Джон Китс ода соловью

Ода Соловью
I
Боль мучит сердце, я в оцепененье,
Как будто  пью и пью болиголов,
Напиток изменил все ощущенья,
В глубинах Леты утонуть готов:
Но это не от зависти к тебе,
А от того, что много счастья в песнях,
Дриадою, порхая меж ветвей,
Шлёшь похвалы судьбе;
В тени садов и буковых аллей
Всё лето негу голоса чудесней.
II
Налей вина, хотя б один глоток,
Хранящего  глубин земли прохладу,
Вкус зелени и запахов поток,
Веселье песен, танцев до упаду.
Налей мне чашу этого вина,
Волшебного, как струи Иппокрены,
Пусть пузырьки мигают у краёв,
Я буду пить до дна,
Чтобы уйдя из видимой вселенной,
Пропасть с тобою в темноте лесов:
III
Исчезнуть, раствориться и забыть
Всё то, чего не знал ты никогда:
Усталость, неумение творить,
Здесь,  стоны и проклятия всегда;
Тоскуют люди до седых волос,
А молодость худеет и бледнеет,
Полны печали  думы от забот,
Глаза тусклы от слёз;
Здесь красота безудержно стареет,
Да и любовь не дольше дня живёт.
IV
Прочь! Прочь! Туда, где нет бессилья,
Не с Бахусом, он после пира спит,
Поэзии невидимые крылья
Несут, хотя мой разум тормозит.
Я прилетел! Как эта ночь нежна,
Луна сидит царицею на троне,
Вокруг толпятся сотни звёздных фей;
Здесь тьма и тишина,
Не видимы следы на мшистом склоне,
Лишь ветерок летит сквозь мглу ветвей.
V
Не разгляжу цветов у ног своих,
Туман, как фемиам, висит на ветках,
Во тьме с трудом разглядываю их.
Луна свои лучи на землю шлёт,
Любуясь дикой чащей и травой,
Она сады одаривает  светом;
Боярышник цветёт,
Бутоны роз наполнены росой,
С жужаньем мухи ждут прихода лета.
VI
Я уделял тем песням время сна,
Порой, о лёгкой смерти вспоминая,
Придумывал, как рифмы, имена,
В  ночи своё дыханье растворяя;
О ней,  мечтая, не дрожу, не трушу,
Хочу уйти из полночи без муки,
Чтоб ничего не слышать, не дышать.
Ты песней  изливаешь душу,
Я подставляю уши нежным звукам,
Чтоб реквием, услышав,  дёрном стать.
VII
Ты не рождён для смерти, ты бессмертен!
Для многих поколений будешь жить;
То, что услышал на твоём концерте,
И древний царь, и шут умели чтить.
Возможно, эта песня прозвучала
В печальном сердце Руфи, вся в слезах,
Она стояла на чужой стерне;
И окна открывала
Над белой пеной волн в чужих морях,
И в дальней, очарованной стране.
VIII
Несчастный! Слово будит, как набат,
Чтобы вернуть мне собственное «я»,
Прощай, фантазия! Вернусь назад,
Пускай обманет Эльфов песнь твоя.
Прощай. Прощай! Напев твой высоко
Взлетел над лугом, а потом на склон
Холма поднялся, в небесах теряясь,
Могила далеко;
Виденье наяву, иль это сон?
Я сплю, или под песню просыпаюсь?
1 вариант
Ода Соловью
Боль мучит сердце, я в оцепененье,
Как будто  пью и пью болиголов,
Напиток изменил все ощущенья,
В глубинах Леты утонуть готов:
Но это не от зависти к тебе, 
А от того, что много счастья в песнях,
Дриадою, порхая меж ветвей,
Мелодией шлёшь похвалы судьбе;
В тени садов и буковых аллей
Всё лето негу голоса чудесней.

Налей вина, хотя б один глоток,
Хранящего  глубин земли прохладу,
Вкус зелени и запахов поток,
Веселье песен, танцев до упаду.
Налей мне чашу этого вина,
Волшебного, как струи Гиппокрены,
Пусть пузырьки мигают у краёв,
Прильнув губами, буду пить до дна,
Чтобы уйдя из видимой вселенной,
Пропасть с тобою в темноте лесов:

Исчезнуть, раствориться и забыть
Всё то, чего не знал ты никогда:
Усталость, неумение творить,
Здесь,  стоны и проклятия всегда;
Тоскуют люди до седых волос,
А молодость худеет и  бледнеет,
Полны печали  думы от забот,
Глаза тускнеют от горючих слёз;
Здесь красота безудержно стареет,
Да и любовь не дольше дня живёт.

Лечу к тебе туда, где нет бессилья,
Не с Бахусом, он после пира спит,
Поэзии невидимые крылья
Несут, хотя мой разум тормозит.
Я прилетел! Как эта ночь нежна,
Луна сидит царицею на троне,
Вокруг толпятся сотни звёздных фей;
Но здесь нет света, даль темна,
Не видимы следы на мшистом склоне,
Лишь ветерок летит сквозь мглу ветвей.

