Пьесы о свергнутых королях

Сравнение пьес Кристофера Марло "Эдуард II" и Вильяма Шекспира "Ричард II". Комбинация из двух моих дневниковых заметок. (Заметки ранее выложены в блогах в ЖЖ и на Вордпресс в 2014 и 2015 годах). Такое сравнение уже неоднократно делалось, но, вероятно, еще одно не повредит - ради выражения еще одного читательского взгляда.


Двух английских королей-Плантагенетов Эдуарда II (1284 – 1327, прозвище Карнарвон) и Ричарда II (1367 – 1400, прозвище Бордо) объединяет не только порядковый номер и то, что их обоих свергли, а затем – убили, но и то, что оба впоследствии были выведены на сцене в пьесах имени себя: Эдуард – у Кристофера Марло, Ричард – у Вильяма Шекспира. Так оба несчастных короля сделали вклад в развитие английской ренессансной, а также мировой драматургии.

Я предложила слишком простое начало: на самом деле между двумя королями отмечено больше сходства. Например: оба они оказались недостаточно сильными наследниками сильных королей, соответственно Эдуарда I (который свергнутому Эдуарду II приходился отцом), и Эдуарда III (который Ричарду II приходился дедом, а еще Ричард был сыном знаменитого воина Эдуарда «Черного Принца», так что имел ну очень обязывающую наследственность). Каждый из них был не очень хорошим полководцем (Ричард испортил себе репутацию среди подданных еще и как сторонник прочного мира с Францией, который не был популярен). Каждый из них был повинен в фаворитизме; при этом в отношении Эдуарда традиционно и прочно устоялось обвинение в нетрадиционной ориентации (хотя его иногда и пытаются подвергнуть сомнению), а в отношении Ричарда подобное обвинение было запущено, но не прижилось – известно, что свою первую жену, Анну Богемскую, он любил, а вторую, маленькую девочку Изабеллу Французскую, не обижал и баловал. Но у Ричарда детей не было, а у Эдуарда с недостаточно чтимой им женой все же было четверо. Каждый из двух этих королей навредил себе, попытавшись мстить за то, что ему хотели указывать, с кем ему водить компанию. Каждый из них был свергнут в тот момент, когда значительных угроз для его власти, казалось, не было, в результате военного вторжения, организованного обиженным родственником. Эдуарда свергла его жена, Изабелла, дочь Филиппа Красивого, вместе со своим любовником Роджером Мортимером, который бежал к ней во Францию из Лондонского Тауэра (кроме пьесы Марло см. также, например, роман Мориса Дрюона «Французская волчица» и не только его). Они возвели на престол законного наследника, сына Эдуарда и Изабеллы Эдуарда III, который, когда подрос, взял реальную власть и казнил Мортимера. Ричарда сверг его изгнанный двоюродный брат Генрих Болингброк, сын Джона Гонта, герцога Ланкастерского, который сам стал Генрихом IV, основателем династии Ланкастеров, отцом Генриха V и дедом Генриха VI (см. остальные шекспировские пьесы-хроники и не только их). Среди отличий обращают внимание также на то, что Эдуард любил слишком простонародные забавы: копать канавы и устраивать тростниковые крыши, тогда как Ричард любил роскошь и изящество, и стремился во всей полноте утвердить принцип божественности королевской власти. Эдуард прожил дольше – 43 года, тогда как Ричард погиб в 33 (отсюда, видимо, подчеркиваемая аналогия «Ричард» – «Христос» в сериале «Пустая корона»). Так как Ричард очень интересовался судьбой Эдуарда и пытался добиться его канонизации, можно видеть в их схожих судьбах, что называется, зловещую преемственность.

