Что рассказывали о Данте

(Уже старая дневниковая заметка в память о доставивших большое удовольствие посещениях Флоренции).

"Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах. - Меня модисткою изволил величать! - А мужу моему совет дал жить в деревне."

А.С. Грибоедов "Горе от ума"

"Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино;
Он дамам к ручке не подходит;
Все да да нет; не скажет да-с
Иль нет-с". Таков был общий глас".

А.С.Пушкин "Евгений Онегин"


Замечательные либо просто держащиеся независимо люди обычно становятся персонажами разных россказней, а проще - анекдотов. Не избежал этой участи и великий Данте. Какие-то истории о нем стали частью итальянского фольклора и знаменитой итальянской новеллистки. Традиция эта, по моему мнению, носит двусмысленный характер: с одной стороны, она свидетельствует о популярности великого поэта и мыслителя у соотечественников, а также об уважении к нему самому, его скорбной жизни и его главному деянию, т.е. "Комедии", поскольку в соответствующих рассказах обычно присутствуют изъявления восторгов. С другой стороны во многих подобных историях Данте предстает комиком, чье необычное поведение может вызывать если не смех, то улыбку. (И думаю я, что гордому Данте это бы не пришлось по душе). Так, должно быть, выразилось стремление приблизить образ итальянского национального поэта к широким массам итальянского народа, ибо национального поэта часто именуют суровым, а нацию - веселой. (Что отнюдь не означает, что оба прозвища верны во всех случаях). Наконец, я полагаю, что главное значение этих историй не в том, каким предстает в них образ Данте, а в том, как они характеризуют тех, кто их сложил.

Самые знаменитые маленькие истории о Данте содержатся, наверное, в его биографии "Жизнь Данте", написанной как раз славнейшим из новеллистов Возрождения Джованни Боккаччо. Притом не вызывает сомнений, что Боккаччо настроен к Данте доброжелательно и все, что имеет о нем сообщить, говорит из лучших побуждений.
А из самых знаменитых историй заслуженно наизнаменитейшая - "Данте и веронская горожанка" или "Данте - путешественник в Ад". Боккаччо повествует: "Когда творения Данте уже повсюду славились, особенно та часть его "Комедии", которую он озаглавил "Ад", и поэта знали по облику многие мужчины и женщины, он шел однажды по улице Вероны мимо дверей, перед которыми сидело несколько женщин, и одна из них, завидя его, сказала, понизив голос, но не настолько, чтобы слова ее не достигли слуха Данте и его спутников: "Посмотрите, вон идет человек, который спускается в ад и возвращается оттуда, когда ему вздумается, и приносит вести о тех, кто там томится", - на что другая бесхитростно ответила: "Ты говоришь истинную правду - взгляни, как у него курчавится борода и потемнело лицо от адского пламени и дыма". Услышав эти речи, произнесенные за его спиной, и понимая, что подсказаны они простосердечной верой, Данте улыбнулся, довольный таким мнением о себе, и прошел дальше".

Из этой истории следует, что Данте спокойно отнесся к пересудам горожанок о себе. По крайней мере, на этот раз.

Другая история Боккаччо должна проиллюстрировать удивительную способность Данте концентрироваться на избранном предмете научных занятий: "Если он погружался в занятия, все равно где и когда, его не могло отвлечь от них самое разительное известие. Об этой способности безраздельно отдаваться тому, что привлекло его внимание, достойные доверия люди рассказывают следующее: будучи в Сиене, Данте зашел однажды в аптекарскую лавку, и ему принесли туда давно обещанную книжечку, весьма ценимую знатоками, а им еще не читанную; не имея возможности унести ее в другое, более удобное место, он тут же положил книжечку на прилавок, оперся на него грудью и начал жадно читать. Вскоре на той же улице, по случаю какого-то праздника (палио, наверное - В.Р.), начался турнир между знатными сиенскими юношами, но ничто - ни шум, поднятый зрителями, которые, как всегда в таких случаях, выражали одобрение громкими воплями, ни нестройный гул многих инструментов, ни зрелища, последовавшие за турниром и столь же занимательные, как, например, пляски красивых женщин или гимнастические упражнения юношей, - ничто, повторяю, не побудило Данте поднять голову, оторвать глаза от книги, и он простоял, не меняя положения, с часу дня до вечера, пока не прочитал книги и не обдумал ее содержания, а потом, когда у него спросили, как это он ухитрился ни разу не взглянуть на такое празднество, хотя находился тут же, Данте ответил, что решительно ничего не слышал, чем снова поверг в изумление тех, кто обратился к нему с этим вопросом".

