Судьба Грибоедова

Судьба Грибоедова


Это – более полная версия моей статьи, опубликованной в журнале «Країна знань» («Страна знаний»), 2007, №1,2. Цель статьи была – заинтересовать юношество Грибоедовым, чтобы дальше о нем читали уже сами и «Горе» по верхам не перелистывали. Статья рассчитана на небезнадежных подростков (читающих старшеклассников). Потому она получилась именно такая, а не другая, с именно такими примечаниями.

Очки и алмаз

Человек небольшого роста, желтый и
чопорный, занимает мое воображение.

Юрий Тынянов, «Смерть Вазир-Мухтара»

Александр Сергеевич Грибоедов – прославленное имя, но во многом неизвестный человек.


Ученый умница глядит с его портретов. Очкарик – наверное, всю жизнь с книгами и глаз ему не жаль. Или придумывает мир таким, каким хочет его видеть. Российский драматург и дипломат. Современник, знакомый декабристов и А.С. Пушкина. Интересовался философией, старинной русской литературой и историей, знал несколько иностранных языков.


Как драматург знаменит благодаря одной пьесе – комедии «Горе от ума». Она совсем не веселая, скорее даже грустная и без счастливого конца, но остроумная – вернее, беспощадно острая. Много пословиц разлетелось по свету из этой комедии. Там сказано: «А судьи кто?», и еще «Служить бы рад, прислуживаться тошно», и еще «Молчалины блаженствуют на свете!», ну и главное – «Карету мне, карету!».
Как дипломат занимался отношениями Российской империи с Персией (так тогда назывался Иран), помог заключить выгодный для своей страны мирный договор. Пианист-виртуоз и композитор. Во многих фильмах и телепередачах звучит его вальс ми минор, ставший почти что музыкальным символом России начала ХІХ века: высокие звуки, словно легкие шаги, приближаются, отходят и снова приближаются, делаются решительными и вновь отступают.


Грустно узнавать, что Грибоедов погиб вместе со своими товарищами от рук толпы, ворвавшейся на территорию русской миссии в столице Персии – Тегеране. Его жена Нина, дочь грузинского поэта, князя Чавчавадзе, осталась вдовой в шестнадцать лет всего лишь спустя пять месяцев после свадьбы, и сохранила верность любимому на всю жизнь.


Должно быть, А.С. Грибоедов – серьезный и правильный человек.


Вот только очки в России в те времена, оказывается, открыто носить «в свете» не полагалось. Признавалось дурным тоном, если сквозь очки смотрели на старших или высших по чину. «Сквозь стекла» – это что же, сверху вниз? Так что очки на портретах А.С. Грибоедова могут не только означать, что у человека слабое зрение, но и подсказывать: это – человек откровенно неправильный. По-нашему, убежденный неформал. Не стесняется заявить о том, что презирает излишние условности, «вольность хочет проповедать» …


Судить о личности Грибоедова по первому впечатлению действительно нельзя. Скучный человек не стал бы писать комедии. Охотник до отвлеченных умствований не придумал бы столько пословиц. Грибоедов был, особенно смолоду, большой непоседа. Он хотел жить с удовольствием: «Моя одна забота, чтобы праздники чаще давались»[1]. Курил трубку и проводил за фортепиано, импровизируя, многие часы, – а сохранились в нотной записи только два вальса. Любил и сцену, и кулисы. Женщины влюблялись в него, и до того, как сделать предложение пятнадцатилетней Нине Чавчавадзе, более чем в два раза моложе его, он не однажды бывал влюблен.


И в жизни, и в творчестве А.С. Грибоедова неизвестностей – множество. Неизвестность первая: когда он родился? Обычно пишут – в 1795 году. А сам Грибоедов указывал 1790 год.


Неизвестность вторая: можно ли считать его декабристом? Многие участники восстания в декабре 1825 года, отважные, отчаянные и мечтательные люди были в дружбе с А.С. Грибоедовым. После провала восстания он был арестован, но освобожден, благодаря заступничеству родственника, и впоследствии пытался помочь заключенным или сосланным декабристам. Стремление к «свободе вечной» звучит во многих стихах и письмах Грибоедова. Ему была близка цель декабристов, по свидетельству драматурга А.А. Жандра он был вовлечен в подготовку ими вооруженного переворота и вполне верил в его необходимость и справедливость. Но Грибоедов обозвал декабристов дураками и «сотней человек прапорщиков», которые хотят «изменить весь государственный быт в России». Не потому, что их «дело» было жестоко, а потому, что очевидно глупо и плохо организовано. Да и свобода, о какой Грибоедов мечтал для себя, – это «независимость от людей», свобода быть тем, кем хочешь, включая право совершить по велению сердца какое угодно безумство, ни перед кем не отчитываясь. Такую свободу не завоевать одними государственными преобразованиями. И с полноценным членством в тайном обществе желание личной независимости легко приходит в противоречие.


