Театр Глобус как машина времени

Театр «Глобус» как машина времени


Дневниковая заметка 5 сентября 2020 г. Ранее выложена в ЖЖ и на Вордпрессе.



О романе Сьюзан Купер «Царь теней» (Susan Cooper, ‘King of Shadows’, 1999).



«А кто главнее, царь или король?» — спрашивал Оська Кассиль. Ради точности, конечно, следовало перевести «король», но, если речь идет о тенях, мне по привычке удобнее перевести как «царь». Тем более, что речь идет об Обероне. Но кроме того, речь идет о первом исполнителе роли Оберона в «Сне в летнюю ночь» — а он наверняка имел в виду, как написал, «короля».


Симпатичная детская книжка, получившая большую известность. Наполовину — исторический, наполовину — фантастический роман, с участием двух лондонских театров «Глобус»: ныне существующей реконструкции имени Сэма Уонамейкера и оригинала, который она реконструирует. По объему книга небольшая: читается за несколько часов.

Пытаюсь вообразить себе читателя, которому эта книга адресована: подросток из англоязычных стран, с воображением и любознательный, но не испытывающий особой любви к литературе XVI-XVII веков. Он слышал, что эту литературу полагается уважать, но она его не завораживает. Она для него — прежде всего старая. Автор желает привить такому читателю не только уважение к этой литературе, но даже любовь, постаравшись разрушить временную преграду. Но можно представить и совсем другого читателя: того, кто слишком уж идеализирует прошлое, считая, что все самое лучшее уже было в другие века и жаль, что он тогда не родился. Такого читателя эта книга должна отрезвить и научить ценить современность — не внушая, все же, презрения к прошлому.


Подойдет эта книжка, по моему мнению, и тому нашему человеку, который помнит, как он в детстве любил «Гостью из будущего»: здесь ему предлагается нечто, способное вызвать воспоминания о легендарном сериале (у меня книжка вызвала приступ бурной ностальгии на несколько дней :-)).


Действие начинается в августе 1999 г. Это оно думает, что тогда начинается: впоследствии все окажется хитрее… В Лондон из США прилетает актерская труппа под названием «Компания мальчиков», состоящая, действительно, из мальчиков-подростков. Взрослый у них режиссер — как можно было ожидать, тиран. Профессионал высокого класса, но именно поэтому тиран; работать с ним интересно, но тяжело. (Или наоборот: тяжело, но интересно. Тиранствует он не без смысла). Компания под его руководством будет играть в реконструированном театре «Глобус». («Ага, — должен подумать взрослый и осведомленный читатель — так ведь и «Слугам лорда-камергера», игравшим в первом театре «Глобус», составляли конкуренцию компании мальчиков … здесь задумано что-то вроде того»). «Компания мальчиков» должна дать два спектакля с одним и тем же составом: «Сон в летнюю ночь» и «Юлий Цезарь».


Среди актеров компании — паренек лет 11-12 Нат (Натан) Филд, хороший и сообразительный, главный герой книги. В «Сне» он будет играть Пака — как мы помним, причину недоразумения между влюбленными, а также слугу и шута при Обероне. До того Нат имеет опыт участия в постановке другой шекспировской пьесы: он играл Мальчика в «Генрихе V» (то есть, напоминаю, бывшего пажа сэра Джона Фальстафа, который после смерти своего великолепного господина попал с его бывшими со…трапезниками на англо-французскую войну и погиб в знаменитой битве при Азинкуре, успев поработать при случае переводчиком).


Пак, как мы помним, — веселый бесенок. О Нате Филде читатель постепенно узнает, что у него трагическая судьба. Он стал юным актером, чтобы отвлечься от своей боли. Пока это не слишком удается: боль велика. Нат — сирота. Вначале умерла его мама, а затем отец, не выдержав тоски по ней, покончил самоубийством. Отец Ната Филда, как сообщается далее по ходу действия книги, был писатель, точнее — поэт.