Между пьесами, как я думаю, преемственность другая – не столько наследования, сколько соперничества. «Ричард», видимо, предназначен затмить «Эдуарда» с учетом его опыта. Понятно, что общее между пьесами во многом вызвано сходством исторических сюжетов и персонажей. В обеих есть король и те, кто ему противостоит, есть указание на причины свержения, но есть и мысль о том, что происходящее все же – не во благо и будет иметь худшие последствия. Есть некая предыстория конфликта за кадром: в «Эдуарде» это – изгнание королем-отцом Эдуардом I Гавестона, любимца его сына, в «Ричарде» – убийство герцога Глостера по велению короля Ричарда и вообще, вся прошедшая история правления Ричарда, ставшего королем девяти лет от роду. Есть фавориты и союзники короля, которые погибают или изменяют. При этом главный фаворит Эдуарда, авантюрист Гавестон, более яркая и более подавляющая его самого фигура, чем приятели Ричарда Буши, Бегот и Грин: Эдуард до того влюблен и рад воссоединению, что просит фаворита считать его, короля Эдуарда, «другим Гавестоном». В пьесе об Эдуарде важно еще и то, каков фаворит короля (выскочка, любитель всего итальянского, наслаждающийся своей властью неуязвимый задира), и то, как он обращается с верхушкой Англии ( с удовольствием унижает, и даже губит епископа Ковентри). В пьесе о Ричарде важны сам факт фаворитизма и нежелания короля обуздать фаворитов, а также то, что король организовал убийство дяди и грабит своих подданных. В обеих пьесах есть сцена отречения короля, который высказывает колебания, и сцена его убийства. (В шекспировской то и другое – авторское привнесение: публичное отречение Ричарда не имело места, а убит он был, по нам современным данным, не в бою за свою жизнь с убийцами, как в пьесе: по-видимому, его уморили голодом).

В общем самое главное в «Эдуарде II» – трагедия слишком большой неправильной любви. Эдуард суров или, напротив, бесконечно любезен с женой и со своими вельможами в зависимости от одного: позволят ли ему быть с Гавестоном. Когда Гавестона убивают, обещав и не позволив Эдуарду проститься с ним, король логично ожесточается. Все его несчастья проистекают от любви, не скрываемой и не сдерживаемой, вначале – к Гавестону, затем – к Спенсеру (Диспенсеру) младшему, и от того, что вследствие ее он попадает в полную зависимость от фаворитов. Эдуард не ошибается, считая, что Гавестон любит его больше, чем жена, королева Изабелла, но ведь и то, что Эдуард – король, и власть над Эдуардом существенны для любви Гавестона. У Эдуарда двойное амплуа: он король, но больше – герой-любовник. Король подчиняется в нем герою-любовнику, но ему нужно быть властным, чтобы вполне одарить своего друга так, как он желает.


"Эдуарда II" традиционно сравнивают с пьесой Шекспира "Ричард II". Я попробую быть оригинальной и провести также сравнение с двумя пьесами (или двухчастной пьесой) Марло о Тамерлане. "Тамерлана" читать несколько сложнее "Эдуарда" из-за множества длинных монологов.

Как кажется, "Тамерлан" – это тот случай, когда современное нам зрительское восприятие главного героя может сильно расходиться с предполагаемым авторским. Тамерлан, в отличие от Эдуарда, – самый сильный король и обе пьесы шествует напролом. Он побеждает уже одним своим видом – но так хочется, чем ближе к концу, тем больше, чтобы кто-нибудь победил его! Поверженных врагов он слишком унижает – легче сочувствовать им, чем Тамерлану, даже если раньше они грубили и напрашивались. Тамерлан знает жалость, но подавляет ее в себе, иногда – мучительно, ибо должен, как он считает, быть верным своему слову и следовать своему предназначению.

Эдуард II как исторический персонаж терпит поражение, но как герой пьесы может побеждать, то есть завоевывать зрительские симпатии, тем, что вызывает зрительскую жалость. В этом отношении он – полная противоположность Тамерлана и тем удобнее составляет с ним пару.


«Ричард II» – это трагедия о людях и принципе. Принцип – это божественность королевской власти: в него можно абсолютно верить, но неверно интерпретировать, от него можно отступить, его можно попрать (и снизу, и сверху), но, не отмененный, хоть попранный, он все равно умеет за себя мстить – вместе с совестью. Еще это очень театральная история о смене актера на главную роль. Ричард – великолепный актер, оратор, однако до тех пор, пока его не настигла опасность свержения, он полагал для себя возможным справиться с ролью уже по факту назначения на нее, не подумав, что ему нужно еще своими силами придать ей некое содержание, которого ожидают другие участники спектакля и публика. Его сместили, так как его «концепция роли ради роли» не понравилась, и поведение не соответствовало ожиданиям; нужную концепцию он нашел, лишь перейдя на роль жертвы и накануне гибели.

