Трагический шутник сэр Томас Мор

(Дневниковая заметка 2018 г.)

Среди памятников английской драматургии конца XVI века — пьеса «Сэр Томас Мор». Знатокам эпохи она известна не только благодаря теме и художественным достоинствам, но и благодаря своей творческой истории. Сохранилась она в виде рукописи, в составлении которой участвовали несколько лиц. Главными авторами признаются Энтони Мандей и Генри Четл, а после того, как пьеса не прошла цензуру, правки в нее вносили еще несколько драматургов, в том числе предположительно — потрясающий драматург.


Я должна признать, что специально сэром Томасом никогда не занималась и знала о нем то, что полагается знать интересующимся тюдоровской эпохой и правоведением. Но пьесу прочла — вероятно, следовало сделать это раньше, зато прочла в издании с научным комментарием. Далее следуют личные наблюдения над образом главного героя пьесы, который, как оказалось, можно поместить в определенный контекст.


У меня никогда не получалось относиться к Томасу Мору как к шутнику. То ли из-за выражения лица на известном гольбейновском портрете (у других зрителей, оказывается, напротив, такое впечатление, что портретируемый вот-вот рассмеется. К слову сказать, у Пола Скофилда в «Человеке на все времена» выражение лица, куда больше подходящее для шутника, чем у прототипа). То ли из-за характера моровских шуток. А он был известен как шутник, это одна из ассоциаций, которую вызывала его фамилия у знатоков латыни, а значит — и у него (ассоциация со словом morus — «глупый, нелепый», можно понимать как «шут»). Сохранилось несколько анекдотов о Море, где он представлен именно как шут. Но юмор у знаменитого интеллектуала уж очень специфический, к тому же, отмеченный интересом к оригинальной теме испражнений. И, конечно, я прошла подготовку «Волчьим залом», в котором Мору за его несмешной юмор также досталось безо всякого снисхождения.


Но для пьесы именно образ Мора-шутника — решающий. Сам себя он называет «самым веселым советником Англии». Пьеса повествует о таком шутнике, любимце лондонцев. Сперва это история его вознесения к вершинам власти в качестве награды за его мудрость, признаваемую влиятельными людьми и королем. Затем — история его добровольного падения, тоже, можно сказать, шутовского жеста: имея все, все и оставил, сам ступил на путь смерти, не склонился на уговоры близких. Но этот путь должен рассматриваться не как падение, а как другое вознесение — на истинную высоту.


Так, значит, насчет определенного контекста, в который можно поместить этот образ Мора. Все, кто когда-либо читал народные бытовые сказки, а также, возможно, притчи, встречали сюжеты о мудрых судьях, которые устанавливают истину или спасают подсудимого от наказания каким-нибудь причудливым способом. Иногда герой такого рассказа — не сам судья, а персонаж-трикстер, то есть шутник, вмешавшийся в процесс. Китаистам известен такой персонаж — судья Бао-гун, у которого есть исторический прототип. По его поведению вы думаете: рехнулся, — а вот он сейчас верно решит дело. Можно и других героев вспомнить. А можно перечислить несколько сказочных сюжетов, даже из сказок о животных.


В пьесе «Сэр Томас Мор» для того, чтобы показать, за какие дела герой сделался лорд-канцлером и каким он остряком оставался на этой должности, как раз объединены несколько таких анекдотов, где Мор представлен мудрецом-шутником, участвующим в правосудии. Судебные функции в собственном смысле он исполняет только в одном из таких эпизодов, когда уже занимает должность лорд-канцлера. До того он совершает деяния шутника в качестве одного из шерифов Лондона (это в пьесе, по истории он был помощником шерифа). Для начала он спасает — точнее, обещает спасти — от казни попавшегося уличного вора, уговорив того рискнуть еще раз: прямо в суде увести деньги — у судьи. Какая здесь помощь оказана справедливости? Разоблачение, так сказать, судейского лицемерия, которое наносит ей худший вред. Судья ранее высказал в речи ту мысль, что жертва является причиной гибели вора, так как провоцирует его на преступление, нося с собой деньги. Мор ставит судью на место жертвы и, таким образом, обращает против судьи его собственные слова. А значит — лишает судью возможности осудить этого самого вора. Как может в этой ситуации торжествовать справедливость, все-таки не совсем понятно, раз преступник не понесет наказания. Но понятно, что Мор из пьесы остроумнее судьи, над которым он подтрунивает, и способен разоблачить недостатки судейского рассуждения. А за вора можно порадоваться, так сказать, вообще, постольку, поскольку его не повесят. Потом, когда Мор уже повышен до лорд-канцлера, к нему приводят бандита, взятого за участие в уличной драке; бандит желает, чтоб его дело рассматривал только известный своей мудростью лорд-канцлер. У бандита слишком длинные для мужчины в ту эпоху волосы, и он утверждает, что отрастил их по обету, данному сроком на три года. Мор возмущен таким легкомысленным, на его взгляд, предметом обета и отправляет бандита в тюрьму на тот срок, что он будет своей обет соблюдать. Значит, чтобы освободиться, бандиту надо срочно менять прическу — он-то возмущен, но, кстати, это наказание заменило для него другое, за участие в драке. Самое интересное, что вот этот эпизод с неудачным обетом позаимствован из рассказов о Томасе Кромвеле, то есть об одном из устранителей Мора.


