паранойя

как только я произношу слово, оно становится ложью для меня
и правдой для другого.

/

И что, ты сказал своё слово - тебе стало легче? 
Ну вот и я сделала вид, что ни капли не ранит.
И - да, я любому и запросто ноги на плечи.
Любому. И запросто. Пусть он меня поманит.

И - нет, не могу ни писать, ни звонить тебе трезвой,
ты знаешь, здесь в северной, спирт меня и спасает.
Кого укусила и больно, те пусть не лезут,
здесь с бесцеремонными то ли ещё бывает.

У нас столько белого, яркого, зимнего солнца, 
что впору забиться в нору и удавиться.
Ты шепчешь ей сказки мои, а она смеётся
.. узнает когда про кого они, вот удивится.

А ты, раздразнив-растравив в ней всю силу либидо,
горячей рукой, по–хозяйски, блуждаешь под платьем.
сейчас для нее ты – языческий бог (или идол),
а после ты в ней перевёрнутым грубо распятьем.

Пока ты от шеи спускаешься шёпотом ниже  
(о том, как хотел бы с ней утром в обнимку проснуться)
мне жаль её - ты не подпустишь к себе её ближе,
пусть даже разложится устрицей влажной на блюдце.

И раненный зверь во мне скалится, рвётся, бунтует,
скребётся, рычит, безнадежно скулит. и воет.
Но я.. я, конечно, ни капельки не ревную !
А это всего лишь остаточная паранойя.

Ведь ты же по ней боль карминовой влагой размажешь,
исчезнув. Она не успеет и оглянуться.
И так я люблю тебя, так я над вами куражусь.
Как жертва, которую тянет на бойню вернуться.