Жалоба женщины. Сабир Аликбер

Ханбаджи, у меня разрывается грудь —
Я от горя и злости не в силах вздохнуть!
Я бы стала скорее прислугой скупца,
Чем супругой такого, как муж мой, глупца.

Я же в щель не заглядывала никогда,
Не текла во все стороны, словно вода.
Не болтала я глупостей в уши подруг
И не знала совсем, что такое супруг.

Было любо в отцовской земляночке мне:
Быть помощницей матери в разной стряпне,
Шаровары, чоху для отца заплатать,
Вшей у бабки встревожить,— одна благодать!

Я доила корову чем свет — и совсем
Не просила я помощи у Хансенем.
По нарядам, ох, нет, я не знала тоски,
Я любила по стенам лепить кизяки.

Мой отец — зеленщик, старый дед мой — столяр,
Брат мой — ткач, а вот дядюшка — тот мыловар,
Тетка наша гадала, а бабка пряла.
Так без грамоты наша семья и жила.

Дом наш полною чашею слыл на селе,
Сливки, сыр, простокваша — всегда на столе.
Этих пакостных книг мы не знали, поверь,
Ах, для них в нашем доме закрыли мы дверь.

Были мы как цветы, просто радость для глаз,
Ни учитель, ни школа не трогали нас!
И такого противного слова „тетрадь"
Мы не знали и вовсе хотели б не знать!

Вот в таком благочестьи я с детства жила
И стройней кипариса росла и росла.
Но случилась беда: обручили меня!
Вам казалось, что в рай вы впустили меня!

Я мечтала, что стану счастливой навек,
Что мой муж — настоящий, с умом человек.
Я не знала, что есть и такие, как он,
Что он зверь, хоть и женщиной бедной рожден.

Это... это не муж, а какое-то зло:
Ведь читать и писать для него — ремесло.
Это... это не муж, а поэт, будь он лих!
Не живет он и мига без писем, без книг.

Как могли перед богом вы так согрешить:
Мне с таким непутевым приходится жить!
Почитает, попишет, начнет бормотать,
Все бы новую книгу ему почитать.

То он пялит глаза, словно чем изумлен,
То как будто бы в обморок падает он!
То всю ночь до утра не ложится, не спит
И, точь-в-точь как сорока, о чем-то трещит.

А бывает и так, что он во-время лег,
Но лежит и мечтает — о чем же, мой бог?
Вдруг сорвется с постели и лампу зажжет —
И сидит голышом всю-то ночь напролет!

Так-то, вместо того чтобы крепко поспать,
Начинает он снова читать и писать.
Разве это огонь? Разве это угар?
Это просто какой-то безумный пожар!

Подала ему кушать — не ест ничего,
Сердцу, веришь ли, больно глядеть на него!
Очинил карандаш, взял бумагу, и вот
Вся бумага черна — полчаса не пройдет!

Хорошо ли ему, или скверно — забыл!
Стыд, усталость и бога он, верно, забыл!
И когда поглядишь в нашем доме на стол,
На постели, на полки, на ниши, на пол —

Всюду в комнатах наших бумага торчит,
И в кастрюлях и в чашах — бумага торчит.
Просто нету спасенья — лишь книги кругом,
Шкаф ли там, или сени — лишь книги кругом!

Говорю ему: слушай, я сохну с тоски,
Что ты там сочиняешь, держась за виски?
Повеленье твое разорило твой дом,
Деньги книгами стали— что будет потом?

Портишь книгами зренье, ты сбился с пути,
Хоть какой-нибудь выход ты должен найти!
Деньги, силы, здоровье ты губишь, мудрец!
Так и жизнь потеряешь свою, наконец!

Ты без места — и денег лишился совсем!
О, когда б ты, мой муж, провалился совсем!


Антология Азербайджанской поэзии. Сабир Аликбер. Перевод Павла Панченко. 1939 год.