Сюда же надо отнести — хотя это и не выглядит как шутка, но дает герою повод проявить мудрость и способности оратора — ту сцену, где Мор усмиряет бунт лондонских горожан против притеснений со стороны иностранцев, живущих в городе при такой свободе, что им можно безнаказанно посягать на имущество лондонцев и даже на их жен. Речь идет о событиях Evil May Day (в пьесе — Ill May Day), можно перевести как «дурное первое мая». В этот день в 1517 году в Лондоне был бунт против иностранцев, в котором участвовали, в значительной мере, подмастерья, но Мору не удалось усмирить его словами. В пьесе Мор оказывается тем единственным представителем власти, кого бунтовщики послушали. При этом недовольство восставших лондонцев в пьесе изображено как совершенно обоснованное, но все же это не означает, что нужно приветствовать их бунт. Главный аргумент, который Мор применяет в сцене усмирения, — «не поступайте так, как не хотите, чтобы поступили с вами, а что, если вас изгонят и вы в другой стране будете чужеземцами?» Этот аргумент так силен, что им как будто можно было и ограничиться, но есть еще несколько подготовительных, в том числе — напоминание о священном характере власти короля, которая исходит от Бога. Можно увидеть в этом намек на будущее: Мор в сцене умиротворения и не подозревает, что его, по его мнению, заставят выбирать между покорностью Богу и королю.


Именно этот эпизод (сцена 6 всей пьесы), предположительно — вклад со стороны Шекспира, а потому тем более заманчиво сравнить его с монологом Марка Антония из «Юлия Цезаря» (акт 3, сцена 2, тем, где «все они — достойнейшие люди»). Обе сцены демонстрируют возможности ловкого оратора и изменчивость настроений, в особенности — настроений общества. Обе можно назвать примерами манипулирования общественным мнением. С моей точки зрения, одно из отличий между ними состоит в том, как изображены слушатели оратора. В сцене Антония они — скорее инструмент, который оратору можно настроить против своих врагов, в сцене Мора они сами — угроза, но их можно побудить каяться.


В пьесе из бунтовщиков казнят одного, их лидера по фамилии Линкольн. Мор по пьесе просил у короля простить всех восставших (по истории просил не он, а королева Екатерина Арагонская при участии кардинала Вулси). Но, так как Линкольна все же успели казнить до того, как пришло помилование, можно возложить на Мора часть вины в его казни — если хотеть. Гибель Линкольна как бы образует пару с казнью Мора в финале пьесы.


В пьесе есть и другие эпизоды, когда Мор ведет себя как шут — он, например, разыгрывает Эразма Роттердамского и участвует в спектакле среди актеров, в роли Доброго Совета. Но и его поведение, ведущее к его казни, тоже можно характеризовать как шутовское. Он не перестает шутить, и шутки его звучат все более страшно. А кроме того, окружающие не понимают, почему он так себя ведет. Зрители еще меньше его поймут, если смотрят спектакль без должной подготовки, потому что никаких политических событий, необходимых как контекст, в пьесе не изображено и не объяснено. Сидит королевский совет. Приносят какие-то статьи от короля: господа, подпишите! Фишер, также присутствующий в этой сцене, и Мор отказываются. Мор ссылается на свою совесть. После чего Мора сразу просят отбыть домой в Челси до дальнейших распоряжений. Если зритель не знает, он не поймет, что это за бумагу принесли. По-видимому, имеется в виду клятва о наследовании. Первые зрители пьесы (если бы ее поставили) должны были это знать. Остальным нужно дополнительно читать комментарии, или же текст клятвы вставляют при современных постановках пьесы.


Генрих VIII в пьесе присутствует только за сценой. Все персонажи отзываются о нем хорошо — ему не приписывают ничего, в чем можно было бы упрекнуть. В кризисе с иностранцами виноваты господа придворные, скрывшие от короля истинное положение дел. К Мору король, по-видимому, тоже относится хорошо и хотел бы его помиловать, если бы не настойчивость Мора. Образу такого невидимого короля можно давать разные интерпретации: от жертвы обстоятельств до зловещей силы.


В последних словах пьесы высказывается окончательное суждение о Море: достойный уважения человек погиб в результате ошибки. Чьей именно — не уточняется: можно понимать, что ошибка Мора, можно — что короля. Вся сюжетная линия с казнью Мора выглядит очень загадочной, но до самого конца другие персонажи дают понять, что героя нужно жалеть.


По-видимому пьеса строится так, чтобы, насколько это было возможно в условиях ее создания, показать образ Мора-святого, создаваемый одним из источников пьесы (биографией Мора, написанной Николосом Харпсфилдом). У меня же сложилось впечатление, что Мор в ней умещается в ряд мифологических мудрецов-шутников и объединяет в себе образы такого шутника и героя. Этот Мор, как и герой пьесы «Человек на все времена», лишен тех отталкивающих черт, какие можно вспомнить у исторического прототипа, но все же оба помянутых литературных Томаса Мора возникли благодаря ему.

07.02.2018