «Кобзаря» (Тараса Шевченко) и «Каменяра» (Ивана Франко), прозванной «Дочка Прометея» и «Одержима», почетный член школьной программы – чтобы детки, не стыдящиеся собственной лени, в период полового созревания подрисовывали иллюстрации в учебниках до карикатуры и вытягивали скорбные рожи из-за скучной необходимости, но зато другие дышали полной грудью, ощущали вместе скорбь и радость, не могли остановиться в сочинениях и воображали неустанно, беспредельно. Некоторые из последних проводили смелые параллели, измеряли в пьесе глубины скрытого смысла и ныряли туда за мудростью, соперничающей с трактатами древних и новых философов. Некоторые, впрочем, ничего такого не делали, а просто запоминали, и со временем понимали, что любят – не спрашивая себя, за что.


У Леси Украинки всего около двадцати драматических произведений, в основном на мифологические и исторические сюжеты (она тяготела к философскому обощению), из которых пятнадцать она назвала «драматическими поэмами», а четыре, включая «Песню», драмами. Считается, что в этих пьесах сценическое действие уступает по разработке диалогу. Насколько это вредит им на сцене – судить не могу, а диалоги там такие, что меня некогда бросало в дрожь от восторга…но насчет «Лісової пісні» сама автор, помогая готовить самую первую, несостоявшуюся постановку, выражала тревогу: «Я б і хотіла бачити її на сцені, і боюся, не «провалу» боюся, а переміни мрії в бутафорію…» (С) («Я б и хотела видеть ее на сцене, и боюсь, не «провала» боюсь, а перемены мечты в бутафорию»).


Правда Лесина: читая живописные ремарки «Песни», скоро понимаешь, что этот лес и это озеро не могут быть «декорацией» – картонный тростник, бумажные цветочки и т.п. Думаю даже, что чем дороже и тщательнее будет сделана декорация, тем фальшивее она будет смотреться. Этой «фантастическо»й пьесе, по-моему, противопоказаны зрелищность и спецэффекты. Но замечание касается не только декораций и костюмов, и даже не только сценического воплощения. В «Песне» много поэзии, которая теряется в переводе – не только на другой язык, но и, думаю, в более широком смысле, переводе из мысли «в вещество». «Песня» хороша, нежна, чиста, страстна, заразительна, но как же легко ее опошлить! Представьте себе на краю дороги вывеску в виде полуобнаженной бабы с буферами подавляющего размера и в крошечном веночке, с призывно протянутой рукой и надписью «Кемпінг «Лісова пісня» – 5 км», представьте молодые дарования с блестящей «на камеру» улыбкой, игривым взором и голосом пронзительным или тусклым, которые на фоне голубого задника с зелеными кустиками тянут под синтезатор что-то, где встречается слово «мавка», предназначенное для паузы на дискотеке, представьте витражи в столовых и настенные росписи в школьных коридорах, подкорректированные нарочной или нечаянной импровизацией прохожих, запечатлевших тут свое остроумие или свое безразличие… Это не запрещено. Но если вы читали и вам понравилось жалеть Мавку, есть вариант, что вы еще больше ее пожалеете.


Даже если оформление или иллюстрации к «Песне» сделаны мастерски, человеком, знающим свое дело, благодарным автору, любящим пьесу и упивающимся ее красотой, - зовите меня привередой, но они все равно могут меня раздражать именно своей красивостью. Можно рассматривать, хвалить, любоваться, … но «холодно» и как-то слишком гордо.


Поэтому я думаю, что для «Песни» больше всего подошла бы постановка в такой форме, где предполагается немножко больше условности, чем в обычном драматическом театре: мультфильм, или аудиоспектакль, или театр кукол. Она, конечно, от многого заставляет отказаться, зато как бы «идет навстречу», воображению, заставляет зрителя домыслить что-то большее, чем он непосредственно получает. И я не буду дергаться от того, что вижу не лесную деву, а мисс в лифчике или зеленом сарафанчике. Например, впервые в жизни я видела «Песню» именно как мультфильм, и, хотя я думала, что это просто одна из многих сказок, он заставил меня печалиться вместе с героиней, а не из-за несоответствия грубого воплощения прелести замысла. Думала я как-то от нечего делать, какую бы я хотела постановку «Лісової пісні», и решила, что лучше всего она была бы в форме аудиоспектакля, где были бы хорошие актеры и хороший голос «от автора», которые бы читал все ремарки. Это меня бы устроило. Но услыхала я как-то по радио вопль известной актрисы: «Ні! Я жива! Я буду вічно жити! Я в серці маю те, що не вмирає» (С), направленный не на то, чтобы высказать душу героини, а на то, чтобы восхитилась публика – и поняла, что с выводами спешить не надо.