Не разгляжу цветов у ног своих,
Туман, как фемиам, висит на ветках,
Во тьме с трудом разглядываю их.
Луна из туч выглядывает редко,
Любуясь дикой чащей и травой,
Сады своим одаривает  светом;
Боярышник цветёт, белеют ветки,
Бутоны роз наполнены росой,
А мухи с нетерпением ждут лета.

Я уделял тем песням время сна,
Порой, о лёгкой смерти вспоминая,
Придумывал, как рифмы, имена,
В  ночи своё дыханье растворяя;
Теперь, смерть вспомнив, не дрожу, не трушу,
Хочу уйти из полночи без муки,
Чтоб ничего не слышать, не дышать.
Пока в экстазе  изливаешь душу,
Я подставляю уши нежным звукам,
Чтобы реквием услышав,  дёрном стать.

Ты не рождён для смерти, ты бессмертен!
Для многих поколений будешь жить;
То, что услышал на твоём концерте,
И древний царь, и шут умели чтить.
Возможно, эта песня прозвучала
В печальном сердце Руфи, вся в слезах,
Покинув дом, в чужом стояла поле;
Та песня створки окон открывала
Над пеной диких волн в чужих морях,
И в странах, оказавшихся в неволе.

Несчастный! Слово будит, как набат,
Чтобы вернуть мне собственное «я»,
Прощай, фантазия! Вернусь назад,
Пускай обманет Эльфов песнь твоя.
Прощай. Прощай! Напев твой высоко
Взлетел над лугом, а потом на склон
Холма поднялся, в небесах теряясь,
Теперь он похоронен далеко;
Виденье наяву, иль это сон?
Я сплю, или под песню просыпаюсь?

Ode to a Nightingale


My heart aches, and a drowsy numbness pains
My sense, as though of hemlock I had drunk,
Or emptied some dull opiate to the drains
One minute past, and Lethe-wards had sunk:
'Tis not through envy of thy happy lot,1
But being too happy in thy happiness,---3
That thou, light-winged Dryad of the trees,3
In some melodious plot1
Of beechen green, and shadows numberless,3
Singest of summer in full-throated ease.3

O for a draught of vintage, that hath been
Cooled a long age in the deep-delved earth,
Tasting of Flora and the country green,
Dance, and Provencal song, and sun-burnt mirth!
O for a beaker full of the warm South,2
Full of the true, the blushful Hippocrene,
With beaded bubbles winking at the brim,1
And purple-stained mouth;2
That I might drink, and leave the world unseen,
And with thee fade away into the forest dim:1

Fade far away, dissolve, and quite forget
What thou among the leaves hast never known,
The weariness, the fever, and the fret
Here, where men sit and hear each other groan;
Where palsy shakes a few, sad, last gray hairs,
Where youth grows pale, and spectre-thin, and dies;
Where but to think is to be full of sorrow
And leaden-eyed despairs;
Where beauty cannot keep her lustrous eyes,
Or new love pine at them beyond tomorrow.

Away! away! for I will fly to thee,1
Not charioted by Bacchus and his pards,
But on the viewless wings of Poesy,1
Though the dull brain perplexes and retards:
Already with thee! tender is the night,2
And haply the Queen-Moon is on her throne,
Clustered around by all her starry fays;
But here there is no light,2
Save what from heaven is with the breezes blown
Through verdurous glooms and winding mossy ways.

I cannot see what flowers are at my feet,
Nor what soft incense hangs upon the boughs,
But, in embalmed darkness, guess each sweet
Wherewith the seasonable month endows
The grass, the thicket, and the fruit-tree wild;
White hawthorn, and the pastoral eglantine;
Fast-fading violets covered up in leaves;
And mid-May's eldest child,
The coming musk-rose, full of dewy wine,
The murmurous haunt of flies on summer eves.

Darkling I listen; and for many a time
I have been half in love with easeful Death,
Called him soft names in many a mused rhyme,
To take into the air my quiet breath;
Now more than ever seems it rich to die,
To cease upon the midnight with no pain,
While thou art pouring forth thy soul abroad
In such an ecstasy!
Still wouldst thou sing, and I have ears in vain---
To thy high requiem become a sod

Thou wast not born for death, immortal Bird!
No hungry generations tread thee down;
The voice I hear this passing night was heard
In ancient days by emperor and clown:
Perhaps the self-same song that found a path
Through the sad heart of Ruth, when, sick for home,
She stood in tears amid the alien corn;
The same that oft-times hath
Charmed magic casements, opening on the foam
Of perilous seas, in faery lands forlorn.

Forlorn! the very word is like a bell
To toll me back from thee to my sole self!
Adieu! the fancy cannot cheat so well
As she is famed to do, deceiving elf.
Adieu! adieu! thy plaintive anthem fades
Past the near meadows, over the still stream,
Up the hill-side; and now 'tis buried deep
In the next valley-glades:
Was it a vision, or a waking dream?
Fled is that music:---do I wake or sleep?