Еще что общего: каждую пьесу начинают слова короля-главного героя и оканчивают слова его преемника. В «Эдуарде» эта пара – Эдуард II и его сын, ставший Эдуардом III, в «Ричарде», соответственно, – Ричард и воцарившийся вместо него Болингборк, ставший Генрихом IV. Но в «Эдуарде» первые слова – это письмо, которое читает Гавестон, а между тем оно исчерпывающе характеризует Эдуарда. «Отец мой умер! Гевестон, приди И раздели с любимым другом власть». (С, в оригинале – share the kingdom, то есть, буквально «королевство»). Король, бросающий королевство под ноги фаворита, должен вызывать – справедливо – возмущение и осуждение, но влюбленный, стремящийся одарить предмет любви всем, что принадлежит ему, также должен, как кажется, пробуждать иррациональные симпатию и умиление, ибо такое стремление – свидетельство искренности и глубины его чувства, и не всякий любящий на такое способен. То же самое извинение можно изобрести для полной неспособности видеть недостатки любимого предмета – оно бы подошло, если бы Эдуард сам был своей племянницей, которую выдал за фаворита, безумно влюбленной женщиной. С начала и до конца пьесы за Эдуардом сохраняется заметная авторская симпатия, которую зритель если не разделит, то почувствует. Как король Эдуард может быть и дурен в глазах тех, кто восстал против него, но как обреченный влюбленный вызывает (или может вызывать) жалость; это влюбленный в нем губит короля.

Иначе происходит с Ричардом II. В первой сцене пьесы он предстает как «король при исполнении» — судья в споре между Болингброком и Норфолком по поводу обвинения в убийстве герцога Глостера.

«Джон Гонт, почтенный возрастом Ланкастер,
По долгу и присяге приведен ли
Тобою Генри Херфорд, сын твой смелый,
Чтоб доказать, что правым обвиненьям –
Их выслушать мне было недосуг –
Подвергнут герцог Норфольк, Томас Моубрей?»

Здесь он демонстрирует беспристрастие и уверенность в себе, и, судя по его поведению, можно сказать, «это – король», но нельзя сразу сказать, хороший или дурной это король. Во второй сцене, однако, выясняется, что он сам стоит за убийством Глостера, и, по мнению Джона Гонта, как помазанник Божий защищен от человеческой мести, но его, вероятно, постигнет кара свыше. В дальнейшем зритель получит все больше доказательств того, что правление Ричарда оставляет желать лучшего, – то есть, или перемены к лучшему в нем самом, или даже замены его на лучшую кандидатуру. Четкая самохарактеристика Ричарда-короля – как он понимает свое предназначение – следует не в самом начале, но в конце первой сцены: «Мы не для просьб – для власти рождены».

В отношении того, что называется «развитие характеров», или здесь лучше сказать, наверное, «постепенное раскрытие характеров по мере действия», в «Эдуарде» сюрпризы преподносят противники короля. Поначалу их требования выглядят обоснованными с точки зрения государственной пользы и семейных ценностей, но постепенно нам дают понять, что в действительности они заботятся о себе. Мортимер-младший вначале говорит как заступник поруганной королевы Изабеллы и английский патриот, которого раздражает тщеславный, обирающий казну поклонник итальянских мод Гавестон. Но вот Мортимер совершил переворот, и речи его – об упоении властью:

“Над принцем властвую и королевой
Повелеваю я, и до земли
Надменные мне кланяются лорды.
Все утвердить, все вычеркнуть могу.
Все, что хочу, я делаю. Внушаю
Страх больший, чем любовь…
Пусть будет страх!

(…)
Они навязывают мне регентство
И молят взять, что сам я взять хочу».

Автор словно пытается внушить мысль, что страсть Эдуарда может показаться пагубной, но она была искренней, между тем как добрые намерения его врагов – показными.

