Шесть видений. Из Петрарки

Предстал я в изумлении великом
Пред образом, для зренья бесподобным,
Чей истинный удел – восторг и слава.
Дичь красная с прекрасным женским ликом,
Воспламенять Юпитера способным;
Пёс чёрный слева и пёс белый справа,
Вот на неё облава,
С того вцепились и с другого бока,
И нет пощады, и её вина ли
В том, что под камень гнали
Прекраснейшую в мире жертву рока,
И я вздохнул, узрев, как смерть жестока.

Потому в открытом я увидел море
Эбен, иворий, шёлковые снасти.
Корабль под золотыми парусами
На безмятежном голубом просторе
Спокойно плыл, не ведая напасти,
Приветными хранимый небесами,
Гружёный чудесами,
Но обречён волнам он белопенным,
Уже гоним к враждебным этим скалам
Неумолимым шквалом;
Обременён составом совершенным,
Ко дну идёт он с грузом драгоценным.

Я в роще лавр увидел ненаглядный.
Схож с древом райским, был он так чудесен,
Что процветал в спокойствии счастливом.
Отрадную мне тень дарил нарядный,
Блаженствовал он среди птичьих песен,
Однако буря в буйстве прихотливом
Безжалостным порывом
Низвергла процветавшее сначала,
Желанную красу искоренила
Ту, что меня пленила,
И наступила мрачная опала.
Так для меня навеки тень пропала.

Струилась в той же роще ключевая,
Вода из камня, образуя узы
Текучие, целительно-любезна,
Не пастухов-мужланов созывая,
А нежных нимф, средь них мне пели музы,
Песнь в состязанье с ними бесполезна.
Как вдруг разверзлась бездна,
Источник поглотив, и заклинанье
Вернуть не может сладостную влагу,
Столь родственную благу,
И не поможет скорбное стенанье,
И вызывает боль воспоминанье.

Багрянокрылый, золотоголовый,
Привиделся мне феникс в той же роще;
Прекрасный и бессмертный был встревожен,
С собой покончить, кажется, готовый,
Как будто бы не жить отныне проще.
Повержен лавр, источник обезвожен,
Рай бывший уничтожен,
Земля любую так поглотит малость.
И феникс в грудь клевал себя, тоскуя,
Ни смерти ли взыскуя,
Которую предчувствует усталость.
С тех пор мне сердце жжёт любовь и жалость.

И наконец я видел в отдаленье:
Среди цветов шла женщина в сиянье,
Не знавшая ни трепета, ни пыла.
Амуру оказав сопротивленье,
Шла в безупречно белом одеянье.
Власы – со снегом злато, но не стыла
Она, хоть пламень скрыла,
Но туча в небе всё мрачней и шире.
Ужалена она в пяту бесцветной
Змеёю незаметной,
И нет её на многоцветном пире.
Что, кроме плача, остаётся в мире!

Канцона, господину
Посланье это, шесть моих видений,
Смерть с ними слаще прочих побуждений.