Ната воспитывает тетя, преподаватель английского. По всем этим причинам к Шекспиру Нат испытывает глубокое уважение, но пока знает о нем и о шекспировском театре немного. Например, он еще не знает, что с Шекспиром работали знаменитые актеры Ричард Бербедж и Уилл Кемп. Не знает, что у Шекспира также была семейная трагедия: умер сын — примерно в теперешнем возрасте Ната. Не знает и много чего еще … но у юного актера есть время все это узнать. (Если юный читатель книги не знал всего этого, то узнает с ее страниц). Самое же главное — что роли Пака и Мальчика из «Генриха V» Нат знает на память.


Начинаются репетиции в реконструированном «Глобусе». Нату интересно, но еще интереснее, что его вдруг начинают посещать какие-то странные звуки и запахи — как будто он здесь уже был и играл. Однажды вечером Нат чувствует себя плохо, ложится спать и… просыпается также в Лондоне и здоровым, но четыреста лет назад — в августе 1599 года. При этом — к его еще большему удивлению — те, кого он встречает в другом времени, сразу же называют его по имени — ‘Нат Филд’, считают его, как и в его эпоху, мальчиком-актером и совершенно не удивляются его присутствию, хотя не догадываются, что он прилетел из будущего.


В прошлом Нат встречает … мы понимаем, что не робота Вертера он там встречает. Сначала он знакомится с мальчиком-актером Гарри. Потом он видит Ричарда Бербеджа, как раз в дом к которому, как выясняется, попал. Нат понимает, что Бербедж — яркая и пользующаяся уважением личность, но Нату он не очень нравится. Бербедж, как будто так и надо, ведет Ната в театр «Глобус» — тот, первый «Глобус». Оттуда как раз уходит со скандалом Уилл Кемп. (Нат с ужасом узнает, что это, оказывается, его знакомый, даже родич — но видит Кемпа только издали, и по ходу действия книги они, к счастью, не встречаются). И тут же Нат видит другого человека, который почему-то еще до того, как Нату назовут его имя, сразу нравится ему. И вы догадались, кто это. Вопреки тому, что мог бы представить себе читатель, внешним сходством с отцом Ната он не обладает. Как и со своими портретами, впрочем. Кроме серьги.


Задача: Нату, как он и собирался, предстоит играть в театре «Глобус» Пака. Шекспир будет играть Оберона. Бердбедж — ткача Основу, которого в ослика превратят; ранее это была роль Кемпа. Спектакль возобновляют для королевы, которая желает позабавиться и посмотреть его не во дворце, а из особой ложи театра «Глобус». «Глобус» недавно собран заново и на новом месте. Раньше он назывался просто «Театр». Помимо этого, пока готовится «Сон в летнюю ночь», Нат волей случая снова исполняет роль Мальчика в «Генрихе V» и справляется.


Интрига в том, что Ната Филда поменяли местами с его тезкой. Одновременно другой Нат Филд, тоже мальчик-актер, живущий в XVI веке (и такой действительно существовал), который и должен был играть Пака в этом спектакле, перенесен в 1999 г. И там ему несказанно повезло: его излечивают от бубонной чумы. В своем времени он бы от нее умер.


Нату Филду, который из XX века, тоже очень повезло, но это понятно не сразу. Ему легче, чем Эдуарду Генриховичу Тюдору, поменявшемуся местами с Томом Кенти (аналогия напрашивается), но разве что потому, что в тюрьму он не попадает и прелестей тюдоровского законодательства против нищих на себе не чувствует. Как и Эдуарду на месте Тома, ему приходится терпеть особенности чужого и грубого быта. Нату недостает многого, без чего он не представляет своей повседневной жизни. Не то что видеоигр — туалетной бумаги здесь нет. Вроде бы мелочи, но они важны и многочисленны. Это еще полбеды. Автор тщательно описывает уродливые и страшные сцены эпохи. Само собой — грязища на лондонских улицах. Разлагающиеся головы казненных на Лондонском мосту, девочка-подросток — проститутка, с которой Нат сталкивается в толпе. Чудовищная сцена медвежьего боя — одного из главных развлечений эпохи. Нат не может его выдержать. Перед началом спектакля в театре ловят воришку, и пьяница из публики чуть было не убивает его. Далеко, в которое попал Нат Филд, жестоко и не пытается быть другим. Когда читаешь просто исторический роман (или повесть, или рассказ), в нем ожидаешь деталей быта, но скорее всего они не шокируют его героев: это — их современность. А здесь думаешь: Нат в конце XVI века не слег с болезнью за два дня не потому, что такой здоровый, а потому, что автор этого не хочет.


