Мэтью Арнольд. Утешение. Перевод

Куда ни глянь, везде стоят
Убогие избушки;
Туманом застилает солнца свет.
И на душе моей
Неясная печаль.

Но всё-таки, – тоскуя, я
Бессчётное число
Реальностей иных перебираю,    
Различных чувств,   
Разнообразных судеб.

Среди далёких гор Тибета,
На золотых террасах,
На величавых монастырских крышах
Священной Лхасы
Сияет ярко солнце.

У Тибра жёлтого
В прохладной галерее
Ещё прекрасны мраморные Музы;
Стареет камень,
Но искусство вечно.

Противный слуху шум
Стоит у их ворот:
Нет, не на Геликоне славном Музы   
Блюдут спокойствие
Высокое своё.

А в африканском городке,
Песками окружённом,
Бредёт слепой согбенный старый нищий,
Поводырём ведомый, – 
И милостыню просит.

Нет выбора ему – разбойник
В глуши пустыни
Не ждёт в засаде так упрямо жертву;
Так ни один охотник   
Не ищет взглядом дичь!

Сухой песчаный ветер
Глаза его сгубил;
Растратил он свой жизненный ресурс.
Ему одну лишь боль
Приносит жизнь.

А вот влюблённые стоят
Заворожённо; 
Вкруг них играет свежий ветерок,
Их чувствам потакает,   
И навевает негу.

Они в желании своём,
От счастья плача,
Остановиться Время заклинают,
И умоляют Рок
Мгновения продлить.

На это строгая Богиня
Качает головой:
Часы свои не замедляет Время;
Напрасны все мольбы –
Их час уже проходит. 

Лишь на немного счастье им
Продлит Богиня;
При этом, их блаженством награждая,
Другим продлит печаль,
Тоску и горе.

Так что мгновениям моим 
Не омрачённым,
Которые хотелось бы замедлить,
Сто тысяч страждущих
Конца желают.

Безрадостные для меня
Моменты жизни,
Которых я хотел бы упразднить,
Другим даруют свет,
Тепло и радость.

На Время сетуют нередко,
Но оно, не уделяя
Отдельной личности вниманья, всё же
Приносит всем 
Счастливые моменты.

Текст оригинала:

Matthew Arnold
Consolation

Mist clogs the sunshine.
Smoky dwarf houses
Hem me round everywhere;
A vague dejection
Weighs down my soul.

Yet, while I languish,
Everywhere countless
Prospects unroll themselves,
And countless beings
Pass countless moods.

Far hence, in Asia,
On the smooth convent-roofs,
On the gilt terraces,
Of holy Lassa,
Bright shines the sun.

Grey time-worn marbles
Hold the pure Muses;
In their cool gallery,
By yellow Tiber,
They still look fair.

Strange unloved uproar
Shrills round their portal;
Yet not on Helicon
Kept they more cloudless
Their noble calm.

Through sun-proof alleys
In a lone, sand-hemm'd
City of Africa,
A blind, led beggar,
Age-bow'd, asks alms.

No bolder robber
Erst abode ambush'd
Deep in the sandy waste;
No clearer eyesight
Spied prey afar.

Saharan sand-winds
Sear'd his keen eyeballs;
Spent is the spoil he won.
For him the present
Holds only pain.

Two young, fair lovers,
Where the warm June-wind,
Fresh from the summer fields
Plays fondly round them,
Stand, tranced in joy.

With sweet, join'd voices,
And with eyes brimming:
'Ah,' they cry, 'Destiny,
Prolong the present!
Time, stand still here!'

The prompt stern Goddess
Shakes her head, frowning;
Time gives his hour-glass
Its due reversal;
Their hour is gone.

With weak indulgence
Did the just Goddess
Lengthen their happiness,
She lengthen'd also
Distress elsewhere.

The hour, whose happy
Unalloy'd moments
I would eternalise,
Ten thousand mourners
Well pleased see end.

The bleak, stern hour,
Whose severe moments
I would annihilate,
Is pass'd by others
In warmth, light, joy.

Time, so complain'd of,
Who to no one man
Shows partiality,
Brings round to all men
Some undimm'd hours.