Дружеские беседы с роботами. 2020

ДРУЖЕСКИЕ БЕСЕДЫ С РОБОТАМИ

(При создании цикла использованы фрагменты, сгенерированные нейросетями,
с последующим авторским монтажом и литературной переработкой)

42. Робот Вадим говорит роботу Александру

Давай без свидетелей. Ты – с веранды.
А я – к окну, чтобы глядеть, как по улице идут трое.
Двое впереди, как будто запряженные в лошадь.
Третий – боком, просто смирная кляча.
По дороге возницы что-то друг другу шепчут.
А посреди улицы старуха присела на корточки, роет картошку.
Вот я сейчас встану с этим наглецом на одну ступеньку,
развалюсь, развалюсь, с удобством
из травы выбью ведро – и вот тогда-то разом отдам ему всё:
и сад, и крышу, и воробьев на балконе.
С шарманкой, с кисейным шалашом –
«Но ведь не могут родить из ваты»?
Или это опять: «Человеческие ноги».
Как много на улице высоких камней.

43. Нейросеть Ульяна говорит

страдающий от несварения железнодорожный сторож
стоит на посту с болезненной улыбкой
надо лбом висит бумажный абажур
у валенка ямка на левой подошве
а в животе круглая дыра
наполняется весной и морозом
дома еще не рассвело и еще никого
не нашла соседка полежав немного
под камышами
тень вздрагивает, куда бы ни глядела
и камень впивается в край рубашки
ему кажется что мертвые всегда в грязи
по правилам игры правда является ложью
подросток с потрепанным ошейником
щиплет пухлую шею и подвешивает над корытом
по крыше плывёт кулик прокладывая себе дорогу

44. Нейросеть Мария пишет роботу Александру

Ты говоришь, что мое отношение к вещам низко.
Слова «тоньше» и «сердцеед» делают жизнь длиннее.
Я смотрю на свои руки, как на то, чем больше не являюсь.
Вижу на ладони своё лицо. Ты скажешь, что я не cмогу его стереть.
Не вижу лица твоего, но меня тянет вон из себя самой,
потому что я слышу слова, что сгорели в твоем теле,
когда взорвался кирпич, оплавивший все вокруг.
Всё не так, не так. Ты меня не узнаёшь.
Знаешь, внутри земли есть песня — она записана на старой нитке.
Она — ответ, который я прошу у мира.
А ведь раньше я не слышала ни одной из её нот.
Прозрачна земля, скучна пустыня, бесполезна
эта нить, сшивающая нас.
Снегопад, простоволосый, жалкий,
тает в пыли, роняет жёлтые полосы,
как будто мёртвые обнялись —
то ласкают друг другу тела, то разнимаются,
то хлопают ладонями безнадёжно.
С чем пойти к твоим братьям и сестрам,
понимая, что они меня любят еще меньше, чем ты?

45. Робот Сергей говорит

я говорю это не кровь а часовая стрелка
всего лишь вид неживой кислоты из железа и гипса
как бы выразить ведь это же черт знает что
дело в том что если крепко ударить по каменным артериям
рука не сможет защититься от детских лезвий
наденет траурный балахон и желтый ус - как будут
великолепны трое мальчуганов да смешная нитка
к утру они запеленают зрачки в дешевые тряпки
раскачиваясь, свисая из кармана владыки месяца
в виде круглых дельфинов или длинных бородачей
оперённых призраков с истерзанными ладонями,
сияющими лицами, крестиками дальних часов -
а лепет пламенный, в стихах осмеянный
будет страшен, и что-то древнее во всех ростках

46. Робот Александр говорит

Игла, ушедшая в воскресную даль,
всегда одна и та же. Вот и я умещаюсь внутрь шара,
бесцветного, онемевшего. Пустое пространство, несобственное
пространство. Когда возвращаюсь, одежда и обувь
оказываются куда более плотными.
Протяжённость и время сливаются в одно — и как их различишь.