К тому же английский язык, на котором в 1599 г. говорят вокруг Ната Филда, не тот, какой он слышал в XX веке, — и в США, и в Соединенном Королевстве. Автор дает читателю это почувствовать, стилизуя речь персонажей из XVI века. Звучит их речь тоже непривычно. Ната выручает то, что он родом с юго-востока США, из Северной Каролины: тамошнее произношение, оказывается, похоже на тюдоровское.


А хорошо то, что за несколько дней, которые они проводят вместе, Нат Филд и Шекспир привязываются друг к другу. Шекспир так и не догадывается, что Нат явился из другого времени. Но, узнав о семейном горе Ната, понимает его. И не то чтобы помогает пережить — помогает жить с этим дальше. Понятно, что и мальчик, и взрослый встретили того самого человека, которого каждому из них не хватало. С режиссером из XX века Нат Филд работал, не чувствуя душевной близости; теперь, как ни удивительно, эта близость пришла. Шекспир не относится к этому мальчику как к пажу (как к Пиклхеррингу в романе Робрта Ная «Покойный мастер Шекспир», в основе сюжета которого — похожая ситуация) — скорее как к помощнику. Хотя эти люди не могут не расстаться, они уже не забудут друг друга.


Автор, правда, идет на заметную хитрость: ни одна из уродливых примет века не связана нарочно именно с Шекспиром и не уменьшает в глазах Ната и читателя его обаяния. Нам не показывают, например, Шекспира, посещающего медвежьи бои, или не распространяются о состоянии его зубов. (Известно, что в пьесе «Как вам это понравится» он играл старого слугу Адама, который говорит своему господину, нехорошему брату Оливеру, что потерял зубы у них на службе, а пьеса эта написана около того времени, когда происходит действие романа… Хотя, конечно, обращать на такое внимание неприятно). Только две устаревшие детали быта показывают в этой книге рядом с Шекспиром, и они не уродливы. Он пишет гусиными перьями, и это неудобно, потому что все время приходится очинять новые. Нат страдает, что не может принести ему шариковую ручку. (Сейчас бы, наверное, хотел и планшет притарабанить :-)). И, когда нет солнца, он зажигает свечу. Для Пака … то есть для Ната Филда это тоже неудобно, но, видя движение теней вокруг, он еще и поэтому запоминает своего нового друга как «царя/короля теней».


Спектакль «Сон в летнюю ночь» с участием Ната Филда в роли Пака оказывается для него делом не менее захватывающим, чем был бы в XX веке. Нат (точнее, автор от его имени) отмечает, что от елизаветинских зрителей ожидается бурная реакция на то, что они видят на сцене. Шекспир и Бербедж этим пользуются, хотя и идут на риск. В одном из эпизодов спектакля они выпускают Ипполиту в образе царствующей королевы. Им везет: зал взрывается овацией, и Елизавета, тайная зрительница спектакля, довольна. И за это прощает труппе другую овацию, ранее — в честь Эссекса на спектакле «Генрих V», вызванную одним из монологов Хора (в исполнении автора).


Пак даже представлен королеве. Она даже дает понять, что он ей понравился. Но, как только дело сделано, происходит «обратный обмен»: Нат Филд из XX века возвращается в свой век, а Нат Филд из XVI века — в свой. И для каждого из них его прежняя жизнь продолжается.


Можно догадаться, что самое главное в этом приключении — то, что главный герой, Нат Филд из XX века, из него вынес, чтобы жить дальше. Он, во-первых, сохранит память о своем новом друге, которого теперь представляет не как статую классика, а как живого и близкого для него человека. Во-вторых, он решил стать профессиональным актером, потому что Шекспиру это обещал. (Надо думать, что сейчас его мечта уже осуществилась). В-третьих, он теперь знает, как нужно ставить «Сон в летнюю ночь», из-за чего ссорится со своим бывшим руководителем — режиссером из ХХ века. Но ссора их длится недолго и нужна лишь для того, чтобы заставить их лучше понимать друг друга, когда она прекратится.


