типа украинский вопрос

Волею судьбы на долгие годы назначена была нам в соседки Дарья, для кого просто Даша или чаще Дашка, а для меня Тётьдаша. В последние годы её жизни, а она, к ужасу всех ближайших соседей, оказалась из долгожителей, - так вот лет пять последних её жизни я её звала Чучундра. Не иначе.
Конечно, не повезло не только нам. Все, кто оказывался соседями, механически записывались в её враги, все мы так или иначе мешали ей жить, у всех были те или иные пороки, которые она назвать прямо не могла из-за скудости словарного запаса. Воры однозначно были все, потому что воровали у неё всё, что можно было: колья, крупные камни, которые она собирала для ремонтно-строительных нужд, железки, которые тащила с работы и с помоек, смородину, персики - ну, короче, всё, что плохо лежало, стояло или висело на её участке. Хотя участок бдительно охраняла большая собака с такой же внешностью и нравом, как хозяйка. Она рвала  цепь, выбегала на улицу, терроризировала прохожих и даже как-то сильно покусала парня соседа. Когда Дарья наконец поняла, что свою собаку боится больше, чем соседей,  она позвала ветеринара. Одной тварью стало меньше, но я нелегко перенесла  смерть даже такого дикого животного. Дарье было ещё тяжелее: она осталась один на один с соседями.
Работала  Дарья маляром, дружелюбием не отличалась, само собой, и на работе. Но малярскому делу это не мешало. Как и то, что общалась она в основном на их профессиональном наречии и матом, которым владела в совершенстве. На работе-то всё было неплохо, за добросовестный труд получала грамоты.

Должна сказать, что более злобной твари я в жизни не встречала. К этому её характеру, крайне агрессивному, очень шли её внешность и образование не выше трёх классов. И она вполне обходилась. От не известно кого родила сына, белобрысого голубоглазого незлобливого Витька, которого убили почти сразу, как попал в Афган. Все ненавидящие бабу Дашу на время расслабились, вошли в положение. Да и ей было не до драк. Она ещё больше пристрастилась к любимому напитку, а пила исключительно водку, выпив, не бросалась, как обычно, ругаться с соседями, а ... Нет, она начинала ругаться, но почти сразу прекращала, потому что мешали слёзы. И уже трудно было разобрать что-то: её любимый мат мешался с рыданиями, проклятиями и жалобами. Мы терпели. Жалко ее было. До поры до времени.

И установился относительный мир. Ненадолго.
Война началась с ещё большим ожесточением с её стороны. Она распалялась не на шутку, вызывая ответную реакцию даже у самых миролюбивых, тихих соседей, которые старались не ввязываться по мере возможности. Смерть единственного сына не смягчила породу, наоборот, Дарья никак не могла смириться, что по другим судьба не прошлась своим катком так же круто. А если прошлась, то не скрывала своей радости. Так вам и надо! Кляла уже не только живых, но и ушедших, не только взрослых, но и детей.