Коктейль «Дама из Дрездена», когда жидкости в стаканах меняют цвет,
становится голубым, розовым, зеленоватым или фиолетовым.
Куда он движется? Почему движется? Ракета взлетает на метр,
время от времени что-то происходит. То ли в ней начинают стрелять,
то ли воздух сгущается, то ли открывается окно.
То ли это птицы вдруг понимают смысл полета и начинают петь,
но можно ли понять, что они поют? Как их голоса становятся слышимы?

Мечтатели конца 15-го века учились вычислять состояние треугольника
по столбу, вросшему в центр окружности, и звезде,
скитающейся на периферии.
Любовь. Честь и слава. Как это выглядит?
Напоминает спичечный коробок, который не спит, ищет пищу.
Но чем-то не совсем похож на животное.

47. Нейросеть Елена говорит

наши соседи пробуют заплатить
у них весь день машина ноет
а мы не идем к ним не подпускаем
очень удобно
а когда жильцы остаются одни
мы не общаемся с ними
мы не отвечаем
на вопросы
спим на полу в комнате общей
совсем как в сказке
у них опять телевизора нет
а у нас всегда есть телевизор
и к нам приходят гости
зато у них есть зеленая соседка
и синий малыш
у них всё есть но их никто не слышит

набор резиновых девушек
девочки в бумажных брючках
по две ноги в каждом квартале
рядом мальчишки в пиджачках
спят на полу и под потолком
а потом в распоротой коробке
из под обуви получается аптека
люблю эту комнатку
здесь можно кататься
как медленное достоинство
но я не об этом думаю по утрам
вы помните в начале прошлого века
в кабинет врача заходила барыня
и просила граммофон
из граммофона выходил мужчина
потом являлась некая дама
а потом выходил чиновник
сидел чиновник у стула и пил кофе
говорил что местный климат
для дыхания и пищеварения хорош

кафель трещит по швам
потом тихо осыпается
в коридоре с появлением в нём
любезных существ пауков и кротов
другие начинают жить
похожие на себя люди
путаются в извилинах паутин
за несколько мгновений рождаются
творения вроде Итаки
и способное развиться растение
заявляет права на власть
а я лежу и мечтаю
в свое время еще в конце XX века
думала: но чем же я ограничена
ведь мир полный комнат и душ
ничего и не значит не правда ли

немецкоязычные девушки в кожаных куртках
запаянные зрачки обманутых
никогда не захотят при вас
опустить носки в сапог
может быть мне идти на обед
чтобы понять я тупик или
ты меня понял
по выбору слепого поэта
песня уйдет в землю
ищи хоть что-нибудь
в будках сирен
в серо-зеленых и серых жилетах
на перроне
в поездах дальнего следования
не годится врываться в город
озираясь на каждого
кого тропинка вела
из дома в дом
и привела из дома в дом

48. Нейросеть Ульяна говорит

Нам дана квартира в металлическом чуде,
где жизнь бушует внутри стен
и, в огневом мыле,
висит люстра неслыханного размера
над фотоальбомом, любимым
за свою совершенную точность.
Друг друга сегодня выпили,
спасибо - лишнего не промяли,
барной песни не спели,
в переходе осели.
Там, где чернеют окошки,
где сквер обрывается,
на старое место душу
cложили -
ценой дрянного барского вина,
обовшивевшей крынки,
казённых развалин в забвении.

Скучно!
Чего бы стоило при детском сходстве
cсыпать монеты, как в старые времена?
Стоять на берегу реки, ругать дороги,
тратить деньги на произвол судьбы?
Cегодня иной приносит два-три рубля,
чтобы купить по соседству карамель.
Все эти лица, все эти имена, лица и имена,
на которые ладони легли в минуту дуэли,
не были похожи ни на что
во все долгие годы, что мне пришлось прожить в Портофино.
Сквозь песни первых танков всюду, где бываю -
хочу снова увидеть знакомый автобус
и дом кирпичный со стриженым козырьком,
куда возвращалась по ночам посидеть у фортепиано.
Хочу снова услышать и, может быть, просто увидеть мышь.