В «Ричарде» главное, самое выразительное развитие касается обоих соперничающих протагонистов – и короля Ричарда, и Генриха Болингброка. Как кажется, главный психологический прием Марло состоит в том, чтобы внушить своему зрителю сочувствие к королю Эдуарду, совершающему предосудительные с общепринятой точки зрения вещи. Главный психологический прием Шекспира в отношении Ричарда II – в том, чтобы исчерпывающе объяснить причины свержения, показать, что Ричард виноват, а затем при знании того, что он виноват, внушить к нему уважение и жалость, показать его величественным в несчастье. Ричард пережил разочарование в смысле своей жизни – «быть королем», и хотел бы отречься не только из-за того, что реальную власть уже утратил, но и из отвращения к тому, в чем обманулся; но отречься для него означает не просто погибнуть, а еще до смерти стать никем, что ужасающе. Все, во что он верил о себе, оборачивается вдруг насмешкой, которую он с горечью принимает и продолжает, превращая в единственный доступный способ сопротивления своему несчастью. Мысль о том, что король – также человек, для Ричарда – не дополнительный ресурс, а признание бессилия («Как вы, ем хлеб я, немощам подвержен, Скорблю, ищу друзей»(С). Отрекаясь от короны, он говорит: «Now mark me, how I will undo myself» — «Смотри, как я себя разрушу». Болингброк с самого начала – благородный боец за справедливость, и ему хорошо, потому что поводов предстать таким в глазах всей страны и зрителей у него появляется все больше и больше. Предостережение Норфолка при расставании: «Кто ты сам – Бог, ты и я то знаем…» (С), звучит неожиданно, но с суровой убедительностью: понятно, что в пьесе оно сделано для того, чтоб сбыться. Вступив в должность Ричарда, новый король навлекает на себя ту же ответственность и все те же угрозы – пока еще популярный, он становится целью заговора, должен защищаться и вершить расправу и не может избежать искушения пожелать смерти свергнутому Ричарду. Болингброк лучше Мортимера и заставляет себя не превращаться в тирана, но это не означает, что обретенная власть не попытается играть им больше, чем он – распоряжаться ею.

Ричард II был женат дважды: его вторая жена, французская принцесса Изабелла де Валуа, вышла замуж за него шести лет и через четыре года овдовела. Но в пьесе Шекспира изображена взрослая королева, которая задумана, по-видимому, как фигура, противопоставленная Изабелле, жене Эдуарда II. И это, должно быть, все-таки именно Изабелла де Валуа, так как сообщается, что она приехала из Франции и после переворота должна туда вернуться. (В пьесе король предлагает супруге уйти в монастырь. Исторической Изабелле предложили вновь выйти замуж за старшего сына нового короля Генриха Болингброка, принца Гарри Монмута, но она впоследствии вышла за Шарля, графа Ангулемского и умерла при рождении ребенка. Гарри Монмут сильно прославился и женился на младшей сестре Изабеллы Екатерине).

У Марло королева Изабелла – «волчица» изображена как двойная предательница. Что она свергла своего мужа – известно, но кроме того она изменила себе. В этой пьесе она ведет себя первоначально как жертва отвергнутой любви, о которой говорит как о большой и страстной: она терзается из-за того, что муж отталкивает ее ради Гавестона, не сразу обращает нежное внимание на Мортимера (Эдуард, видимо, для удобства собственной измены начинает попрекать жену Мортимером еще до того, как она в действительности ему изменяет и даже задумывается об этом), согласна унижаться, чтобы угодить мужу. У Изабеллы были причины и обидеться на Эдуарда, и возненавидеть его, но именно потому, что вначале пьесы звучат ее признания в безумной любви к Эдуарду, тем страшнее видеть ее в конце пьесы совершенно покорной Мортимеру в злодеяниях, согласной на убийство мужа и при этом уверенно притворяющейся, что она якобы хочет его спасти. Как ни удивительно, по логике пьесы законная любовь Изабеллы оказывается менее прочной, чем незаконная, возмущающая и губительная любовь фаворита.

В пьесе Шекспира о Ричарде II есть намек на слишком близкие отношения Ричарда с лицами своего пола: вернувшийся Болингброк обвиняет пленных Буши и Грина в том, что они развратили короля и разрушили его брак. (Однако это говорит Болингброк, собравшийся их казнить, а зрители ранее видели, как сам Ричард проявлял к жене некоторое внимание). При этом сама королева Изабелла – жена Ричарда II не жалуется на своего мужа, тоскует без него и даже терпит общество его фаворитов. После свержения мужа она хочет не мстить, но заступаться за него и поддерживать его в несчастье. Она – жена, в которой обиды не убили любовь, а страдание дает еще повод ее высказать. (А Ричарду дает повод на прощанье окончательно примириться с женой и быть с ней нежным).