Неизвестность третья. Можно ли сказать: Александр Сергеевич Грибоедов – друг Александра Сергеевича Пушкина? Они одновременно служили в Коллегии иностранных дел, общались, но больше всего – в последний год жизни Грибоедова. В их литературных вкусах были различия: Пушкин в юности принадлежал к литературному обществу новаторов «Арзамас», зло и весело дразнившему более консервативную «Беседу любителей русского слова», к которой был тогда близок Грибоедов. Тот в свою очередь умел и насмешкой, и критикой рассердить «арзамасцев». Некоторые друзья Пушкина также были друзьями Грибоедова. Например, поэт-декабрист Вильгельм Карлович Кюхельбекер, или мыслитель Петр Яковлевич Чаадаев, – тот, что за свою критику исторического пути Российской Империи был официально объявлен сумасшедшим. Все же, Пушкин и Грибоедов, по-видимому, так по-настоящему и не подружились. Возможно, после гибели Грибоедова Пушкин сожалел, что уже не может лучше узнать своего тезку, который произвел на него сильное впечатление. Знаменитый эпизод из его книги «Путешествие в Арзрум»: Грибоедова везут хоронить из Тегерана в Тифлис[2], и на горной дороге скромную процессию случайно встречает Пушкин. Здесь же А.С. Пушкин вспоминает о знакомстве с А.С. Грибоедовым и делится своим представлением о замечательном человеке, достойном большего уважения и внимания, чем он долгое время получал, о вознаградивших его последних годах его жизни, о его смерти героя. Но можно услышать утверждение[3], что эту посмертную встречу Пушкин придумал, – он проезжал по той крутой дороге спустя месяц после того, как провезли по ней тело Грибоедова[4] …


Зато Грибоедов был в приятельских отношениях с литератором и издателем Фаддеем Булгариным, которому Пушкин с Вяземским[5] дали презрительное прозвище «Видок Фиглярин».


Даже в кратком и не очень подробном отзыве Пушкина есть упоминание тайны. «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств». А черты личности Грибоедова, которые называет Пушкин, кажется, все противоречат друг другу, и в этом-то заключено обаяние: «Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, – все в нем было необыкновенно привлекательно».


Но в художественных произведениях, где Грибоедов появляется как персонаж, – в романах Д.С. Мережковского «Александр І» и Ю.Н. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», – изображен, на первый взгляд, не очень симпатичный человек. Можно прочесть, что двигатель его поступков – скука и отсутствие смысла жизни. Или что для него порой быть умным важнее, чем быть добрым. Однако при этом не подвергаются сомнению его чувство чести и собственного достоинства, большая и серьезная любовь к поэзии, театру и музыке, его очень требовательный вкус, восхищавший его немногих друзей, его не лицемерный и не прибедняющийся патриотизм. И еще печаль, которая, сколько бы не хотел веселиться автор «Горя от ума», никогда не оставляла его надолго.


В Алмазном Фонде Московского Кремля сохраняется редкостный желтый алмаз «Шах». Он считается искупительным приношением персидского шаха российскому императору, «ценой крови» Грибоедова и всех, погибших с ним в русском посольстве. Драгоценный камень – замена драгоценного человека. Холодный с теплым светом …


Свои ответы на вопросы судьбы Грибоедова предлагают компетентные и аккуратные специалисты по истории литературы и внешней политики. У читателей, если они захотят узнать о нем что-нибудь побольше, появляется «свой» Грибоедов, каким они себе его представляют. В его биографии – много вопросов, и много поводов задуматься о том, каково может быть значение жизни незаурядной личности.


1. Цитата из ранней заметки Грибоедова «Письмо из Бреста-Литовска к издателю», журнал «Вестник Европы», 1814 г.
2. Теперь – Тбилиси. Там, в монастыре Давида на горе Мтацминда, похоронены А.С. Грибоедов и Н.А. Грибоедова.
3. Я услышала это утверждение вот где: «Путешествие в Арзрум. Монастырь на Казбеке». Телепередача из цикла Библейский Сюжет.
4. Дата встречи Пушкина с телом Грибоедова – 11 июня 1829 г., место – в горах около крепости Гергеры. Но гроб Грибоедова был привезен в крепость Гергеры 30 апреля 1829 года, 2 мая он был в Нахичевани. // Пиксанов Н.К. Летопись жизни и творчества А.С. Грибоедова (1791-1829).
5. Князь Петр Андреевич Вяземский – известный русский поэт «пушкинской плеяды».


Честолюбивый и свободный

Во многой мудрости много печали.
Библия, Книга Екклесиаста.

Талант политика и талант к художественному творчеству редко встречаются у одного и того же человека. Известные примеры, конечно же, есть, но нечасто случается, чтобы кто-нибудь добился одинаково большого успеха и в художественном творчестве и в политике. И почти не бывает, чтобы человек, получивший одинаковое признание и как политик, и как, например, писатель, занимался и тем и другим в один и тот же период своей жизни.


