Курс лекций как литературный жанр

(Дневниковая заметка января 2022 года)

Небольшое размышление об особенностях жанра — если не обязательных, то возможных.


Когда-то мне попалось рассуждение: зачем в наше время нужны лекции, если можно все скачать и распечатать, и прочесть? Рассуждение было, что называется, провокационным, то есть автор приводил его для того, чтоб самому же и опровергнуть — по крайней мере, для одного конкретного случая. Беда в том, что мое раздражение автор спровоцировал до того, как успел ответить на свою же провокацию…

В преподавательской среде — то есть именно той, которая должна опровергать это рассуждение — насколько я знаю, обычно считается, что лекции нужны для непосредственного контакта с преподавателем: чтобы он объяснял лично. Что предполагает возможность его импровизации и ответов на вопросы учеников. А также использование элементов театральности при объяснении материала. (Последнее может иметь самый разный эффект, необязательно положительный. Скучный лектор вполне может быть отличным и преданным своему делу специалистом, хотя ученики его не будут любить. Польза от него до них — некоторых из них — дойдет, но не сразу. Напротив, отличное лекциирование может быть всего лишь средством удовлетворения преподавательского тщеславия: в таких случаях преподаватель во всех остальных отношениях плох. И с его стороны ошибка думать, что слушатели не поймут этого быстро. :-) Но, конечно, лучший вариант — это когда хороший или отличный специалист — это еще и хороший или отличный лектор).

Если слово «лекция» сказать просто, вне контекста, смысл его часто бывает отрицательным. Лекция — это часто монолог поучающего. Подразумевается неравноправие говорящего и слушателей. Но если лекция удачна, она таких чувств не вызывает. Удачна она, если слушатель понимает, что лекция выполняет свое предназначение: научить его.

Кстати сказать, знание, что лекция удалась — это еще один способ получить удовольствие от учебного процесса с обратной стороны, то есть с преподавательской. :-)

Как известно, курс лекций может быть еще и разновидностью учебной книги. И я думаю, что в таком случае особенность жанра по сравнению с учебником или учебным пособием может быть в том, что здесь — не то чтобы всегда, но иногда — может сильнее выражаться личность автора.

На изложении напоминание о присутствии автора может сказываться, например, так: не «принято считать», а «я считаю», не «было и стало», а «раньше я думал, но теперь думаю..» или «теперь доказано», не «тема такая-то..», а «сегодня мы рассмотрим…» Стиль изложения менее стандартизированный и более личностный. Иногда, при возможности, — с использованием литературных приемов. Например, обращений к аудитории — напоминаний читателю, что автор о нем знает и беседует с ним: «давайте представим…», «спросим себя…» и в таком духе.

Такой текст имеет, наверное, те же преимущества, что и лекция как встреча: вам показывают человека, через посредство которого вы узнаете предмет курса. Человек не прячется, а появляется перед вами. И его присутствие облегчает восприятие изучаемого материала: вы не под потоком информации, а работаете с этим направляющим его человеком вместе, чтобы поток принес вам пользу.

Когда чувствуешь присутствие человека, который тебе рассказывает, и его речь располагает к себе, учиться это обычно помогает. Мне когда-то очень понравились некоторые книги из серии «Классика российской цивилистики», изданные МГУ. Потому, что стиль изложения старинных лекторов, учитывающий присутствие слушающей аудитории, делал сам материал более привлекательным. (Хорошо известно, что юристов за стиль написанного ими  часто ругают. Хотя это не всегда заслуженно). Надо, правда, принять во внимание, что некоторые из понравившихся лекций восстановлены по записям студентов — значит, вероятно, стилем изложения они обязаны не лектору или не вполне лектору.

Но другой случай: известна исключительно красивая лекция Гоголя о вступлении в курс истории Средних веков. Мне когда-то она очень понравилась. В комментариях сообщают, что студенты сразу же просили переписать. Яркий пример лекции как литературного жанра, и стиль изложения служит интересу слушателей.

С другой стороны: а что, если этот самый стиль автора, выражающий его личность, меня только разозлит? Что, если я по мере опытности почувствую в этом тексте прежде всего выражение авторского тщеславия? В этом случае то, что я прежде назвала достоинством, обращается в недостаток. Лектор должен служить предмету (не нравится служить — тогда помогать ему), а не с его помощью выпендриваться.

И на всех слушателей, как ни стараешься, угодить нельзя. У меня когда-то был очень старенький преподаватель, добрый старичок, для которого имело значение, как он взаимодействует с аудиторией и сумеет ли он сразу заинтересовать аудиторию предметом. Разницу в общей подготовке поколений и вкусах в рамках одной аудитории он во внимание принимал мало. На первой лекции по предмету, к литературе имеющему косвенное отношение и для студентов-нефилологов, он, дабы стимулировать слушательский интерес, процитировал наизусть и с выражением большой фрагмент пастернаковского перевода из гетевского «Фауста». Въехали те, кто был в курсе, о чем это. (Я была среди тех, кто въехал. Спасибо ему!) Но у тех, кто не въехал, были другие любимые лекторы.

Наверное, если бы процитированный фрагмент был приведен в качестве эпиграфа или даже части текста главы в книге, восприятие было бы другим. Те, кому это безразлично, просто пропустили бы его (и не поняли бы, что теряют). Но на лекции в устной форме не заметить стихов нельзя было. Можно было не понять, откуда это и зачем. Все-таки стихи, особенно такого уровня, не слишком часто цитируют на нефилологических лекциях.

А еще может быть так: книга в жанре курса лекций нравится, но начинаешь думать: жаль, что я это читаю, но не слышу или не вижу лектора за работой. Дело не в том, что книга избавляет от обязанности конспектирования. Может иметь значение, каким голосом и с какими жестами лектор говорит. Что он выделяет. Когда, может быть, он подшучивает. Просто как звучит его голос. Все это — тоже текст, который в напечатанной книге не передается, но — часть того же курса лекций. Он может помогать тексту, который читаешь, а может, наверное, и вредить. Лучше, конечно, если помогает: уточняет и поддерживает написанное.

Тут вспоминаем о современных технологиях: может прийти на помощь возможность записи видео и аудиолекций. Но помощь — это на первый взгляд. Их надо уметь читать для записи. И тут при неготовности может возникнуть куча препятствий психологического плана: а как я смотрю, а как я говорю? А не надо ли перезаписать этот кусок? В аудитории при непосредственном контакте можешь лекциировать всецело по памяти часами, а при записи, оказывается, тебе заранее написать текст и опираться на него лучше… Чтобы каких неприятных неожиданностей избежать… Ты думал, что на лекции тебе, кроме профессиональных, требуются еще и некоторые навыки актера и что с практикой они выработались. А тут нужны еще и навыки радио- и телеведущего — изволь приобрести.

В общем говоря, лекции — это такой жанр учебной литературы, в котором, кроме собственно изложения учебного материала, может присутствовать еще и «образ личности лектора». Который этому изложению помогает или мешает. Он не обязательно всегда заметен, но может быть заметен тем, к кому обращается. И от того, как лектор создаст этот образ, может зависеть успех преподавания.