Еще один интересный общий для двух пьес тип персонажа – тип «перебежчика». Это фигура, которая переходит от короля на противоположную сторону из лучших побуждений, не очень понимая смысл смены власти, а именно – что начаться может с обоснованных претензий, а закончиться чем-то, чего лучше бы не было, и борьба за власть важнее своего повода. В «Эдуарде» это брат короля Эдмунд, граф Кент. Он то поддерживает своего брата, то бежит от него, не выдержав Гавестона, то пристает к Изабелле и Мортимеру, то пытается помешать им убить Эдуарда. Заканчивает он тем, что победители казнят его, презрев заступничество юного Эдуарда III. Граф Кент, видимо, представляет собой тип слишком наивной добродетели, поздно понимающей чужое зло. В «Ричарде» такой персонаж – это дядя обоих королей герцог Йоркский (тоже по имени Эдмунд). О Ричарде хорошо говорит то, что, выслушав обвиняющий монолог дяди, он все же великодушно оставил его регентом в Англии в свое отсутствие, – и эта доверчивость Ричарда способствовала его свержению. Дядя, так же справедливо упрекая другого племянника, Болингброка, за незаконное возвращение, все же нужного сопротивления ему не оказал. В конце пьесы герцог Йоркский подвергнут странному, но в полном смысле слова страшному наказанию: до слез сочувствуя Ричарду, он все же становится подданным Генриха – поскольку выхода у него нет – и при том подданным, демонстрирующим безупречную верность, потому что превращается в доносчика на собственного сына. Он борется с собственной женой, умоляющей нового короля о прощении. Между тем герцог по справедливости должен был бы просить о казни за измену для себя. Судьба наказала герцога Йоркского страшной над ним шуткой. Он, наверное, представляет тип человека, который хочет постоянно и активно быть «хорошим», но не очень задумывается, и вследствие этого иногда становится орудием зла.

Сцены отречения и затем убийства свергнутого короля – самые эффектные в обеих пьесах; только на этих двух парах сцен можно было бы построить сравнение, которое уже было бы серьезным. Король Эдуард отрекается под принуждением и в пользу своего сына, принца Эдуарда, но понимает, что по существу – в пользу Изабеллы и Мортимера, и высказывает обеспокоенность судьбой сына. Он колеблется, так как видит в короне свое последнее утешение и своего рода последнюю защиту от притеснителей, но, раз он свергнут, и утешение, и защита – иллюзорны. Сцена отречения в «Ричарде» явно есть потому, что до нее была сцена отречения в «Эдуарде». Ее особенность по сравнению с первой прежде всего в том, что Ричард отрекается якобы добровольно – потому что он уже разочарован в своем королевском сане как таковом, уже утратил власть, и потому не видит в нем смысла. Другая особенность в том, что Ричард отрекается в присутствии своих противников – его изменников, превратившихся в его судей, и кузена Генри Болингброка, ставшего из изгнанника узурпатором. Затем, иллюзорен сан короля или нет, но перестать быть королем даже по названию для Ричарда означает саморазрушение заживо в полном смысле: «Я должен стать ничем» (С). И в таком виде эта сцена получает большее значение, чем просто излияние горя или серии издевок свергнутого короля. Она имеет в виду бить по совести его врагов – один из свидетелей замечает, что они видели a woeful pageant, то есть «горестное действо». Но последствия разные: у сына герцога Йоркского, Омерля, возникает мысль о заговоре против Болингброка, а у самого нового короля – мысль о том, что ему была бы полезна смерть прежнего.

В пьесе Марло об Эдуарде сцена убийства Эдуарда ужасна, чудовищна и незабываема не из-за способа, которым его убивают, а из-за того, что происходит перед этим. Диалог между пережившим многие муки Эдуардом и его убийцей: Эдуард с обострившейся интуицией чувствует, что новый человек пришел его убить, но тот старается его разуверить. Однако за искусство свое он получит по заслугам, потому что согласно приказу тюремщики убивают его вслед за Эдуардом. Король умирает в буквальном смысле раздавленный, зрелище это на сцене должно быть с трудом выносимо, но это еще и заключительный этап казни его мучителей в зрительском мнении. Те, кто считал себя лучше Эдуарда, оказались много хуже. Никакого прощения для них не будет – наступит справедливейшее и законное возмездие от имени юного сына, Эдуарда III, который возложит на гроб отца голову Мортимера.