Одна из причин может быть в том, что каждое из этих направлений деятельности поглощает целиком мысли, время и силы, требуя отдать ему всего себя. Поэтому, одно – призвание, а другое – хобби. Великий живописец Питер Пауль Рубенс, которому приходилось иногда исполнять дипломатические поручения, говорил, что он – художник, который развлекается ролью посла.


Пушкин говорит о Грибоедове, что его честолюбие было равно его дарованиям. Правда, он сравнивает Грибоедова с Наполеоном (который, как известно, полководец и император Франции), и с Декартом (французским ученым и философом, который заявил: «Я мыслю, значит, я существую!»), но не с поэтами. Сам же Грибоедов в письме сказал о себе: «Я как живу, так и пишу свободно и свободно».


Честолюбие – черта, как будто способная создать политика, а любовь к свободе – вроде бы больше подходящая для поэта. Если судьба – это характер, то не определило ли судьбу А.С. Грибоедова противоречие этих двух качеств?


Принято считать, что честолюбивый человек должен подчинять жизнь определенной цели. А.С. Грибоедов, как кажется, вызывающе опровергает это мнение. Ему очень нравилось, когда ему воздавали должное. Но он также желал быть свободным. И сознавал, что ставить себе цель – значит посвящать ей себя и ради нее себя ограничивать, а это уже не свобода.


В письмах друзьям Грибоедов не один раз говорит, что государственную службу ненавидит от всего сердца, хотел бы ее бросить «не смотря ни на что, что бы она ни обещала мне в будущем». Не все исследователи безоговорочно доверяют этим его словам. Например, авторитетнейший литературовед и писатель Ю.Н. Тынянов в романе о Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» так пишет о своем герое: «Он хотел быть королем». «Вкус служебной субординации был у него на губах». Как видно, честолюбие Александра Сергеевича выражалось как его высокая требовательность и к себе, и к другим. Ему хотелось больших свершений. Его мучило вмешательство ничтожных и непонятных препятствий или чувство собственного бессилия. При этом он не умел ничего делать наполовину.


Та самая разносторонняя одаренность, которая больше всего восхищает в Грибоедове, подчас была ему не в радость. Одному из друзей он как-то сказал: «У кого много талантов, у того нет ни одного настоящего»[1]…


Из литературных произведений и писем А.С. Грибоедова видно, что корыстный карьеризм казался ему уродливым и отвратительным. А ведь карьеризм – самая распространенная форма честолюбия. Как же часто умным и талантливым считают того, кто всего лишь выбивается из сил, чтобы таким выглядеть! Уже достигнув зрелости (1826 г.), в письме своему лучшему другу, просто хорошему человеку Степану Бегичеву Грибоедов возмущался: «Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов? Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов. Холод до костей проникает, равнодушие к людям с дарованием …»


В тот момент Александру Сергеевичу казалось, что он назначил себе цель в жизни по сердечному стремлению, но «наперекор судьбе»: «Поэзия!! Люблю ее без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? И, наконец, что слава?»


В стихах, посвященных Грибоедовым в декабре 1824 года балерине Е. Телешовой, есть такие строки:


Рабы корыстных польз унылы,
И безрассветны души их.
Певцу красавиц что в награду?
Пожнет он скуку и досаду
Роптаньем струн не пробудив
Любви в пустыне сей печальной,
Где сном покрыто лоно нив,
И небо ризой погребальной.


Отголосок такого же, как и в этих стихах, отрицательного отношения к будничной «пользе» как смыслу жизни слышится в словах Моцарта из маленькой трагедии «Моцарт и Сальери», оконченной Пушкиным в 1830 году:


Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.


Но Грибоедов в своих стихах выражает презрение к людям, посвящающим себя второстепенным заботам и неспособным оценить поэта. А Моцарт Пушкина хотя и грустит о том, что лишь истинным творцам открыто чувство гармонии, но для него это принятие должного, – иначе и быть не может. У Моцарта нет обиды и злобы на людей, нет у него и терзаний Грибоедова о своем призвании. Моцарт ведь знает, кто он – композитор, и Пушкин знает, кто он – поэт.


А.С. Грибоедов тоже был одаренным чувством гармонии истинным поэтом и истинным музыкантом (Моцарт, кстати, был одним из его любимых композиторов). Он, кроме того, был драматургом, то есть писателем для театра, ощущающим гармонию сценического действия везде, где бы она не проявилась. Этот дар – особый. Грибоедов тотчас записывал понравившиеся ему разговоры друзей, чтобы перенести их в комедию, записывал и свои политические переговоры, если они удавались. Ведь в переговорах есть драматический конфликт двух или больше сторон, и дипломатия – тот же театр. Литературное творчество всегда было потребностью Грибоедова, но все же, он решил окончательно посвятить себя ему сравнительно незадолго до смерти.


Накануне Рождества 1828 года, А.С. Грибоедов написал письмо своей молодой жене Нине. Оно оказалось одним из последних – Александру Сергеевичу оставалось жить месяц и неделю. Нина находилась в персидском городе Тавризе, а ее муж выехал по делам своей службы в Тегеран, ко двору шаха. И в его письме, кроме слов любви и надежды на скорое возвращение прозвучало еще невольное признание: «И здесь даром прожил, и совершенно даром…» А.С. Грибоедов говорит это о дипломатических делах. Но так он рассказал любимой главную печаль своей жизни.