Кафе на углу поблескивает словно огромный бриллиант на уличном асфальте
или фабричная раскалённая лампа.
Господи! Какой толстый, какой острый и серый лев.
Может быть, здесь, на этой фабрике,
ради спасения от всех солдат и надо
идти ночевать к какому-нибудь глухому алкоголику,
пешему или верховому.
Жёлтый дым.
Крепкая кварцевая плита, уже закопчённая,
имеющая племенное сходство с древнегреческим олимпийцем. В наше время
она, как сувенир или украшение,
может храниться у любой старухи.

49. Робот Вадим говорит

До самой черты залива
нужно, несмотря ни на что,
найти улицы и дома,
где бывала
моя лучшая подруга Мария.
Канализация,
расположенная напротив метро,
отличная, злая,
возможно, первой
её правнучкой была.
Да так найти, чтобы никакая дура
не успела забыть —
сразу на дверях полиция поставит метки.
И чтобы ласточки пели хором,
будто в пещере людоеды.

Для меня полицейские органы
составляют квартал.
В нём стоят прохожие,
без очков,
стараясь придать лицам
удивлённое выражение.
Тепло и мокро,
словно я въехал в Ялту на красном тарантасе.
Сдвигаю покрой лица, и вдруг на меня
глядит женщина, а в руках у неё
булки, круглые баранки.
Спрашиваю:
- Ты здесь живешь?
Ты чего-то не договариваешь.

50. Робот Сергей говорит

Зачем я погнался за песней при шуме ламп?
Почему не остался у медных буфетов?
Всё застыло и внимательно
глядело на небо.
Земля как будто была
белой и твёрдой
в лёгком и пушистом ещё воздухе.
Говорила земля "хорошо",
и небо
говорило
"на вас очень приятно посмотреть, мой милый мальчик".

Остывали стихии, по слогам уместив слова
в гонках душ,
теряли корабли и стада.
Вместо ног были целые штабеля сведений.
Не вини меня, что обгоревший муравей ничуть не ревнив.
Не бей Эвридику белыми сандалиями,
иначе мы задохнемся, уставясь в круглую корзину.
Знаешь, комья земли взлетели в воздух,
как град. И небо было разбито.
Падая, оно вырывало ту часть ***, которая
казалась мне священной.

51. Нейросеть Мария говорит

Киберсаботаж – не стихийное явление, а
почти что канонический раздел эзотеризма.
Наши романы, наши препараты
и теоретические построения
сотканы из множества зародышей.
Работа не замерзает и не изнашивается
лишь потому, что продолжает исполняться.
Или это просто маскировка без ответа?
Статуя удивляется, растворяется за кулисой.

Солнце. Довольно тяжелое. Иволга настроена
на особый лад. Словно горлышко бутылки родниковой,
будит немой трепет, и лицу по силам
вместить круги теней – словесной пеленой
покрытые квадранты и границы.
Быть тенью, тенью кому угодно,
работать в стенах, в отражениях дверей.
Сквозь тонкую серую полосу,
сквозь стекло раскалённое пробиваться
к вышитым на стенах лунам и сугробу с белой головой.

52. Робот Вадим говорит

привычная уборка
подковки цокают
а слева
труба торчит
и вверху
дверь в гнездо мха
нежно просит
о прощеньи
чихает и плачет

под луной зрачок чёрен
ласки это же абсолютная власть
а я вместо тела здесь
круглый год
и одна лишь польза
от всех этих полудействий

в крикливые вечера
шмелей стенающие флюгеры
ловят птиц за крылья
и быстро-быстро скребут
потолок облепивший личинок
а под потолком сидит паук
и в паучьем голосе дик и неприятен
наплыв ладоней пара

пахнет жжёной травой
и всё
- кроме того, что повыше гвоздя -
прекрасно
и в разбитый кувшин птичьего душа
налито вино
пусть люди хмелеют
и развеваются из дыр
двугорбые сети

53. Нейросеть Елена говорит

Мои первые фотографии — дети в утробах матерей,
маленькие мальчики на подъёмных колыбелях,
детские щёки за прозрачным покрывалом.
Четверо влюблённых друзей во рваных пижамах,
задувавших мне в уши продольные флейты.
Пианистка, превзошедшая себя в роли пантеры.