Зачем и кому понадобились такие путешествия с подменой — не буду подробно пересказывать. Скажу только, что в финале самый неприятный до сих пор персонаж из ХХ века оказывается прекрасным и благородным (как можно было ожидать) и что великий Ричард Бербедж, как выясняется тогда же, обладает, по-видимому, способностями перемещения во времени. Или же он принял то самое легендарное «Средство Макропулоса». Причем его более крепкий вариант или двойную дозу, потому что преодолел во плоти не триста лет, а четыреста (если отсчитывать с 1599 г. Или почти четыреста, если отсчитывать с 1619 г. — официального года его смерти). А как провернули мистификацию с надгробной надписью Exit Burbage — пусть читатель придумывает сам. (И также придумывает, почему Бербедж, раз он такой волшебник, не поделился со своим другом и драматургом, не спас его сына — друг был бы ему навсегда благодарен — или его младшего брата Эдмунда, тоже актера их труппы. Видать, возможности волшебников все-таки ограничены).


Книжка детская, но, что называется — книжка для меня. Кроме прочего, хорошо выражает мысль о связи времен благодаря литературе и искусству. Эпохи меняются, меняется образ жизни людей, но во все эпохи есть страсти, радости и беды. И произведения, созданные в одну эпоху, могут помочь в беде человеку из другой, несмотря на все существенные разницы. Помочь ему справиться с горем. Принести ему счастье.

Дополнение 15.04.2023

Как я играю в жизни Ната Филда

Нат, а точнее Натан Филд (1587 – 1620) – это английский драматург и актер конца XVI-начала XVII вв. Но сейчас речь о его тезке, литературном персонаже. В романе Сьюзан Купер “Царь теней” (King of Shadows), 1999 г., мальчик-актер, тоже по имени Нат Филд, попадает из 1999 г. в 1599 г., временно – в труппу “Слуг лорда-камергера”, и знакомится там с Шекспиром. У Шекспира умер одиннадцатилетний сын. У Ната Филда из XX века отец-поэт покончил с собой, тоскуя по ранее умершей жене, маме этого Ната Филда. Шекспир и Нат Филд из XX века привязываются друг к другу.
Книжка “Царь теней” детская, но мне очень понравилась. И вот сейчас опять время для нее в моей жизни.

Кульминационная сцена в этой книге: Шекспир ночью при свече (ведь царь теней) читает Нату Филду свой сто шестнадцатый сонет, где речь – о вечности любви, в очередной раз о том, что любовь сильнее измены и смерти:

Sonnet 116

Let me not to the marriage of true minds
Admit impediments. Love is not love
Which alters when it alteration finds,
Or bends with the remover to remove.
O no, it is an ever fixed mark
That looks on tempests and is never shaken;
It is the star to every wand’ring barque,
Whose worth’s unknown although his height be taken.
Love’s not time’s fool, though rosy lips and cheeks
Within his bending sickle’s compass come;
Love alters not with his brief hours and weeks,
But bears it out even to the edge of doom.
If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved.

Перевод С.Маршака, самый, видимо, популярный:

116

Мешать соединенью двух сердец
 Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Любовь — не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
 И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжёт мой стих,
То нет любви — и нет стихов моих!

А вот так я постаралась перевести на украинский язык:

116

Як має шлюб з’єднати душі щирі,
Я перешкоди не назву. Любов
Хоч зміну стріне, непідвладна зміні,
Того не кине, хто її знайшов.

Вона — це вежа над мінливим морем:
Негоди споглядає з місця, ціла.
Вона — зоря: провадить кожен човен,
Обчислять висоту, ціна ж незмірна.

Не гратись з нею Часу. Відбирає
Красу він справді, квіт її зітне,
Та плинний він. Любов же не спливає.
Вона зі світом Суду досягне.

Як раптом це не так, ще й я б довів, —
Я не писав, і жоден не любив.

Переклад 30-31.07.2020

Прочитав, Шекспир говорит Нату Филду из XX века (о котором он не знает, что тот прилетел из другого века, но знает, как умер отец Ната):

“Я не представляю, что может статься с нами после смерти, Нат. (…) Но я знаю, что любовь твоего отца к тебе не умерла вместе с ним, как и твоя любовь к нему. Как и моя к моему Гамнету – или к этой леди. Любовь есть любовь. Над бурей поднятый маяк (An ever-fixed mark). Помни это и пытайся утешиться (try to be сomforted).” (С, перевод мой для целей этой заметки).