А в молодости Грибоедов жил себе, как знал.


… В ноябре 1817 года в Петербурге произошла дуэль, наделавшая много шуму. Молодые дворяне В.В. Шереметев и А.П. Завадовский стрелялись из-за балерины Истоминой. Никто не считал вначале любовную связь Василия Шереметева с «танцоркой» и его ревность стоящим поводом для дуэли. Но Завадовский убил Шереметева. Грибоедов был секундантом Завадовского, многие сочли его главным виновником дуэли и виновником смерти друга Васи. От греха подальше он и получил дипломатическое назначение – секретарем новой российской миссии в Персию, в глушь, и был этому не рад.


По дороге в Персию через Кавказ в городе Тифлисе Грибоедов, как было ранее условлено, дрался на дуэли с секундантом Шереметева, забиякой Александром Якубовичем, впоследствии декабристом. Здесь смерть обошла их. Якубович ранил Грибоедова в руку. Рана зажила, Александр Сергеевич даже мог снова прекрасно играть на фортепиано. Но именно по ране и поврежденному пальцу левой руки больше, чем через десять лет, опознали его тело, страшно изувеченное теми, кто напал на российскую миссию в Тегеране …


Перед этой первой поездкой в Персию, проезжая по дороге в Москву через Новгород, Грибоедов писал к Бегичеву и вспомнил своего тезку, князя Александра Невского, причисленного Русской Православной Церковью к лику святых: «Нынче мои именины: благоверный князь, по имени которого я назван, здесь прославился; ты помнишь, что он на возвратном пути из Азии скончался; может и соименного ему секретаря посольства та же участь ожидает, только вряд ли я попаду в святые!»


Грибоедов шутил, чтобы развлечь себя, но, действительно, он погиб, уже собираясь выехать из Тегерана, хотя это и случилось не в первую поездку, а в следующую, спустя годы. И, так как перечень создателей русской классической литературы иногда называют «литературными святцами», можно считать, что он в некотором роде «попал в святые».


1. Каратыгин П. А. «Александр Сергеевич Грибоедов (из моих записок)».
Петр Андреевич Каратыгин – русский комический актер и драматург.


Смерть дипломата

Высокое чувство чести руководило им во всех его поступках и составляло его правило во всех случаях жизни.

Глава английского представительства в Тавризе Дж. Макдональд – об А.С. Грибоедове

В двух войнах за власть над Закавказьем (1804–1813 гг. и 1826–1828 гг.) Россия дважды победила Персию. В этой борьбе был важный скрытый участник – Англия. Она поддерживала и подстрекала Персию, но ради своего интереса: в Лондоне опасались, что Россия, продвигаясь на Юг, захочет отнять у Англии Индию, уязвимое место Британской колониальной империи. Российское дипломатическое представительство в Персии должно было добиваться соблюдения Персией условий двух мирных договоров и одновременно сопротивляться враждебной политике Англии. А. С. Грибоедов решал эту задачу во время двух дипломатических миссий.


В первый раз он приехал в Персию в 1818 году, после первой из двух русско-персидских войн, в должности секретаря посольства, неглавного человека. Персия не пришлась ему по душе, его мучила мысль о смерти друга, он издевался над своей дипломатической ролью. Это все же не значило, что А.С. Грибоедов не намерен был отстаивать здесь интересы своего любимого и уважаемого Отечества. Он был молодой человек с вызывающим воображением и проявлял иногда такие инициативы, до которых не всякий опытный дипломат бы додумался именно из-за профессиональной привычки опытных дипломатов действовать с оглядкой и так, чтобы никто не мог догадаться, чего им надо на самом деле.


Грибоедов умел добиться многого решительным маневром. Однажды ему удалось убедить вернуться в Россию некоторых пленных русских солдат, перешедших на персидскую службу, даже несмотря на их боязнь наказания за предательство. Сделал это он так: объявил солдатам на понятном для них языке, что он о них думает. Неожиданно простой шаг принес большой успех. Батальон из русских пленных под командованием Самсона Макинцева считался привилегированной частью персидской армии, подчиненной наследному принцу Аббасу-мирзе. Для России существование такого почетного батальона перебежчиков было глубоко позорно. Российская дипломатия и раньше добивалась от Персии их возвращения, но никто не спрашивал самих солдат, не мучает ли их совесть в их положении и не хотят ли они по доброй воле вернуться в Россию. Грибоедов сам привел отряд тех, кто раскаялся (более полутора сот человек), в Тифлис, но, к сожалению, власти не прислушались к его просьбе простить их. Другие подобные нестандартные ходы молодого Грибоедова тоже достигали цели – позиции России в Персии значительно укрепились, а сам он получил персидскую награду – орден Льва и Солнца, (который заложил потом в ломбард).
В другой раз, по окончании второй русско-персидской войны, в конце 1828 года в Персию прибыл уже глава дипломатического представительства, статский советник Александр Сергеевич Грибоедов на вершине почета и славы, человек, который хотел и, казалось, мог быть счастливым, но чувствовал: что-то ему не позволит. У него был дипломатический ранг полномочного министра (по-персидски «Вазир-Мухтара»). Теперь он должен был добиться осуществления Туркманчайского мирного договора, в составлении которого сам принимал участие. Этот договор, присоединивший к России новые земли и закрепивший ее военное господство над Каспийским морем, будет определять российско-персидские отношения почти сто лет – до самого 1917 года. И в наши дни государственные границы Армении и Азербайджана с Ираном установлены на основе Туркманчайского мира.


