Неизменно одно

Мир в плену перемен, неизменно одно: год за годом
в жизнь, ворота которой весьма широки,
полноводные реки текут золотого народа,
а из тех, кто похуже, текут не спеша ручейки.

До рожденья еще для себя я решил однозначно,
что сольюсь непременно с могучей красивой рекой.
Но случилась накладка: хоть роды прошли и удачно,
а в рекУ по ошибке отправлен был кто-то другой.

Я угрюмо стоял пред высоким порогом закона,
понимая, что все, что маячит за ним  - не мое...
В белом фраке Рассвет проплывал над вершинами кленов,
я окликнул его, а откликнулось лишь воронье.

Краснолобый Закат взял тогда себе в крестные папы,
он покладистым был, он уродов клейменых жалел.
В мамы взяли мы Ночь, и меня ее черные лапы
опустили в ручей, что от злобы бурлил и кипел.

Да, не сахар совсем оказаться не в той картотеке!
Я страдал, но один увязавшийся следом пацан
успокоил: «Ручьи непременно вливаются в реки,
а любая река все равно приведет в океан".

Словом, где не плыви, все одно приближаешься к Богу.
Ну а вот и река из народа, что сплошь золотой.
И тайком на груди я поставил фальшивую пробу
обмануть золотых, чтоб подумали будто бы свой.

Но всевидящий глаз неусыпно дежурил и строго.
Спуску он не давал, справедливость святую верша.
Предо мной во всю ширь распахнулись ворота острога,
где высокий забор, а из золота лишь сторожа.

Сей угрюмый курорт стерегли по-уставному рьяно.
Даже матушку Ночь перед входом трясли будь здоров.
Добрый папа Закат каждый раз краснолобым бараном,
тщетно шел напролом, нарываясь на грубость вохрОв.

Только шалым мозгам череда из преград не помеха.
Ах, когда бы Рассвет мне за оклик мой глупый не мстил!
Я тогда совершил неудачных четыре побега,
и четырежды он на меня сторожам доносил.

Но меня не сломать, я затеял и пятые сборы.
И напрасно учил очень старый седой арестант:
«Воля тот же острог, там везде не замки так заборы.
Здесь ли, там ли плывешь, все равно попадешь в океан».

Я ушел в ту же ночь, его умных речей не дослушав,
без раздумий нырнул, от погони спасаясь, в ручей.
Была снова река, с ней надежды, пьянящие душу.
А потом все опять повторялось, но только быстрей.

Так по жизни и плыл, от нее пожиная проклятья,
лишь в конце осознав, что не лгали седой и пацан.
И друзья, и враги - все теперь неразлучные братья,
нас одною судьбой навсегда помирил океан.