Пришло время Дарье выйти на пенсию, и всю свою нерастраченную энергию она направила на нас, соседей
Всё время тратила на неустанные бдения, мгновенно оказываясь на участке, как только соседи выходили из дома, чтобы поработать в саду-огороде. Она жила в ожидании очередной пакости с нашей стороны - и старалась упредить. Ничего физически сделать не могла, воевала, как прежде, языком.
Больше всех доставалось ближайшему соседу, который имел квартиру под одной крышей, в одном коттедже.  Татарин Зуфар, тихий, безотказный в помощи соседям, он рад был и копейке, потому что семья нуждалась, а сам был не прочь выпить.
Не выдержав очередных проклятий в адрес своей больной дочки, он что-то Дарье сделал. Не помню, скорее всего предупредительно сказал, но от всего сердца. Та побежала к участковому, и, сами понимаете, мать погибшего "афганца" нашла защиту  - Зуфара закрыли на 15 суток. Знала бы я, знала бы моя мама, репутация которой - фельдшера сельской скорой помощи, была бы неоспоримым аргументом в разговоре с участковым - и вопрос  был бы решён. Но семья молча проглотила обиду, не стала искать защиту нигде. Тихие, скромные - жертвы, одним словом, а такие, безответные, распаляют агрессивных. Дарья, не отягчённая никакими вообще знаниями, тем не менее почуяла свою силу: закон на её стороне.
Сломив сопротивление на правом фланге, она переключилась на левый, то есть на нас. Отделяла наши суверенные территории старая, абы как укреплённая, местами покосившаяся и с наспех заделанными мной прорехами сетка рабица. Всё видно и слышно. После смерти моего папы, который работал на том же предприятии, но на куда более высокой должности, чем маляр Дарья,  она как с цепи сорвалась. Вопрос о "добрососедстве" приобрёл для нас прямо-таки экзистенциальное значение. Средств на обустройство надёжной границы - внушительного забора, этак метра на три, чтобы хоть частично приглушить злобный лай соседки и не видеть её оскорбительных жестов, на тот момент не было.
А мама, которой в основном и приходилось это терпеть, пока я зарабатывала на хлеб в Ташкенте, не жаловалась на больное сердце. Она вообще не жаловалась, но дома всё чаще раздавался запах корвалола. А как-то я услышала от неё: уже не хочу выходить туда, малину собрать да за огурчиками поухаживать. Не могу туда  подойти. "Туда" - это о приграничной территории.
Ну что ж... триггер был найден.
Должна сказать, что, в отличие от других соседей, я не славилась миролюбивым нравом. Сказалось пацанское детство, игры в войнушку, а не с куклами и то, что родители со мной не сюсюкались. В ответ на потоки словесной грязи охотно и незамедлительно отвечала. На мат не переходила, но могла пробиться словом через заслон из невежества и злости дикой бабы. Однако пора такой дипломатии, переговоров должна была закончиться. Даже относительного мира и безопасности она не гарантировала.  Я уже нашла более действенные способы, чем слова: просто закидывала противника камнями. Явления участкового после достаточно интенсивного обстрела не последовало. Ага...

И вот день настал. Дело было летом, я была в отпуске и полностью контролировала ситуацию на границе.
Выслушав очередную порцию оскорблений уже с утра принявшей на грудь соседки, я вооружилась лопатой и пошла громить врага на его суверенной территории. На тот момент я совершенно ясно понимала, что меня надолго хватит, меня хватит и на двух-трёх тётьдаш, а вот мама...  Успела ухватить за шиворот и столкнуть в арык. Слов своих вспомнить не могу. Осталось дело за малым: лопатой огреть Тётьдашу по голове или по спине, чтобы окончательно решить вопрос с беспокойной до нестерпимости соседкой.  Но судьба распорядилась в мою пользу. Дарья не для своих годов шустро выбралась из арыка, проскользнула в калитку - и бежать домой.

Комиссия по жалобе явилась. Но не к нам, а к соседке - благодаря безупречной маминой репутации. Воспитательная работа с соседкой, видно, была проведена эффективно, моего отточенного профессией дара убеждать не потребовалось.
Можно сказать, что воцарился мир.

Дарья  через год стала появляться на улице уже с палочкой. Ей было за 80. Но появлялась всё реже.  Потом слегла. Соседи говорили об этом с сочувствием. В том числе и мы.
Через какое-то время её забрала сестра из Ферганы, там и похоронили.
Уже не Зуфар, а другой сосед, узбек, выкупивший сначала полкоттеджа, а потом и весь, устроил поминки. Были все соседи. А я... я была на работе.

А за могилой её сына ухаживают, как за всеми могилами наших поселковых "афганцев". Хорошие памятники, всегда свежекрашеная ограда.
 
Дарью занесло  в Узбекистан после войны, как и моих родителей направили сюда по распределению - строить, учить, лечить. "Оккупанты" тогда очень нужны были стране, очень. 
Дарья была русская. И я тоже русская.