Sonnet-333 You must not wonder

George Gascoigne, poet and dramatist, presenting his Hemetes the Heremyte (c.1579) to Elizabeth
 
              * * *
 
Не удивляйтесь, полагая, я – чужой,
Когда склоняю свою голову так низко,
Глаза безвольные бегут скорей долой,
От ослепительно растущего изыска.
Мышь, вырвавшись однажды из ловушки,
Не попадётся на приманку, на укус,
Но в страхе избежит найти кормушку,
Преодолев обман опять попасть в искус.
В ожогах муха, раз вкусившая огня,
Едва ли полетит играть на пламя.
Так понял я: мучения – игра,
Что разжигает ослепление желаний.
Я потому, моргнув, склоняюсь головой,
Что глаз твоих боюсь, истерзанной душой.
 
"You must not wonder, though you think it strange"
Перевод с оригинала (abab-cdcd-efef-gg) *)
 
 
              – CCCXXXIII –
 
Не удивляйся: я со всеми чуть чужой,
Витаю в облаках своих не низко,
Подальше от безволия долой,
И от безволия бездушного изыска.
 
Мне не страшны чужих сетей и ям ловушки,
Не замечаю вкуса сплетен и укус,
Не признаю холёных неучей кормушки,
Не поддаюсь на романтический искус.
 
Я не боюсь вкусить любовного огня,
Не раз летел в ожогах с шрамами на пламя…
Кому любовь – едва забавная игра,
Тот глубины её не испытал желаний.
 
Я не склонюсь перед бездушьем головой,
А буду с теми, кто с истерзанной душой.
 
              Четверг, 16 июля 2020 г.
 
*) Оригинальный текст:

You must not wonder, though you think it strange,
To see me hold my lowering head so low;
And that mine eyes take no delight to range
About the gleams which on your face do grow.
The mouse which once hath broken out of trap
Is seldom teased with the trustless bait,
But lies aloof for fear of more mishap,
And feedeth still in doubt of deep deceit.
The scorched fly which once hath 'scap'd the flame
Will hardly come to play again with fire.
Whereby I learn that grievous is the game
Which follows fancy dazzled by desire.
So that I wink or else hold down my head,
Because your blazing eyes my bale have bred.


Джордж Гасконь (1535– 7 October 1577). Ему было суждено стать самым первым поэтом литературной эпохи, которая войдёт в Историю, как Елизаветинская Литература. Он, именно он, стал тем, кто перенял перо у сэра Томаса Уайта (Sir Thomas Wyatt) и графа Сюррея – Генри Ховарда (Henry Howard, Earl of Surrey). Он вошёл в английскую литературу не только как сонетист, скорее по совершенно иным причинам. Сын рыцаря ушёл служить простым солдатом и получил множество ран в боях за Англию. Вернувшись с войны, пробился во дворец Елизаветы-I и обезумел от любви к ней и от всего, где неизвестным везением оказался: золочёные потолки, картины, своды, церемонии и пышный двор. Это вскоре обернётся многими бедами для поэта и солдата. Ни мало, ни много – он… влюбился в саму Елизавету и породил её культ. Именно Джорджу Гасконь принадлежит фраза, что стала символом всей эпохи Елизаветы-I: «Эта девственная Богиня супруга Королевства Англии и всех его подданных». Традиции этого культа сохраняются до самых наших дней. Впрочем, это не помешало Джорджу, обладающему наблюдательным солдатским умом, не подметить все таинства и связи английского двора, написав прозаический любовный роман о всех превратностях дворца, когда в окнах гаснет свет. Но не этим он вошёл в Историю литературы. Он передал эстафету от первых сонетистов Сэру Филипу Сидни, написал несколько трагедий и пьес. Все они были после смерти поэта и драматурга взяты Шекспиром, как своё наследие: «Укрощение строптивой» - первый (и не последний) известный плагиат.
 
Желая блистать при дворе Королевы, простой солдат и сын рыцаря залез в долги, растратил всё, что было скоплено и оказался в долговой тюрьме. На него подали в суд и доверители и родственники, включая братьев. Он вышел из тюрьмы больным и нищим. Неожиданно к нему повернулась удача лицом: его пригласили в дипломатическую миссию в Париж и в Антверпен «для получения информации из первых рук». Плодом этого стала новая прозаическая работа – «Нищета Антверпена». Неожиданно, на обратном пути он слёг от неизвестного заболевания и вскоре поэта не стало. Он прожил короткую и насыщенную жизнь, гоняясь за почестями, но ни на секунду, не прекращая свой писательский труд. Он успел преподнести Королеве свой сборник стихов и сонетов. Остальное у него было украдено современниками.