По правилам того времени, проигравшая в войне сторона должна была заплатить победителю условленную денежную сумму – контрибуцию, предназначенную для того, чтобы возместить военные издержки победителя. Грибоедов считал, что цель контрибуции – лишить врага средств на новую войну. Сумма контрибуции для Персии была определена очень крупная – 10 куруров [1], или 20 миллионов рублей серебром. Чтобы ее собрать, срезали бриллиантовые пуговицы с одежд жен самого наследника персидского престола Аббаса-мирзы и отправляли в переплавку драгоценные золотые предметы из его сокровищницы. Но решающим вопросом для жизни и смерти Грибоедова оказалась не контрибуция, а люди, через жизни которых прошла война.
Туркманчайский договор предусматривал, что все пленные обеих сторон подлежат возврату, а все подданные персидского шаха, во время войны оказывавшие помощь России (особенно армяне) не будут преследоваться за это и получают право в течение года перейти под власть России. Так в российском посольстве в Тегеране сперва оказались две женщины из гарема Аллаяр-хана, ненавидевшего Грибоедова шахского министра и зятя шаха. А затем Мирза-Якуб, евнух шахского гарема и казначей шаха, пришел просить оказать ему помощь вернуться на родину, в Армению. Грибоедов получал возможность узнать главные государственные тайны Персии из первых рук. Для персов Мирза-Якуб повел себя как предатель шаха и отступник от истинной веры. Шах потребовал вернуть Мирзу-Якуба, но Грибоедов все-таки взял его под свою защиту как российского подданного.


Въезд Грибоедова в столицу Персии в глазах мусульман был связан со многими зловещими предзнаменованиями. В то время как при дворе Фетх-Али-шаха «Вазир-Мухтару» всячески угождали, на улицах Тегерана раздавались призывы к священной войне против «неверных». Распространялись слухи о возмутительном поведении русских и об их презрении к персидским законам. Укрывать в стенах миссии Мирзу-Якуба и женщин становилось очевидно опасно. Но и отказать им в убежище было нельзя хотя бы потому, что Туркманчайский мирный договор дал им право перейти в подданство России, и Россия была обязана, не меньше, чем Персия, уважать это их право. Кроме того, неприкосновенность российского дипломатического представительства охранялась и международным правом, и персидским обычаем (иностранные миссии приравнивались в Персии к святым местам), и положением Корана, который требует соблюдать договора, даже заключенные с немусульманами.
30 января 1829 года (по новому стилю – 11 февраля) в дом, который занимала русская миссия, ворвалась толпа – вооруженные, чем попало, озлобленные люди. Несколько десятков человек, бывших в миссии, приняли бой, защищались и были убиты. Погиб и Мирза-Якуб. Из дипломатического персонала удалось уцелеть лишь одному человеку – секретарю Мальцеву. Грибоедов погиб в мундире дипломата, с оружием в руках. Его тело три дня волочили по улицам Тегерана, и всякий, кто встречал мертвого «Вазир-Мухтара», издевался над ним, как мог, считая, что творит благое дело…


Персидские власти обязаны были обеспечить безопасность российской дипломатической миссии, охраняемой со своей стороны лишь небольшим казачьим конвоем. Однако персидские солдаты опоздали.


Предлагались две версии, объясняющие причины случившегося. Одна, официально принятая правительствами России и Персии, приписывает вину «опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова» и дурному поведению прислуги из миссии, возмущавшему нравы жителей Тегерана. Другая утверждает, что на самом деле враги Грибоедова решили свою проблему чужими руками. В организации нападения подозреваются лица из высших придворных кругов и высшего духовенства Персии, также (по принципу «ищи, кому преступление выгодно») часть сотрудников английского представительства – те, кто настраивал шаха и его двор против Российской империи и в борьбе с нею не выбирал средств. В существование заговора против Грибоедова верил и Пушкин. Иначе он не назвал бы Грибоедова «жертвой невежества и вероломства»: ведь вероломство – это борьба неблагородными средствами. Толпа, напавшая на русскую миссию, была невежественна, а вероломными были те, кто незримо направлял ее.