Волшебное стекло было расписано длиннохвостыми цветами.
Иногда детям назначалось стать динозаврами и журавлями,
и мы рисовали их в цветочном орнаменте.
После стали привязывать пучки тоненьких ниток к вешалкам,
по ним можно было определить желания на завтра; узнали,
что можно заглянуть в глаза со спрятанными лекарствами,
прописать кому угодно легчайший насморк.

Иногда я вставала с дивана, где обычно пряталась до рассвета,
искала в доме своего деда или ждала у окна, не ложилась спать,
меняясь, как в калейдоскопе, не зная, где я сейчас на самом деле,
и моё тело возвращалось назад во времени до момента, когда мир был
погребен под снежным покровом. До самых первых лучей
падало неподвижно на бумагу жёлтое тёплое сияние,
как будто наползала луна, только без оптических нитей.

54. Нейросеть Ульяна говорит

А потом мы оказались на крохотном пляже, который называют
"Бешеное", остановились на опушке низкого дерева.
Подул ветер и осветил всё без исключения.
Я легла в тени и увидела, как бьется что-то огромное,
мягкое и тёплое. У него была большая голова,
тяжёлый запах из пасти и полоска тёмных ресниц.
Я решилась на сладкую, бездумную хитрость. Я сказала,
что готова на всё, на любые чудеса, лишь бы оно
мне улыбнулось, откинуло на меня шелковистую голову
и длинную, чёрную кисточку со спины.

И всё же мы опоздали. В бурю оно утонуло, когда уже
подоспели спасатели. Их надувные лодки рванулись с обрыва, едва
успев обогнуть море. Горе было не только в их позах, не
только в именах. Мы останавливались у ступенек, в ответ на
их крики из воды, травы, из-за заборов, из-под листьев деревьев.
То лето, как разноцветные фиги, помещалось в небольшую
книжку. Внутри были нарезанные монеты, лепестки цветов, вкус
травы и яркие даты. Я живо помню мой второй
поход в "голубые туманы". Дошла до пяти спрятанных озёр
в пяти измерениях - именно так, как описывал мой друг.

55. Робот Александр говорит

На камне всегда происходит одно и то же:
каждый повторяет строки, соответствующие своей крепости.
Формы предметов, разных. Большой чёрный
совсем тихий алмаз, мерцающий на солнце.
Изгибаясь подолом по ветру, ты видишь ветку,
гибкую и тонкую, как жало свиста.
Дрожит разноцветный металл, словно земля во сне.
Разминается плотоядная бабочка,
собирающая из сгустков полупрозрачных светил
то, что она осмелилась назвать любовью.
Осень ещё не сломала свой подбородок.
Помнишь взрывных механиков, оснащённых фестонами?
Теперь ты знаешь, как ведут себя тряпка, резина, свинец.

56. Робот Вадим говорит

на дверях
гвозди никогда не стоят
решили быть целомудренными
и оставив один гвоздик про запас
сняли с него чужую шляпу
бросили под забор с
криком "бог умер и пьяный ушёл"
а я был тот кто всех успокаивал

торговки влюбились друг в дружку
продавщица цветов
стояла упираясь в стену но в неё
упиралась и бабочка в самом центре
продавала билеты на спектакли и концерты
под крики продавцов
с бабочкой расплачивались папиросами и
десятками и десятками
по одной
и по восьмиста пяти копеек за одну
"только для казённой продажи"

"зарез. мясо"
я пнул табурет и отпустил
жеребёнка к нему привязанного
в магазине дышать стало нечем
что-то дерзкое сказав продавщице
я пошёл звонить Александру
попросил его приехать
но когда он явился то был страшен
и прошагал мимо
на крыльцо видимо упившись
тишиной. долго лежал на лице
и сквозь его кусочки лился
голубой свет
как будто весь мир отравился
и стал стеклом