Но тот же Боккаччо в той же книге сообщает, видимо, не без удовлетворения, что и великий Данте не избежал такой совершенно извинительной в великих мужах слабости, как живой интерес к женщинам. Стало быть, Данте мог не только отлично сосредотачиваться, но и быстро переключаться - что в очередной раз свидетельствует о широте его личности и многообразии дарования.

Боккаччо упоминает также о том, что Данте обладал прекрасной памятью. (Рассказывают, что такое же свойство было и у Пушкина). Иллюстрирует эту способность другой рассказ, который я привожу здесь по моему учебнику итальянского языка, написанному С. Завадской, М.Майдецкой и Д. Василевской (в учебнике автор рассказа не указывается).

"Поразительная память Данте. Как пример поразительной памяти, которой будто бы обладал Данте, рассказывали следующую легенду.
Когда Данте жил во Флоренции, он имел обыкновение ходить вечером на площадь, называвшуюся тогда Санта Репарата, а сегодня - Санта Мария дель Фиоре, чтобы там подышать свежим воздухом.

Однажды вечером подходит к нему какой-то незнакомец и задает ему такой вопрос:

- Мой синьор, я обязался дать ответ и не знаю, как это сделать. Я должен ответить на следующий вопрос: какая самая вкусная еда?

Данте ответил сразу:

- Яйцо.

Год спустя, когда Данте сидел на той же завалинке, к нему опять походит тот же незнакомец и спрашивает его:

- C чем?

А Данте:

- C солью".

(Во почтительный незнакомец: целый год не отваживался пристать с уточняющим вопросом. :-))))

Но если Боккаччо не имеет намерения подтрунивать над Данте, то в нескольких новеллах о поэте из сборника Франко Саккетти "Триста новелл" можно уловить несколько другое настроение. Саккетти как будто и хвалит Данте, но в то же время заметно подсмеивается над ним, как над "странным человеком".

Новелла первая. К Данте в Равенну явился некий генуэзец "невзрачной наружности, но очень ученый" за советом:

"Я любил и люблю одну даму со всей преданностью, какой любовь требует от любящего; однако она не только никогда не удостаивала меня своей любви, но даже ни разу не осчастливила меня хотя бы единым взглядом.

Данте, выслушав его и заметив его невзрачную наружность, сказал:

- Сударь мой, я охотно исполнил бы любое ваше желание, но что касается вашей настоящей просьбы, я не вижу иного способа, кроме одного. Вы, конечно, знаете, что у беременных женщин всегда бывает потребность в самых странных вещах, и поэтому было бы хорошо, если бы эта дама, которую вы так любите, забеременела; ведь если она забеременеет, легко может случиться, как это часто бывает с беременными женщинами, которых тянет на всякую диковину, что ее потянет и на вас; и этим способом вы могли бы удовлетворить и ваше вожделение; иным путем едва ли возможно этого достигнуть.

Генуэзец, почувствовав укол, сказал:

- Мессер Данте, вы мне советуете две вещи, гораздо более трудные, чем главная; ведь трудно предположить, что эта дама забеременеет, так как она никогда еще не была беременной, но еще трудней предположить, принимая во внимание количество самых разнородных вещей, которых желают беременные женщины, что она, забеременев, вдруг пожелает именно меня. Однако, клянусь Богом, иного ответа на мой вопрос, кроме того, какой дали мне вы, и не могло быть".