Из этих соображений взбрело мне в голову увидеть постановку «Лісової пісні» в театре кукол. Я подумала, что в кукольном представлении может быть такая «спасительная» наивность, которая вернет мне свежесть восприятия всей вещи. И я не ошиблась, должна сказать. Спектакль нравится, но прежде всего – если у зрителя есть способность простодушно умиляться разным нехитрым придумкам (как у меня, например).


Конечно, первая мысль: «Ой, зачем они это так?» Дело в том, что спектакль в Киевском академическом театре кукол поставлен как «семейный». Это значит, что его должны понять пришедшие с родителями дети от десяти лет, а пьеса, несмотря на сказочный сюжет – очень «взрослая». Основная мысль спектакля, как ее огласили перед просмотром: человек не должен порывать с природой, не то он сам себя погубит. Вы понимаете, что для полноты восприятия под природой должен иметься в виду не только волынский лес и его обитатели, но и прежде всего – природа самого человека, не порывай с природой – это не измени себе. Но, кажется, авторы спектакля решили, что взрослые и так поймут, а для детей уточнять – зря их запутать. Начинается с того, что выходят девчата и парубки, начинают водить хоровод и петь веснянки, всем своим видом демонстрируя, как хорошо было жить во времена Трипольской культуры и едва ли не смеясь сами над тем, что делают – до того ослепительные у них улыбки.


Но потом пришли куклы, и все наладилось. Куклы совсем простые, без какой-нибудь великолепной механики или шикарных костюмов, но куклы двух систем: марионетки и скульптуры с неподвижными руками и ногами, перемещающиеся в прорезях на небольшом вращающемся кругу. В чем хитрость? – а в том, что такая кукла не может оторваться от почвы, а марионетки летают. Так и персонажи в спектакле делятся на два типа: те, кто может летать, и те, кто только стоит на земле. Мать Лукаша и Килина принадлежат к последним. Лесные духи только летают. Мавка и Лукаш, когда они встретились – летающие марионетки, а после того, как утратили взаимопонимание – куклы, стоящие на земле. И очень хорошо передает внезапно наступившее одиночество «запутавшейся» Мавки момент, когда эта кукла начинает одна вращаться на кругу.


Так как спектакль играется в двух планах – куклы и живые молодые актеры, которые не только водят кукол, но и время от времени сами показываются и без кукол играют наиболее эмоциональные эпизоды – можно рассматривать все это действо как способ для человека объяснить то, что ему трудно сказать просто так, с помощью кукол. Получается магическая игра. Скажем, Мавка и Лукаш – люди объясняются в любви с помощью Мавки и Лукаша – кукол, нежно поворачивая ладонями круг, где сидят две куклы. Лукаш, вдруг осознав, что сталось с его жизнью, срывает с круга и выбрасывает куклу – преждевременно состарившегося Лукаша с клоком седых волос.


Кукольная Мавка в зеленом платье колоколом и венке, похожем на венок из еловых веток, который вешают на Рождество, сперва напоминает Снегурочку. Но у этой марионеточной Снегурочки широко раскрытые глаза и всегда приподнятая головка (еще бы, она же висит на нитях), как будто она все время чему-то удивлена, а именно такой должна быть эта героиня, по крайней мере, первые две трети действия. В начале спектакля Мавка выглядит балованной девочкой, которая привыкла, что все ее прихоти исполняются. Но эти прихоти она не употребляет во зло, а просто любит каждый день выдумывать что–нибудь новенькое, интересное – и так она знакомится с Лукашом, поначалу шутя. А потом у нее появятся другие причины удивляться: ведь она и не подозревает, какое зло может быть на свете и жить в Лукашевой хате. Мавка выглядит так, как если бы ее после первого в жизни прочтения пьесы нарисовал ребенок. Она наивная, нежная и вместе очень трогательная.


В целом спектакль оставляет то впечатление, что иногда самые простые и, как говорят, безыскусные средства годятся, чтобы объяснить сложные вещи. А мне от него того и надо было.