Б18. Елена Элентух. Замечания члена жюри

Мой выбор:

1. Соэль Карцев
2. Диана Беребицкая
3. Лина Маго
4. Жиль Де Брюн
5. Елька 22
6. Серафима 17
7. Галла Остап
8. Наринэ Карапетян
9. Михаил Белоногов
10. Вера Дорди

***
11.Илина Гумер
12. Вера Да Юра
13. Надежда Соломатина
14. Анна Мун
15. Яков Баст
16. Евгений Хорус Конкурсы
17. Яленка
18. Эдмар
19. Андрей Кудрин
20. Владимир Сорочкин
21. Владимир Николаевич Тюрин
22. Леди Дождик
23. Наталья Радуль
24. Андрей Чернов Енисейский
25. Елена Пичайкина


Здравствуйте, дорогие авторы!

Дни у нас уже предновогодние, пора доставать коробку с игрушками. Не знаю, как у вас, а у меня любимые – шары!
От изобилия разбегаются глаза,  хочется, если не украсить мою елочку немедленно, так хоть подержать в руках, полюбоваться. 
Всем в Новом году здоровья, любви, чаянных и нечаянных радостей! Каждому того, чего ему не хватало в этом году – добрых новостей, добрых гостей и всего, всего доброго!

1.
Пасти снега

Пасти снега на пастбище рассвета...
Окончилась зачем-то ночь и это
становится у фразы поперёк.
Уже молчу и чествую молчанье,
и хлеб в горсти, и ялик мой причален,
где времени чуть видимый парок

струится над бегущею водою.
Смотри, смотри, такого вот покоя
Иезекиль, похоже, не видал.
Дорога свой разматывает свиток,
орлы, полёвки выстроили свиту,
ямайка упирается в ямал.

Соэль Карцев 
   
«Пасти снега  …» из тех редких произведений, которые хочется перечитывать. Находя слова, которые раньше читала, образы, которые раньше создавала из прочитанных слов, складываешь новый смысл  – и вот белое молчание становится розоватым, принимается и чествуется  «хлеб в горсти», ты причаливаешь, потом разматываешь свиток дороги. К ямайке, к ямалу ли… не важно,  над вечной рекой «дымок времени».
Даже немного шершавое «зачем-то» оказывается к месту, «становясь у фразы поперёк».
Безупречный шар. Вверх!

2.
Забытый рояль

Черный горбун в углу –
Смирный, немой жилец.
Лак – амальгамой луж.
Словно облезлый лев,

Желтый оскал – клыки –
Щерит, линялый франт,
Всеми забыт, поки-
нут, и стыдится ран.

Он заблудился в джун-
глях обступивших лет,
Съежился и пожух.
Высмеять? Пожалеть?

Ах, до чего нелеп!
Блеском вороньим грань…
Может быть он не лев,
Хриплый треногий грач?

Цело его крыло,
Фрак элегантный цел,
Только в груди – надлом,
Только вот голос – сел.

В цепком плену простуд
Вечно молчать решил,
Старится на посту,
Не покорив вершин.

Лапу, мой старый друг!
Мой невозможный шанс
Возобновить игру,
Клавишами шурша.

Диана Беребицкая   

Невероятно милый шар, возможно еще из бабушкиной коробки. Но до чего ярок, не потускнел!
Как удалось автору увидеть, расслышать и наполнить стихотворение сочувствием не унижающим, теплым, необходимым  всем нам,   у которых в груди надлом и сел голос.
Браво автору,  даю лапу!

3.
Был

Тучи гладят макушки домам,
Остужая горячие головы.
Осовевшие, тихо с ума
Сходят голуби.

Клок трубы на затылке вихром,
Непричёсанность крыши антенная,
Ветка тополя веткой метро
По-над стенами.

В ночь балкон оттопырив губой,
Дом отплачет сигнал отправления,
И сорвётся бродяга рябой
С крыш апрелевых

На промокший до нитки газон
Под табличку без имени-отчества,
И печально вздохнет горизонт:
Был — и кончился.

Лина Маго

В этом шарике всё прекрасно! Взъерошенный дом, оттопыренная губа балкона, ветка тополя неотличимая от ветки метро и, конечно, он (дождь?),  сиганувший с апрелевых крыш. Ненадолго становится жалко, что закончился, но  потом - хорошо, что был!