Но:

"После того как Данте понял его гораздо лучше, чем он сам себя понимал, генуэзец признался в том, что он был таков, что мало было женщин, которые бы от него не бегали.

И он так сблизился с Данте, что много дней оставался у него в доме, проводя в самом дружеском общении с ним все то время, что они прожили вместе".
Так Данте и безымянный генуэзец сблизились на почве склонности к философии. Новелла может быть намеком на то, что Данте, как человек ученый, любил все усложнять свыше обывательского разумения (конечно, ведь для того, чтобы обеспечить требуемую беременность дамы, влюбленному генуэзцу следовало бы сначала добиться ее любви, ибо вряд ли он пожелал бы воспользоваться для этой цели другим способом. :-))); также новелла указывает на весьма едкий юмор поэта, не пощадившего своего собеседника. Но она же может быть свидетельством, что Данте, как высоко ни ценил себя, а все-таки умел оценить и достойный отпор: он не обиделся на генуэзца, сумевшего ему ответить, а подружился с ним, хотя можно было бы ожидать и его гнева в ответ на противоречие.

Новелла вторая. Содержит две истории в одной. Идет как-то Данте по Флоренции. "Когда он проходил через ворота Сан-Пьетро, некий кузнец, ковавший на своей наковальне, распевал Данте так, как поются песни, и коверкал его стихи, то укорачивая, то удлиняя их, отчего Данте почувствовал себя в высшей степени оскорбленным. Он ничего не сказал кузнецу, но подошел к кузне, туда, где лежали орудия его ремесла. Данте хватает молот и выбрасывает его на улицу, хватает весы и выбрасывает их на улицу, хватает клещи и выбрасывает их туда же и так разбрасывает много всяких инструментов. (Дальше идет замечательная фраза - В.Р.). Кузнец, озверев, обращается к нему и говорит:

- Черт вас побери, что вы делаете? Вы с ума сошли?

Данте говорит ему:

- А ты что делаешь?

- Занимаюсь своим делом, а вы портите добро и разбрасываете его по улице.

Данте говорит:

- Если ты хочешь, чтобы я не портил твоих вещей, не порть мне моих.

На это кузнец:

- А что же я вам порчу?

А Данте:

- Ты поешь мою поэму и произносишь ее не так, как я ее сделал. У меня нет другого ремесла, а ты мне его портишь.

Кузнец надулся и, не зная, что возразить, собирает свои вещи и принимается за работу."

Так мы узнаем, что, по крайней мере согласно преданиям, Данте умел защищать свое главное произведение от даже и нечаянных искажений и не собирался прощать неточность ради  популярности. А вы тоже вспомнили...ладно, об этом - ниже.

В той же новелле. Знакомый молодой рыцарь, человек, однако, "высокомерный и малоприятный", должен был отвечать перед судом за какой-то проступок и попросил Данте заступиться за него. Однако принципиальность великого поэта оказалась сильнее дружеских привязанностей. Придя по этому делу к судебному экзекутору (исполнителю), Данте якобы заявил:

"В вашем судебном присутствии лежит дело такого-то рыцаря по обвинению его в таком-то проступке. Я за него перед вами ходатайствую, хотя он и ведет себя так, что заслуживает большего наказания, ибо я полагаю, что посягать на общественный порядок есть величайшее преступление.

Данте сказал это не глухому, и экзекутор спросил его, в чем состоит это посягательство. Данте отвечал:

- Когда он разъезжает по городу верхом, то сидит на лошади, растопырив ноги так, что каждый, кто с ним встречается, вынужден поворачивать обратно, не будучи в состоянии идти своей дорогой.

Экзекутор сказал:

- Это не шутка, это - большее преступление, чем первое.

