То, что должно быть подарком

(Дневниковая заметка 15 мая 2010 года)

Чацкого с Альцестом сравнивают, «Горе от ума» с «Мизантропом» сравнивают, но догадался ли кто проделать такой фокус: сравнить роман Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», о последнем годе жизни и гибели Грибоедова, и роман Михаила Булгакова «Жизнь господина де Мольера»?

Ах, мой Бог, зачем я не булгаковед – тогда я бы знала, что это наверняка сделали задолго до меня. Уже наверняка написал кто-нибудь в связи с «Вазиром» о символизме писательского ресторана «Грибоедов» в «Мастере». А также кто-нибудь заметил, что творческий метод Мастера как романиста «Угадал, о как я все угадал!» несколько перекликается с методом Тынянова, как он объясняется в статье «Как мы пишем»: «Там, где кончается документ, там я начинаю…Если вы вошли в жизнь вашего героя, вашего человека, вы можете иногда о многом догадаться сами».

В прологе «Жизни господина де Мольера» есть лукавая отсылка от последних строк роли Чацкого к последним строкам роли Альцеста – вот отсюда бы и начать сравнение. И у героев так много общего, начиная с близости дат рождения: не один герой, по-разному рассказанный, объединяет их. Грустные комедиографы, познавшие странствия и превращения. Театр профессиональный и театр дипломатический. Битва за «Тартюфа» и «Горе», завещанное Булгарину. Оставленные подруги и юные жены. Избитая, но оттого не закрытая, проблема отношений художника и власти.

«Вазир» и «Мольер» – это романы-монологи, в которых авторское «я» не пытается раствориться среди героев. Автор говорит с читателем от своего имени о своем герое.

«В этот день я отодвинул рукой запах духов и отбросов. Старый азиатский уксус лежит в моих венах, и кровь пробирается медленно, как бы сквозь пустоты разоренных империй». («Смерть Вазир-Мухтара»).

«На мне кафтан с громадными карманами, а в руке моей не стальное, а гусиное перо.
Передо мной горят восковые свечи, и мозг мой воспален». («Жизнь господина де Мольера»).

Оба романа написаны так, что их хочется читать вслух, особенно – прологи, но «Жизнь господина де Мольера» читается легче и быстрее. А «Смерть «Вазир-Мухтара» удивительна тем, что может напридумывать человек со словом. Или что он, наблюдая слово, может заметить: «У человеческих слов всегда странный смысл – про тысячную толпу можно сказать: никого нет. Действительно, никого не было». И оба романа об исторических людях написаны с мыслью о современности.

Если бы я уже знала, что об этом написано профессионально, я бы знала, что досказать мне.

Но я не литературовед и не историк, а только читатель, любящий поиграть с аналогиями, забывая о том, что игра эта может быть опасна. Меня занимает то, что «Вазир-Мухтар» – это роман о смерти, а «Жизнь господина де Мольера» – это роман о бессмертии.

«Смерть Вазир-Мухтара» заканчивается тем, что в Тифлис везут не тело Грибоедова, а страшное чучело – «Грибоеда». Тело доктора Аделунга с рукой Грибоедова – в дощатом ящике на арбе, между двумя мешками с соломой. Этот «Грибоед» будет соединен в памяти людей с воспоминанием о живом Грибоедове, который снится по ночам людям. Это рядом с ним через много лет ляжет Нина как рядом со своим мужем, это над ним будет начертана знаменитая трогательная надпись. Но этого «Грибоеда» по пути следования встречает Пушкин (эпизод из «Путешествия в Арзрум» делается «фактом романной реальности») и эта встреча пробуждает у него мысли о судьбе Грибоедова (которые потом попадут в «Путешествие в Арзрум»).

«Он знал, хоть и ошибся. Но если он знал…- зачем…Зачем поехал он?

Но власть…но судьба…но обновление…

Холод прошел по его лицу.

«Мы нелюбопытны…Человек необыкновенный…

Может быть, Декарт, ничего не написавший? Или Наполеон без роты солдат?»

«Что везете?» - вспомнил он.

«Грибоеда».

Грибоедов после смерти превратился в «Грибоеда».

«Жизнь господина де Мольера» заканчивается тем, что время разметало куски каменной плиты, которую жена положила на могилу Мольера. «И хотя чьи-то останки и вырыли и заключили в мавзолей, никто не может сказать с уверенностью, что это останки Мольера. По-видимому, почести воздали неизвестному человеку».

Но Мольер после смерти превратился не в этого неизвестного человека, а в бронзового комедианта над высохшей чашей фонтана. И дело в том, что он продолжает жить в своем слове.

Роман Юрия Тынянова – о медленном умирании человека заживо. После разгрома декабристов все призрачные успехи Грибоедова, его положение «на службе режиму» – это предательство. «Людям двадцатых годов досталась тяжелая смерть, потому что век умер раньше их…Как страшна была жизнь превращаемых, жизнь тех из двадцатых годов, у которых перемещалась кровь!» Я знаю, что эта концепция впоследствии оспаривалась, но не могу уверенно судить о том, насколько удачно.

И вот в этой концепции «Вазир-Мухтар», а затем «Грибоед» – это ступени ликвидации личности. «Грибоед» – это полное, окончательное умирание. Не осталось даже останков, которые могли бы оплакать близкие и похоронить – это сохранить в определенном месте, куда можно прийти и сказать: «Здесь лежит Грибоедов». Торжество тления.

Бронзовый комедиант – он, конечно, тоже материален, но он – свидетельство победы человека над смертью. Даже и при том, что Мольер умер и останки его, возможно, тоже утеряны, смерти не удалось поглотить Мольера – потому, что «пьесы моего героя будут играть в течение трех столетий на всех сценах мира, и неизвестно, когда перестанут играть». «Человек, который живет уже четвертое столетие, несомненно, бессмертен». «Жизнь господина де Мольера» - это жизнь побеждающая.

Очень я бы хотела, чтобы, раз они такие друзья, у них и бессмертие было бы общим на двоих. Во всяком случае в прошлом году на Чистых прудах я виделась с бронзовым дипломатом.

И еще: «Вазир» заканчивается прощанием Пушкина с «Грибоедом». А «Мольер» - прощанием Булгакова с королевским комедиантом.

«И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет».

Будьте же здоровы, Мастер, живите!