Катерина Калитко. Куришь в окно...

Куришь в окно, в распахнутый май,
думаешь: как всё хорошо сложилось на этой последней войне,
почти ничего не погибло.
Вот разве что детство, вместе с мамой,
но время его, так или иначе, уходило.
Ну нельзя, в самом деле, вечно жить и не взрослеть.
Вот разве что дом, но что с этого дома,
если суть жилья человечьего – временность.
Откуда бы иначе тягучая тоска при вглядывании
в чужие освещённые окна, полупрозрачные, терпкие,
будто лимонные дольки.
Фотокарточки, письма, бессодержательный дневник
и непогашенные билеты на свежее когда-то кино,
высушенный букет – что-то такое, от чего всегда
хочеться избавиться, но никогда не доходят руки.
Больше всего тебя донимал красный шнурок в ящике стола –
не вспомнить уже, откуда взялся, ровно такой длины,
чтоб охватить тонкое девичье запястье.
Всё на месте – руки, ноги, для честного труда
даже есть голова, несмотря на то, что в ней
до сих пор живут картины неудобного, страшного,
но никто их не видит и спрашивать не будет.
Город частично цел.
Люди частично живы.
Те, что выжили, убежали, спрятались,
вылезли из канализации, предали, но покаялись,
эмигрировали, но вернулись другими.
Все они окружают и говорят: как же хорошо, в самом деле!
Есть кому выпекать хлеб.
Есть кому покупать его за карточки.
Есть кому вынашивать детей и делать аборты.
Есть кому посадить шпинат, но неясно, что с ним делать.
Здесь бы и пригодилась мама с её пирогом:
сыр и зелень, каждую субботу твоего детства.
Девочка с красным шнурком на руке покажется
время от времени в толпе,
когда подступает гроза. Или при паводке тревоги.
Можно кого-то родить.
Кого-то убить.
Влюбиться.
Или что там ещё делают с людьми,
если ты правильно помнишь.
Можно было бы вспомнить.
Попробовать.
Давай.

(Перевод с украинского)