Данте продолжал:

- Так вот. Я его сосед и перед вами за него ходатайствую. "

Знакомый рыцарь, которому присудили два штрафа вместо одного, понятное дело, обиделся на Данте, который утверждал, что заступился за него так, как за родного сына. "Из-за этого - ибо это была главная причина, - подытоживает Саккетти - Данте, как "белый", в скором времени был изгнан из Флоренции и впоследствии умер в изгнании в городе Равенне, к немалому позору его родной флорентийской коммуны".

Ну, из-за чего именно был изгнан - на этот счет есть у исследователей другие данные, они достаточно хорошо известны. Но из новеллы можно сделать вывод о том, что человека (государственного деятеля) сгубило стремление быть честным и принципиальным. (Каковое посторонним людям могло показаться и преувеличенным).

Новелла третья. Вариант истории из предыдущей. Данте отлупил погонщика ослов, который вез корзины с мусором, за то, что тот коверкал "Божественную комедию". Отдельный прикол в том, что Данте гулял в это время в рыцарских латах. "Погонщик шел за своими ослами, распевая поэму Данте, и, пропев какой-нибудь отрывок, подгонял осла и приговаривал "арри".

Поравнявшись с ним, Данте сильно дал ему по шее рукой, покрытой налокотником, говоря:

- Это "арри" у меня там нет.

Тот же, не зная, ни кто такой Данте, ни за что он ему дал по шее, с еще большей силой стал погонять ослов и продолжал свое "арри". Отойдя на некоторое расстояние, он поворачивается к Данте, высовывает ему язык и, протянув руку, показывает фигу, говоря:

- Вот тебе!

Данте, увидев это, отвечает (далее следует великолепная фраза):

- Я бы тебе и одной моей не дал за сотню твоих".

Далее Саккетти рассыпается в комплиментах, возможно, не без иронии: "О, сколь сладостны и достойны философа эти слова! Ведь многие побежали бы за погонщиком с криком и проклятиями, а иные стали бы и камнями в него швырять. Мудрый же поэт пристыдил погонщика, заслужив себе одобрение от всех, кто был поблизости и слышал столь мудрое слово, брошенное такому подлому человеку, как этот погонщик".

Вы тоже вспоминаете?

"Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадону Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошел, старик".

Пушкинский Сальери совершенно одобрил бы реакцию новеллистического Данте на искажение его стихов простолюдинами; пушкинский Моцарт добродушно смеялся бы. Может быть, и эти строчки у Пушкина с упоминанием Алигьери - эхо новелл Саккетти. Но самое интересное в том, что из озлобления Сальери в данном случае еще отнюдь не следует, что так повел бы себя "не гений", потому что в новелле Саккетти гений-автор раздражается так же и хуже.

Впрочем, Боккаччо пишет как о большой гордости Данте, так и о его отменной вежливости. Так что в новеллах о раздражительности Данте может быть правдой что-то, но не все. Возможно, сказывалась переменчивая натура, а доброхоты, желающие воспеть инцидент по своему разумению прекрасного, найтись не замедлят. Может быть, в другой раз Данте, услыхав, как поют на улице его стихи, повел бы себя так, как пушкинский Моцарт, откуда нам знать?

Читаю предисловие Э. Егермана к сборнику итальянских новелл Возрождения:

