Катерина Калитко. Так чувствовали себя дети...

Так чувствовали себя дети, которых ещё вчера
собирались усыновить,
приходили, обнимали,
давали послушать, как сердца
умеют биться рядом;
теребили за щёчки,
говорили: какие красивые!
А уж какие разумники!
И в назначенное время никто не пришёл.

Засыпая, дети,
раздавленные новостью,
придумывают катаклизмы,
которые могли задержать уже дорогих людей.
Может быть, Кракен,
поднимаясь из реки, щупальцами кроша
мосты, звонницы, высотки,
случайно зацепил вечером их такси.
Может быть, их выкрали инопланетяне –
ставить опыты, вживлять под кожу чипы;
потом они вернутся,
но мало что будут помнить,
будто агентка Скалли.
Может, они просто
между собой поругались –
кто из них больше
любит новых детей –
и застрелили друг друга из пистолетов.

Азраил ночью приходит
побыть с самыми отчаявшимися
(утром цветы в тёплой комнате
сникнут,
поцелованные холодом).
Он сидит на краешке постели, гладит
сонные головы, говорит мягко:
те, что отреклись – так, за полшага,
насытившись вашими искренностью, доверием –
просто бессовестные трусы;
даже не лжецы – для лжи
нужна смелость.
А эти – даже имени своего не стоят,
и когда умрут,
я не смогу их позвать.
Так и останутся здесь:
без вас, без меня,
без жизни, без смерти,
без себя самих.

Так говорит, говорит.
Как ему не поверить? Ведь у него
сорок тысяч глаз и языков на теле.
Речь его
сорвала бы овации на TEDx
или на открытии какого-нибудь
интеллектуального форума.
Но никто ведь не слышит.
Он даже попробовал записать
на диктофон мобильного:
если бы удалось, он безутешных
точно бы и успокоил, и убедил.
Но после его ухода
остаётся только
ритмический шорох записи.

Так иногда звучит в темноте море,
если сидеть к нему спиной,
на Ланжероне, к примеру.

(Перевод с украинского)