4.
Сёстры

Вера вздыхает, глядит на свои часы
(кварцевый «таймекс», но как-то уже привыкла).
За стеклом огни посадочной полосы,
в стаканчике чай, а на личике недосып:
«Наверное, самолёт превратился в тыкву».

Надя впервые выбралась за кордон:
«Здесь, в Амстердаме, такие странные люди –
все улыбаются, но бегло и не о том,
в одежде предпочитают лён и коттон –
никакой достоевщины, никаких мерехлюндий».

Люба ныряет в смартфон: «Долетели, да.
Маемся в Схипхоле, дождь, штормовая полночь.
Вторник сегодня? Или уже среда?
Вера и Надя со мной, привет передам.
Пиши мне ещё, не кури, ты ведь бросил, помнишь?»

Вера мяукает: «Сколько ещё сидеть?»
Надя толкает сестру и ворчит: «Не ной мне!».
Люба их обнимает: «Вот будет день,
мы вернёмся в Москву. В Шереметьево пересесть,
и к маме с папой, до Нового Уренгоя».

Хеллоуин, октябрьский дождь стеной.
Тыквы мигают с полок уютным светом.
Надежда и Вера с Любовью летят домой.
И пусть все святые хранят их в полёте этом.

Жиль Де Брюн   

Шарик ручной работы. Никакого «made in China») «…никакой достоевщины, никаких мерехлюндий!»  Кто, кроме Надежды, Веры и Любови, может так, по-доброму, с мамой/папой, застряв в Схипхоле?
Легкого полёта! А автору спасибо за трогательный и добрый текст!

5.
Бездорожье

Дороги разбегаются ручьями,
Худеет к марту зяблая земля,
Зверею между прочими зверями
И ухожу в размытые поля.
Легчает боль, привычная как воля,
Рассудок мерно остужает шаг,
Неведомую истину глаголя,
Распутица выводит на большак.

Лес кормит волка, в поле ветер воет,
Чем дальше в жизнь – тем жёстче поводок.
Созданья божьи редко ходят строем –
Итог дороги часто однобок:
Ухаб – налево, рытвина – направо,
За пазухой – ни веры, ни любви,
На сотни вёрст вокруг – ничья держава,
А Спас прочнее, если на крови.

Елька22   

Тяжелый шарик,  пасмурный.  Отложить бы в сторону, да не дает что-то.  Спрятаны в середине шара -  надежда, оттого что «легчает боль», вера в силу Спасения и любовь к «созданьям божьим». Хоть и «бездорожье», а все равно, через распутицу на большак!

6.
Ноябрь в Москве.

Ноябрь ветрами обнимает город,
Облизывает набережной камни,
Прохожим пробирается за ворот
И холодком влетает в рукава мне.

Ковром бескрайним тучи синь закрыли,
Тоска и серость, кажется, бездонны.
Вдыхая запах кофе и ванили,
Я руки грею о стакан картонный.

Осенний день- задумчивый и горький,
Как дым, висит над выцветшей столицей.
Мне хочется тепла в уютной норке,
И в ней до снега первого укрыться.

Единственным пятном -живым и ярким-
Восточный дворник в форменной жилетке.
Он смело правит ноября помарки-
Ругаясь, бьет кусты метлой по веткам.

Летят на землю поздние наряды,
И зреет мысль во мне - необъяснима:
Вдруг дворник, как шаман, творит обряды,
Чтоб хоть на день к Москве приблизить зиму.

Серафима 17

Шарик кофейного цвета. Раскачивается, переливается.   Запах кофе и ванили – предвестники добрых предновогодних дней, «… дворник, как шаман, творит обряды, /Чтоб хоть на день к Москве приблизить зиму» - чудесно ведь!

7.
Давай поговорим.

Давай поговорим. О чем?
О нас. Почувствуем друг друга.
Пусть за окном бушует вьюга,
пирог в духовке испечен,
заварен чай. Нам вместе лучше.
Неразговорчива любовь,
красноречивей всяких слов
в твоих глазах играет лучик.
Яснее слов расскажет взгляд
о чём я думаю - ты знаешь.
В тебя я мыслями впадаю,
как много-много лет назад.