"Саккетти обращается к одному из излюбленных образов итальянской новеллы - образу Данте, который выступает как воплощение неподкупной совести и справедливости. Саккетти рассказывает, что один молодой дворянин, привлеченный за свое вызывающее поведение и притеснения, чинимые горожанам, к судебной ответственности, попросил Данте, который был ему знаком, поддержать его перед лицом правосудия своим авторитетом. Данте, тщательно разобравшись в деле, нашел, что этот дворянин должен быть привлечен к суду не за одно, а за два преступления, и выдвинул против него дополнительное обвинение". У меня же впечатление несколько другое: Саккетти представляет Данте гротескным. Сама по себе щепетильность Данте похвальна, но она же и преувеличена. На Данте предлагается взглянуть глазами обывателя, для которого выдающийся человек может быть интересен, но прежде всего - занимателен, как персонаж сплетни, как автор занятных проделок. В сборнике Саккетти Данте попадает под раздачу вместе с такими личностями как Гвидо Кавальканти, Джотто и Карл Великий, а все вместе они воспеты рядом с шутом Гонеллой. Мне новеллистический Данте, забавляющий читателя агрессией и повышенной добросовестностью, хотя сам он страдает от своего серьезного отношения к жизни и, в частности, к порядку в городе и своим стихам, напоминает фигуру, которая через несколько столетий станет известна как Рыцарь Печального Образа.

Но рассказывает Саккетти и историю об эксцентричном человеке, который в церкви, где похоронен Данте, перенес свечи от распятия к его гробнице, утверждая (ренессансное вольнодумство!), что Данте более достоин их. "Удивительно, когда столь маленький и скромный человек, как Данте, не обладающий не то что целым, но и частью целого, все же увидел это целое и его описал".

Поскольку мне не хотелось бы далее культивировать образ Данте как героя итальянских народных анекдотов, напомню теперь героическую историю из его жизни. Сам он намекает на нее в "Комедии" (Ад, песнь девятнадцатая).

"Повсюду, и вдоль русла, и по скатам,
Я увидал неисчислимы ряд
Округлых скважин в камне сероватом.
Они совсем такие же на взгляд,
Как те, в моем прекрасном Сан-Джованни,
Где таинство крещения творят.
Я, отрока спасая от страданий,
В недавний год одну из них разбил:
И вот печать, в защиту от шептаний!"

М.Л. Лозинский в комментариях объясняет, что однажды в одну из выемок или купелей в баптистерии Сан-Джованни "забрался расшалившийся мальчик и застрял в ней. Вошедший в церковь Данте взял топор и, разбив мрамор, освободил его. Эта терцина служит Данте печатью в удостоверение истины и в защиту от шептаний, будто его поступок был кощунственен".

Между прочим, занимательный факт. Похожий эпизод есть в биографии человека, о котором Данте точно ничего не знал: человек этот восточный. М.В. Успенский в известной книге "Нэцке" ("Искусство", Ленинградское отделение, 1986 г.), упоминает один из сюжетов нэцке, относящийся к истории Китая (С. 28 — 29): "Необычно изображался и Сыма Вэнь (другое имя — Сыма Гуань, 1019—1086) — известный государственный деятель и ученый периода Сун, служивший в администрации императора Шэнь-цзуна (1048—1085). В результате своего несогласия с реформами Ван Аньши (1021—1086), оставил политическую деятельность и возвратился к ней только при следующем императоре — Чжэ-цзуне (правил в 1086—1101), но вскоре умер. В изобразительном искусстве Японии, в частности в нэцкэ, события жизни Сыма Вэня в бытность его государственным чиновником не получили отражения. Из его биографии живописцев и резчиков привлекал, как правило, лишь один эпизод. Как-то раз маленький Сыма Вэнь вместе с другими детьми рассматривал золотых рыбок в керамическом бассейне, и один из мальчиков упал в воду. Испугавшись, дети разбежались, а Сыма Вэнь разбил камнем бассейн и спас приятеля, проявив таким образом находчивость и решительность, присущие ему и в дальнейшем. Именно этот момент и изображается в нэцкэ".

И грозный Дант, спасающий ребенка, мог бы стать героем картины или скульптуры, которую поместили бы где-нибудь во Флоренции, например, в его музее.

Переводы из "Жизни Данте" Дж. Боккаччо - Э. Линецкой
Переводы из новелл Ф.Саккетти - А. Габричевского
Перевод из "Божественной комедии" - М.Л. Лозинского

25 марта 2013 г.