Лина Костенко. Маруся Чурай. Раздел 9

                Перевод с украинского
                романа в стихах Лины Костенко

                "МАРУСЯ ЧУРАЙ"


Раздел 9
ВЕСНА, И СМЕРТЬ, И СВЕТЛОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ

Весна пришла, да как-то неожиданно!
Зима стояла крепко до поры.
Ветра дохнули с юга. И тогда она
как будто в Ворсклу съехала с горы.
И снег глотал паводок широченный,
и ждало плуга тугое поле-лан.
А вишня под горой, как нареченная
уже к веночку меряет туман.
День удлинился. Стали легче тени,
тени вечерние воспоминаний-хмар.
Дикая груша в белом вся цветении
на поле целое всем светит, как фонарь.
Уж у детей порозовели личики.
И от дождя уже очнулися поля.
И всюду травка, травушка, травичка!
И солнце сыпет цвет, как из бриля*.       (соломенная шляпа)
Уже вон что-то сеют там, в долине.
Уж долетает песня из дали.
Уже и горлица воркует на калине,
и золотые в заводях стоят лини.
Здесь рядом с нами зеленеет балочка,
там озеро, не видно его дна.
И прилетела птичка* – голубой рыбалочка*,   (здесь: зимородок, который ловит рыбку в
                чистой воде)
нос длинный у неё, длиннее, чем она.
Дикие гуси уже в небе пролетали,
уже и лебеди кричали сквозь туман.
И уже ходят в болотах под Полтавой
ходулочник*, крохаль* и турухтан*.        (водоплавающие птицы)
хоть хилый кто какой, но люди все воскресли,
после осады на призраков похожие.
И монастырь в цветенье абрикосов
в небе плывёт, будто из облаков.
О Боже духов и ожившей плоти!
Впервые улыбаюсь я, прости.
Каждая ветвь в живой той изгороди
и та вон лезет, хочет расцвести.
Весна пришла. Отменена угода*.        (соглашение)
И Украина вся опять в огне.
Цветёт земля, так очарована свободой,
что даже жить так хочется и мне.
Как хорошо – из стен, просторно в сенях!
Как оживают нивы и сады!
А чтоб хоть что-нибудь осталося на семя,
на Пасху ели хлеб из лебеды.
И снова аист молится на звёзды.
Клин огорода хочет урожая.
Есть горстка ржи и мака есть полмеры,
и бархатцы, и немного рыжея*.     (рыжик посевной, лекарственное травянистое растение)
Земля, спасибо за твои щедроты!
За белый цвет, за то, что дольше дни.
Пришла весна. Чахотка есть чахотка.
Становится всё хуже, хуже мне.
Уже от кашля в груди всё изболело.
То в жар, то в холод бросает. Дождалось,
уже моё монисто – побелело,
как изморозью сизою взялось.
Как странно, жар, а холодеют руки.
А соловьи ну просто, как шальные!
Но одиноким – никакой разлуки.
Чахоточные – гаснут по весне.
Вот только жаль – уже не запою.
И глохнет огород, – уже не прополю.
Каждую ночь, как смерть, переплываю,
Жизнь, словно лучик солнечный, ловлю.
А дни стоят – не хочется тужить!
Всякая птичка домик себе вьёт.
– Скажи, кукушка, сколько ещё жить? –
Куёт кукушка... Целый день куёт...
Иван вот приходил. Так, посидели молчки.
Встал и пошёл, лишь оглянулся у ворот.
Только весна оделась вся в листочки,
как поднял снова гетман их в поход.
И заиграли трубы вновь к походу,
пахнуло громом от Тясьмин-реки.
Богдан козачество всё поднял  за свободу,
универсал он разослал в полки.
– И снова вся земля кипит в борьбе.
И вновь принадлежу я не себе, –
сказал Иван. Взгляд, как в последний раз.
Тронул меня прощальными устами.
Не знала я, что обовьёт такая грусть.
Как буду умирать, то помяну добром.
Накидка с вылетами чёрная взвилась,
в последний раз мелькнула за бугром.
И та, которой всё равно давно уж,
ничем я слёзы не остановлю.
Прощай Иван, мой самый верный друг,
святая искра вечного огня!
Выходит полк. Иван под хоругвями.
Я у дороги в стороне стою.
Душа вдруг содрогнулася словами.
Песню поют, о боже мой, мою!
И «Зелененький барвиночку»,
и "Не плачь, не журыся,
за своего миленького богу помолися».
И про того козаченька,
что ехал за Десну.
«Расти, расти, дивчинонька,
на другую весну!»
И про воду каламутну,
чи не хвыля сбила.
И про тую дивчиноньку,
что верно любила.
И про гору высокую,
и про ту крыныцю...

Вчера девчата берегом прошли,
да и запели: «Ой, не ходы, Грыцю».
А я стояла... Что же мне, кричать?..
Какие же сказать мне им слова?..
Девчатоньки, девчоночки, девчата!
Не пойте эту, я ещё жива.
    
        ________