Галла Остап 

И этот, с огоньками внутри, один из моих любимых.
Как бы научится в следущем году такой женской мудрости, такому выразительному и теплому немногословию?!  Писать письмо Деду Морозу пойду…

8.
Селезень плывет

Лазорев селезень, да круты берега –
бредя дорожками Таврического сада,
держусь протоки: в сонность матовых зеркал
там опрокинута дубовая аркада.
А по дубовой вязи селезень плывет
и следом уток неприметливая стая,
ни пенным кружевом, ни колыханьем вод
изображенье за собой не искажая.
Вот так и я, земли не чуя под собой,
ведома осени монаршими речами,
вельможной липы позолоченный убор
и китель клена алый трепетом встречаю.
Слоиста высь – от облаков до пышных крон,
и перепадом между сушей и водою
обширный пруд от приходящих отделен
и с близнецовым небом некогда раздвоен.
И набирает скорость селезень другой,
а следом уток поспевающая стая,
всё расходящейся кильватерной струей
неискривленное пространство рассекая.

Наринэ Карапетян

Очень красивый шар! Если бы он был миниатюрнее, подняла бы я его выше. Но торжественность золота, но богатство алого, но гламурность лазоревого!  Роспись тончайшая:
«Слоиста высь – от облаков до пышных крон,
и перепадом между сушей и водою
обширный пруд от приходящих отделен
и с близнецовым небом некогда раздвоен.»

9.
Символ Веры

Обрывки снов шестидесятых –
миг пробужденья после сна
на облаках стерильной ваты;
тоталитарная весна
стучит по льду хоккейной клюшкой...
не сдохнуть, выжить, чтобы жить –
пить молоко солдатской кружкой
и полной ложкой рыбий жир;
ждать папку вечером с работы -
хмельного, с запахом вина;
и помнить сладкий запах пота,
солярки, сена и зерна;
стихи как эхо и награды –
реликвии его войны;
все полусказки полуправды
кривого зеркала страны,
где чебурашка самый верный,
а добрый – Гена-крокодил
знать твёрдо, как и Символ Веры,
что ты сегодня затвердил.

Михаил Белоногов

А это шар из моей юности и детства моих детей, он мне очень дорог.
Многое напомнил, ох, многое!  помню вкус рыбьего жира (бррр), памятны « все полусказки полуправды», помню хмельного отца и его стихи – реликвии  войны, о которой он молчал…
Спасибо автору!

10.
Ожеледь

Неважно, кто из вас перевернул
последний лист – там девочка уходит.
Боится расплескать свою вину –
ты ей не нужен, вовсе неугоден,
как больше не волшебный чипидейл
с наборами непрошеных идей,
как зайка вислоухий на комоде.

И всё бы ничего, но при любом
раскладе ты уже не лучший папа,
и болеутоляющий альбом
нелепой книжкой завалился на пол.
Ты говорил, позволь себе, позволь,
на фото посмотреть, забей на боль,
да только по живому оцарапал.

Напомнил, как был мир несуетлив
и в гамаке покачивался тонком,
а где роняли косточки от слив,
тянулся сад доверчивей ребёнка,
бегущего по дням и по часам.
И, кажется, недавно причесал
и ленту повязал над шейкой тонкой,

а время отзвенело и стекло
неведомо куда с часов настенных,
и абажура жёлтое стекло –
уже не сердце солнечной системы.
И можно всё – хоть шёпотом завой,
но только не позвать «пора домой»,
и ты не понимаешь, где же, где «мы»,

слетевшие с намеченных орбит
туда, где даже прошлое не довод.
Прислушайся, там сад с тобой скорбит,
тоскует и протяжно, и медово
которую безликую весну,
напоминая «точно не уснул?»,
а вдруг она прийти к тебе готова

за непроизносимым «пожалеть»,
за позабытым вкусом урожая.
Так незнакомо злая ожеледь
в её глазах блеснёт, не исчезая
до той поры, пока ты тихо не
прошепчешь то, что мучило во сне:
«Иди же, взрослая, моя чужая,
иди ко мне».

*Ожеледь – ледяной налёт из охлаждённых капель дождя или снега

Вера Дорди

Очень пронзительное стихотворение! Даже не знаю с каким шаром его сравнить… разве что с чуть надколотым, который очень бережно подносишь к глазам, а рассмотреть из-за слёз не можешь, нет, не видно. Только без этого шара, без этих слёз - ты не ты, и память бесконечно проигрывает  «Иди же, взрослая, моя чужая,/ иди ко мне».