«Отец мой, в дар тебе сюда кладу
Я голову коварного злодея,
А эти слезы пусть порукой будут
Печали и невинности моей» (С).

В пьесе о Ричарде вся сцена его смерти выглядит как способ его восстановления уважения к себе самому. Начинается она красивейшим монологом, который оставляет впечатление, что в одиночном заключении он словно «растворился» во множестве беспорядочных мыслей, множестве ролей, которые себе воображает, и все же возвращается к роли короля, вспоминая предыдущую жизнь и понимая свои ошибки. Разговор с конюхом о любимом коне, который безропотно служит теперь королю Генриху, усиливает его отвращение к покорности судьбе. Он умирает не как жертва, а как боец, вынуждая своего убийцу Пирса Экстона [1] признать его мужество. (Тут кстати заметить, что исторический Ричард на самом деле был отважен, он доказал это еще подростком во время мятежа Уота Тайлера. Так что в этом эпизоде он как бы обретает себя обновленного).

Последствия свержения и смерти Ричарда еще проявятся в последующих пьесах цикла. Но уже в первой на заднем плане появляется старший сын нового короля Гарри Монмут, который доставляет отцу беспокойство, демонстративно саботируя турнир в честь его воцарения (а впоследствии перезахоронит прах Ричарда и будет молиться о прощении ему, наследнику, отцовского греха захвата власти). Самым же главным мстителем за Ричарда оказывается не насилие и не новое восстание, а совесть. Об убийстве жалеет не только сам Экстон, но и король Генрих, изгоняющий убийцу не только потому, что так надо, но, должно быть, с искренним отвращением.

«Клянусь вам всем, скорбит моя душа.
Чтоб вырасти, той кровью полит я.
Так пусть терзает скорбь моя и вас;
Пусть в траур облачатся все сейчас.
В святую землю я намерен плыть,
Чтоб эту кровь с греховных рук омыть.
Безвременную смерть его почтив,
Пойдем за гробом, головы склонив».

Роман Мориса Дрюона «Французская волчица», полагаю, можно считать «общим потомком» этих двух пьес. В нем рассказывается о событиях, составляющих часть сюжета пьесы Марло, – о свержении и гибели короля Эдуарда, но начиная с побега Мортимера из Тауэра. Поэтому из фаворитов Эдуарда здесь главную роль играет Диспенсер-младший, а Гавестона уже давно нет в живых. (О его судьбе Изабелла рассказывает в самом начале самого первого романа цикла). Несколько раз упоминается, что когда-то Изабелла любила мужа, пусть даже и любовь эта была надуманной, но многочисленные унижения вытеснили ее, и затем королевой руководит главным образом оскорбленная гордость. Основной «метод рассказчика» в этом романе скорее подобен развитию отношения к образу Ричарда II в шекспировской пьесе: пока король при власти – свержение его может выглядеть необходимым в глазах не только персонажей, но и читателя, когда же король превращается в жертву, все затмевает жалость к нему.

Обе пьесы дают предостаточно пищи для мыслей о том, сколько зла может совершить человек, даже тогда, когда хочет блага. Шекспировская пьеса, однако, более снисходительна к человеческому роду, так как оставляет больше шансов совести.

[1] Хотя эпизод убийства Ричарда II, как оно изображено в пьесе Шекспира, есть в хронике Голиншеда, нет свидетельств, что при дворе Генриха IV был рыцарь Пирс Экстон. В постановках шекспировской пьесы как убийца Ричарда иногда показан другой ее персонаж, герцог Омерль, перед тем замешанный в попытку переворота против Генриха IV, но помилованный им по просьбе матери Омерля, герцогини Йоркской.

Цитаты из пьесы Кристофера Марло «Эдуард II» в русском переводе А. Радловой.

Цитаты из пьесы Вильяма Шекспира «Ричард II» в русском переводе А. Курошевой.

Биографические данные по книгам Jh. Cannon, A. Hargreaves “Kings &Queens of Britain” Oxford University Press, 2001, D. Jones “The Plantagenets: the Kings Who Made England”. Harper Press, 2012 и I. Mortimer “The Fears of Henry IV”. Vintage, 2007.