Нелегко отделаться от мысли, что Грибоедов приблизил свою смерть. Будучи представителем страны-победительницы в побежденной стране, Александр Сергеевич придерживался той же линии поведения, которая оправдывала себя раньше, то есть твердой, используя для того, чтобы шах не сомневался в силе России и настойчивости ее требований, всякие важные мелочи. Например, на приемах и переговорах во дворце Фетх-Али-шаха правила персидского этикета предписывали снимать обувь и стоять. Русский «Вазир-Мухтар» отказывался разуваться и требовал подать ему кресла, напоминая о том, что после победы в первой войне с Персией Россия получила здесь особые права. Это дополнительно усиливало раздражение персов по отношению к Грибоедову. А ведь известно по многим свидетельствам, что, отправляясь в Персию, он предчувствовал беду, говорил, что ему «удивительно грустно ехать туда» и получил предупреждение: «Вам не простят Туркманчайского мира!» Грибоедов умел смотреть в лицо опасности, но ведь по дороге в Персию он женился, и скоро должен был родиться его ребенок. Зачем же он рисковал, зная всю сложность ситуации и угрозу для себя лично, если его жизнь теперь принадлежала не только ему?


Но говорят, что Грибоедов сам виноват в своей гибели, или те, кто хотел бы скрыть или уменьшить свою собственную вину, или те, кому он безразличен. Те, кто любил Грибоедова, не обвиняли его. Можно считать, что безразличный человек объективен. А можно также думать, что только любящим открывается настоящая правда.


Конечно же, унижать поверженного врага чрезвычайно опасно. Но стоит помнить, что и персы не были милостивы и гуманны в отношениях с покоренными народами и пленными. Как здесь обращались с пленниками, Грибоедов знал, а жители Закавказья помнили жестокость, которую проявил в завоеваниях в конце ХVIII века персидский шах Ага-Мохаммед-хан, первый правитель из захватившей персидский трон династии Каджаров. На стиль дипломатии А.С. Грибоедова в Персии также отчасти повлиял интересный для него человек – наместник России на Кавказе, главноуправляющий Грузией (в 1816 – 1827 гг.) генерал Алексей Петрович Ермолов, личность яркая, популярная и неоднозначная. Грибоедов некоторое время (в 1822 – 1827 гг.) служил при нем чиновником по дипломатической части. Ермолов был патриотом, любимым и почитаемым солдатами, однако в отношениях с народами Кавказа и Персией слишком полагался на жестокость и устрашение. Из опыта дипломатических переговоров с Персией и столкновений с кавказскими горцами он вынес убеждение, что восточные народы принимают мягкость на переговорах за проявление слабости противника, и она служит для них приглашением наступать снова.


Грибоедов, имея собственный опыт общения в Персии, также считал, что «тон умеренности» на переговорах «персияне причтут к бессилию». Напротив, в отношениях с жителями Кавказа и Закавказья Александр Сергеевич был сторонником не «барабанного просвещения», а «одного лишь строжайшего правосудия», не террора, а справедливости. Во время второй русско-персидской войны, когда Ермолов в должности наместника на Кавказе был заменен родственником А.С. Грибоедова И.Ф. Паскевичем, Грибоедову удалось привлечь на сторону России многих местных правителей Армении и Азербайджана, что во многом повлияло на результат войны в пользу России.


Однажды, осенью 1825 года на одну из станиц на Кавказе напали горцы, разграбили и подожгли ее, убили или захватили в плен людей. Грибоедов примкнул тогда к посланной против них карательной экспедиции и в дороге написал от имени «хищников» стихи, исполненные восхищения жизнью народов Кавказа:


Наши – камни; наши – кручи!
Русь! зачем воюешь ты
Вековые высоты?
Досягнешь ли?


За дух свободы и чувство собственного достоинства Александр Сергеевич многое прощал. Но он не прощал сознательное унижение – хуже всего, что добровольное:


Узникам удел обычный, —
Над рабами высока
Их стяжателей рука.
Узы – жребий им приличный;
В их земле и свет темничный!
И ужасен ли обмен?
Дома – цепи! в чуже – плен!


В Персии Грибоедову еще сильнее, чем в высшем обществе Москвы и Петербурга, недоставало человеческих качеств, которые он ценил высоко – душевной прямоты и свободолюбия. Говорят, что литературные произведения, в которые автор вложил частицу самого себя, приобретают власть над своим автором. В таком случае можно представить себе, что Грибоедов в Персии как бы исполнил в жизни роль своего положительного героя Чацкого, желая, во что бы то ни стало, оставаться самим собой и отвергая лицемерие. Но неприятная Москва, собравшаяся в доме Фамусова, отпустила Чацкого, пожав плечами и не поняв его гнева. А тегеранская толпа бросилась вслед Грибоедову и не пощадила его, приписав за него к его комедии «Горе от ума» трагический финал.


Те, кто пришел убивать Грибоедова, считали его виноватым и, должно быть, думали тогда, что идут на подвиг. На самом деле, они всего лишь совершили массовое убийство, заурядное и унижающее человека дурное дело. Версии, которые обвиняют самого Грибоедова в том, что произошло с ним и его товарищами можно услышать и в наши дни. Но отсутствие раскаяния не превращает преступление в подвиг.


