Роберт Геррик. Н-293 Пир Оберона

Роберт Геррик
(Н-293) Пир Оберона

Шапкот! Тебе я посвящаю
Сей пир неведомого края:
Ты сказочное волшебство
Оценишь более всего,
В котором так искусны феи –
Пойдём смотреть на пир скорее!
С молитвой хлеб несут на стол:
Мельчайший у зерна помол,
И под луной у хлебопёка
Румянится в мгновенье ока
Блестящей корочки отлив –
Пир не роскошен, но красив.
Он – королевских глаз отрада;
Слух тоже бы насытить надо:
Кузнечиков стрекочет хор,
Не умолкает разговор
Сверчков, и комары запели
На все лады, как менестрели.
А вот и эльфы тут как тут –
Жемчужинки росы несут
В фиалке (и роса слащёна),
Затем, чтоб жажду Оберона
Чистейшей влагой утолить
И аппетит ему развить;
Съев усик бабочки, добавки
Король попросит для затравки;
То, что попробует потом,
"Слюной кукушки" мы зовём.
Не будут пудинги с грибами
Освящены его руками,
Но сердцевина тростника
Ему понравится, сладка;
Вслед смело ест он пчёлки жало
И от сумы её немало;
А после дивных тех услад
Съесть яйца муравьины рад,
Бедро тритона, уховёртку,
Завёрнутую в лист-обёртку;
Затем глотает без помех
Червя, что спрятался в орех,
Моль, что откормлена в тряпице, -
И смотрит, чем бы подкрепиться;
И корень мандрагоры он
Вкушает, не впадая в сон;
Глаза крота, слеза оленя,
Улитки склизкой выделенья
И сердце соловья ему
Приятны, судя по всему;
Лозу не чтит король – и вместо
Вина хмельного сок невесты
Из маргаритки пьёт, чтоб вновь
Заворожить для страсти кровь;
И вот поют молитву все там –
Закончен славный пир на этом.


Robert Herrick
Oberon’s Feast

Shapcot! to thee the fairy state
I with discretion, dedicate,
Because thou prizest things that are
Curious and unfamiliar.
Take first the feast; these dishes gone,
We’ll see the fairy court anon.
A little mushroom table spread,
After short prayers, they set on bread;
A moon-parched grain of purest wheat,
With some small glittering grit to eat
His choice bits with; then in a trice
They make a feast less great than nice.
But all this while his eye is served,
We must not think his ear was sterved;
But that there was in place to stir
His spleen, the chirring grasshopper,
The merry cricket, puling fly,
The piping gnat for minstrelsy.
And now we must imagine first,
The elves present to quench his thirst
A pure seed-pearl of infant dew,
Brought and besweetened in a blue
And pregnant violet; which done,
His kitling eyes begin to run
Quite through the table, where he spies
The horns of papery butterflies,
Of which he eats, and tastes a little
Of that we call the cuckoo’s spittle.
A little fuzz-ball pudding stands
By, yet not blessed by his hands,
That was too coarse; but then forthwith
He ventures boldly on the pith
Of sugared rush, and eats the sag
And well-bestrutted bee’s sweet bag,
Gladding his palate with some store
Of emmets’ eggs; what would he more?
But beards of mice, a newt’s stewed thigh,
A bloated earwig, and a fly;
With the red-capped worm that’s shut
Within the concave of a nut,
Brown as his tooth. A little moth,
Late fattened in a piece of cloth;
With withered cherries, mandrake’s ears,
Mole’s eyes; to these the slain stag’s tears;
The unctuous dewlaps of a snail;
The broke-heart of a nightingale
O’ercome in music; with a wine
Ne’er ravished from the flattering vine,
But gently pressed from the soft side
Of the most sweet and dainty bride,
Brought in a dainty daisy, which
He fully quaffs up to bewitch
His blood to height; this done, commended
Grace by his priest; the feast is ended.