И вот я опять обращаюсь к этой сцене с сонетом. Потому, что у меня теперь тоже умер папа, и я вслед за литературным Натом Филдом ищу здесь утешения, иду к Шекспиру, знавшему худшую из утрат, за утешением.

Сцену очень легко упрекнуть в наивности. Шекспир в ней – в роли доброго волшебника, насколько им может быть поэт. Подход популярен, но не всем литературоведам нравится (а почему должен нравиться всем?). Любовь у Шекспира в жизни явно была больше, чем одна, хотя похоже, что он не против был бы, чтоб она была одна, а сыночка своего Гамнета он точно любил всю жизнь. Наконец, хоть и неприятно об этом вспоминать, в сонете может прозвучать, хотя не полностью, и ирония: Шекспиру ведь она часто свойственна. Предположим, он написал это, сам не думая, что и в этом случае может перемениться.

Но в данном случае, который – сперва литературного Ната Филда, а теперь уже и мой, и вряд ли только мой – это спасительная наивность. Потому, что она находит вечность. Она противопоставляет любовь смерти с уверенностью в победе. И она указывает, как работает связь времен, и в масштабах веков, и в жизни одного человека. Связь времен, которая не сдается.

Госпоже Сьюзан Купер моё спасибо, о котором она не узнает. А хотела бы я (и сейчас будет ещё одно выражение необходимой наивности), хотела бы я, чтобы о том, как я сейчас читаю этот сонет и зачем я его читаю, знали они оба. И Вильгельм Иванович, и мой папа, Сергей Владимирович.

Потому что ведь мы втроем, вместе с папой и мамой, ездили в Стратфорд-на-Эйвоне, и второго августа две тысячи одиннадцатого года в церкви Святой Троицы бросили три специально привезенные из другой страны розы на могильную плиту. В этом году будет двенадцать лет.

И я ловлю себя на мысли, что мой папа умер в возрасте на двадцать лет старше, чем папа Сусанны и Джудит. (52+20=72).

И мой папа, наверное, теперь опять пришел к их папе. Пусть они теперь будут вместе. Вряд ли они возражают.

И пусть будет “an ever fixed mark”, “вежа над мінливим морем“, “над бурей поднятый маяк“.

Дополнение 28.06.2023

О взаимодействии счастья и несчастья

В день рождения бабушки, маминой мамы, я в этом году занималась организацией маминых похорон. Если бы бабушка могла это предвидеть при жизни, это, наверное, причинило бы ей боль. Теперь я очень надеюсь, что они с мамой встретились – значит, радовались тому, что встретились. Но мама, конечно же, страдает, что оставила меня.


День смерти папы приходится за два дня до праздника Благовещения; в день Благовещения я защитила кандидатскую. В этом году праздник испорчен; в будущем я могу думать: и все-таки Благовещение наступило вслед за нашим горем.


День смерти мамы – 24 июня. Я знаю, почему он подходит: 24 июня – день первого Парада Победы, а в нем принимал участие наш дедушка, мамин папа. Так мама и дедушка еще раз соединяются. Это правильно. Но накануне 24 июня – та самая летняя ночь из шекспировской комедии. День, следующий за Ивановой ночью, теперь – день моей печали.


Как я выхожу из этого положения: опять же с помощью романа Сьюзан Купер “Царь теней”. Его герой, Нат Филд, играет в “Сне в летнюю ночь” Пака, а у Ната Филда то же горе, что и у меня: умерли родители, только в другой последовательности. И Нат Филд много моложе. Так что я теперь могу думать, что продолжаю играть Ната Филда в жизни: не считать шекспировскую пьесу для себя испорченной, а искать в ней утешения.


И в нынешнем году, кроме двенадцатилетнего юбилея нашего семейного визита в Стратфорд-на-Эйвоне, еще и 400 лет смерти Анны Шекспир.


Пусть они теперь будут вместе с моей мамой. Мне хочется этого.