1. Курур – крупная персидская денежная единица (2 миллиона рублей серебром).



Жизнь после смерти: защитник «странных»

Смерть не все возьмет – только свое возьмет.

Старинная русская поговорка.

До «Горя от ума» Грибоедов писал и переводил с французского комедии, иногда в соавторстве. После он перевел отрывок из «Фауста» Гете и начал писать трагедию на основе грузинских преданий, с духами гор, несправедливостью и страшной местью. Свое главное произведение он назвал парадоксально, а думал назвать безысходно: «Горе уму». Замысел этой пьесы, по свидетельствам современников, зрел у Грибоедова долгие годы, а обещание закончить ее он дал во сне. Завершенное летом 1824 года «Горе от ума» стало известно благодаря устным чтениям и распространению рукописных списков – говорят, что по всей стране их ходило около сорока тысяч. Творение принесло автору признание его гения и огромную славу. Но при жизни Грибоедова пьеса ни разу не была поставлена на профессиональной сцене: могущественная цензура Российской империи не пропускала ее ни к постановке, ни в печать. Опубликованы были только два отрывка в «Русской Талии», альманахе Фаддея Булгарина (1825 г.)[1].


Сам Александр Сергеевич полагал, что испортил свою «сценическую поэму», желая увидеть ее поставленной и, по этой причине, идя навстречу запросам публики. Он также не был бы согласен со многими из отзывов самых замечательных писателей (как его современников, так и живших позднее), способствовавших славе «Горя от ума». Изображенные в пьесе характеры, ее язык хвалили А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь и Ф.М. Достоевский, но всем им показалось, что главный герой, Чацкий, который по замыслу автора должен быть «умным», вовсе не умен. Он не разбирается в людях, совершает глупые поступки, и на самом деле ничего значительного в себе не предлагает взамен тому, что критикует. И разве бал – место для нравоучений? Чацкого защитил И.А. Гончаров, утверждая, что тот «положительно умен», но, все же, соглашаясь, что в финале пьесы Чацкий «наделал пустяков». Сам же Грибоедов считал Чацкого умным (а героиню, Софью, «неглупой»), единственным здравомыслящим человеком в пьесе и «немножко повыше прочих». Читатели и зрители часто признают развязку пьесы трагической для Чацкого; между тем, по мнению Грибоедова, уход Чацкого из дома Фамусова и из Москвы в финале – это его победа: «Он ей и всем наплевал в глаза и был таков». Грибоедов дорожил критикой друзей, но как он ответил бы посторонним людям на их замечания можно догадаться по его словам: «Не уважая искренности их, негодуя на притворство, черт ли мне в их мнении?»[2]


Герой, которому автор дал свое имя, кажется, может кое-что рассказать о своем создателе: например, что ум для Грибоедова – это прежде всего независимость в суждениях и критическое мышление, способность сохранять свою индивидуальность и нежелание подделываться под чужие вкусы. Без этих качеств он не представляет себе умного человека. Скорее можно совершать поступки, которые другие сочтут безумными, несуразными, можно выглядеть «странным» – и быть умнее, чем эти правильные «другие». С точки зрения Грибоедова, по-настоящему умный человек – чистосердечный человек, достаточно смелый, чтобы не бояться своих чувств, патриот и ни в коем случае не подлец. И еще более важное можно, благодаря образу Чацкого, узнать о Грибоедове: как сильно хотел любить человек, которого по внешности считали холодным и гордым. Не всегда приветливый с чужими, он нуждался в любви и понимании близких, дорожил дружбой любимых людей. Конечно же, со взглядом А.С. Грибоедова на его главного героя соглашаются не все зрители и читатели, но неизменно находятся люди, способные почувствовать себя на месте Чацкого. «Горе от ума» завоевало огромную популярность и звание «бессмертной комедии» может быть, именно потому, что на самом деле это – произведение для немногих.


В мировой литературе у «Горя от ума» есть родственники – истории о «странном человеке» или «странных людях». Самый знаменитый среди них, вероятно, – «Дон Кихот» Сервантеса. А самым близким родственником считается «Мизантроп» (1666), одно из лучших произведений великого французского драматурга Жана-Батиста де Мольера. Грибоедов любил эту пьесу, и говорят, что в любительских спектаклях с удовольствием играл ее главного героя, Альцеста, – роль, которую Мольер предназначил себе.


И у Мольера, и у Грибоедова выведены в пьесах персонаж, который критикует общество за лицемерие, противопоставляя ему искренность (Альцест и Чацкий) и персонаж, который приспосабливается к принятому порядку отношений (Филинт и Молчалин). Правда, у Грибоедова Чацкий презирает Молчалина, к тому же, оказавшегося препятствием для его любви, а у Мольера Альцест и Филинт – друзья. Тема обоих произведений – противостояние одного и многих, а также разочарование главного героя в любимой женщине. В последних словах на сцене разгневанного и отчаявшегося Чацкого, обманутых чаяний человека, слышится узнаваемый отзвук последних слов разгневанного и отчаявшегося Альцеста, как если бы начитанный Чацкий в своем горе ощутил себя героем пьесы Мольера. Известно, что оба автора, особенно Ж.-Б. Мольер, в той или иной степени наделили главных героев своих пьес своими страстями и тревогами своей жизни (хотя у Чацкого прототипов[3] несколько). Но Мольер как бы со стороны, чужим взглядом, смотрит на свои горести, воплощенные в образе Альцеста. Альцест показан мрачным, озлобленным, уверенным в порочности всего человечества, готовым «вызвать…весь род людской на бой» за льстивость и лживость. Таковы подлинные переживания самого автора, но догадается об этом лишь проницательный зритель или читатель. Остальные могут решить, что Альцест – нарочно придуманное смешное отклонение от нормы. Напротив, Грибоедов открыто стоит на стороне Чацкого. «Я коли не имею таланта Мольера, то по крайней мере чистосердечнее его…» – писал он. Грибоедов сделал Чацкого веселым, остроумным и беззлобным, человеком, «покуда его не взбесить», показывая, что не Чацкий, а московские дамы и господа, провозгласившие его сумасшедшим, достойны осмеяния и осуждения, даже отвращения. Мольер, как бы ни было ему больно, разрешал недалеким зрителям смеяться над ним. Грибоедов этого никому и никогда не позволял.


А что же Молчалин – персонаж, осуждаемый автором за притворство и принципиальное угодничество? Можно заметить созвучие фамилий «Молчалин» и «Булгарин». Тем удивительнее, что с Фаддеем Венедиктовичем Булгариным Грибоедов познакомился тогда, когда «Горе от ума» было уже в основном написано. Булгарин, поляк по национальности, был человеком со сложной судьбой, талантливым литератором и издателем, но его главное правило состояло как раз в том, чтобы выживать, приспосабливаясь к обстоятельствам. Дурная репутация Булгарина сложилась преимущественно из-за того, что впоследствии он сотрудничал с тайной полицией. Вопреки такому несходству характеров, а может быть, именно из-за него, между Грибоедовым и Булгариным сложились дружеские отношения. Возможно, это было притяжение противоположностей; возможно, что это было со стороны Булгарина – подобострастное обожание, а со стороны Грибоедова – дружба свысока, с оттенком презрения.


…Когда Грибоедов и его товарищи погибли в Тегеране, персидский шах и его двор при поддержке Англии сумели убедить Россию в своей невиновности. От имени шаха в Петербург приехал с повинной принц Хозрев-мирза, был принят с пышностью и преподнес Николаю І алмаз «Шах», величайшую драгоценность Персии. Выплату очередной части контрибуции, то есть денег, которые Грибоедов должен был выбить из персидской казны, отсрочили на пять лет, а потом и вовсе простили. Николай І сделал заявление, ставшее легендарным: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». Возобновить военные действия против Персии Россия уже не могла, так как вступила в войну с Турцией. Но по отношению к погибшим людям слова императора прозвучали до того неуважительно, что торжество мира и великодушия вышло некрасивым и неуклюжим.


Но в это время другой человек уже служил долгую, тихую и терпеливую службу доброй памяти о Грибоедове. Этим человеком была его жена Нина. Ее счастье пришло к ней неожиданно и так же неожиданно уступило место горю, исчезнув без следа – сын ее и Грибоедова прожил только час. Совсем юной и очень красивой, ей было возможно устроить свою жизнь рядом с другим мужчиной, а первого мужа вспоминать как сон с прекрасным началом и страшным окончанием, но Нина не согласилась отпустить эту любовь из своей жизни. До конца своих дней она продолжала жить так, как если бы ее муж Александр Грибоедов жил рядом с ней. Нина Грибоедова была вовсе не воинственная, а нежная женщина, но она большой силой духа и тихой верностью выиграла у судьбы, отнявшей ее мужа и сына, важную битву за то, что смерть не сильнее любви.


И вот, благодаря жизни его добрых дел и благодаря истинной любви, которую он умел вызвать, – сложилось бессмертие Александра Сергеевича Грибоедова. Даже память о его жестокой, но величественной смерти способствовала этому. В бессмертии Грибоедова есть и свобода – от «дружеских тисков» посторонних ему людей, от чрезмерного интереса к мелочам его жизни, который затмил бы значение его дел. Есть и слава – добрая слава созданного им. И это чудо тем прекраснее, что оно не могло не произойти.


1. Талия – муза комедии в мифах Древней Греции.
2. Из письма А.С. Грибоедова к П.А. Катенину (январь 1825, Петербург). Павел Александрович Катенин – в то время известный поэт, критик и драматург, бывший другом А.С. Грибоедова и соавтором одной из его ранних пьес.
3. Прототип – человек, который послужил оригиналом того или иного литературного персонажа.