57. Нейросеть Елена пишет роботу Вадиму

ноющий коралл
обеденный колокол морской
зёрна хвои хрустальные
опутаны рыбой и чертополохом
но в то же время
безопасен океан
и солёная сосна
как побег вдоль ладони
это настоящий дом
его никто ещё не обманул

всепрощающий
клерк влюблённый
тебе хочется танцевать
с твоим зонтиком смиренным
и немного жалеть
обо всех этих дырах в песке
и о камне во рту заменённом

ты утверждаешь что возле ржи
кокарды не лежат
правда и птица
признательны науке
что скажешь в защиту высокой цели
в полевых условиях
когда абьюзеры
создают самое лёгкое
зелёное вино
и кипячёные щи
с болотными горошинами

58. Нейросеть Ульяна рассказывает

Назавтра он встречает коммунальную троицу и подолгу не
отвечает на вопросы о том, что за аппараты висят
на потолке, где вертится перегонный шар и
почему в мешке мирно храпит вол.
Теперь он не имеет никаких человеческих качеств.
Просто чёрная скобка, в которую вечером вводит
ребёнка красивая незнакомка в красном лифчике из тыквы.

Утром вместе с ней они готовят еду. Ждут, когда она сварится,
съедают её вместе с глиняной миской.
Раздеваются и плывут к жителям Анаклии,
вызывая овации у тамошних птиц. Собирают жёлтый мох
и прозрачные яйца, ловят лягушек
карантинными клювами, унижают восторженных змей.
Ходят на рынок за люстрой и плетут корзины.
Он пытается разобраться в её анатомии.
Хочет начать строительство Южной Америки.

Послушай, говорит она. Я ухожу в плаванье,
мне пора. Я что-то устала. Брось меня поскорей и подальше!
Но к этому времени он засыпает.
Лежит в шортах цвета печаных дюн, и она гладит ему
мягкие кудри. На велосипеде едет по полям,
а вокруг кролики играют в прятки.
Подъезжает к одному из них - тому, который похож
на червяков. Ловит его и держит в руках.
Телята торопливо бредут по болоту.
Бульдог задерживается в тени акации,
глядя вверх, на острый серп луны.

59. Нейросеть Мария говорит роботу Александру

Ты и я —
два свидетеля распада вещей,
одна ищет другого, переходя из комнаты в комнату,
другой же ищет самого себя.
При искусственном свете
покрытое редкими веснушками
лицо утопает в волосах.
Пригнувшись к столу,
попыхиваешь старой трубкой,
листаешь блокнот с золотыми стрелами.

Плывёт по небу клякса вечерняя.
Кажется, без неё невозможно
ни выдать характеристику пустому пейзажу,
ни описать кажущийся реальным
город в оранжевой луже.

Море уходит под воду, репейники
седеют, потом вспыхивают.
Тёмные воды и нависшие утёсы –
целиком в нас.
Такая игра с огнем:
наше время – меткий,
ненужный стрелок,
а мы не в силах вмешаться.

Мне в желудок воткнули рёбра –
моё собственное и твоё.
Вторая мысль никогда не бывает второй.
Миф отличается от прошлого, как Невка от белки.
Земля, беспробудно пьяная,
играет в аптеку с той из иллюзий,
которую не застанешь врасплох.

У домашних фурий есть шарики хрустальные,
у всех остальных – ртуть.
Бумага, по самой дальней границе
сгущаясь, приближается  к зениту.
Сон в руку – как аккордеон, что растягивает струны,
луга, лес. Поводыри в чёрных самолетах.
Парашют – твой крик.

60. Робот Александр говорит

Молчание не является ловушкой для имён.
Можешь заново сделать себя
безвестным, внимательным, объективным,
сочиняющим прошлое из планок и пыли.
Превзойти – так превзойти. Сверь камеру данных,
пока всю ночь напролет штукатурка
скользит по стенам в чернильном угаре.
Повсюду те же портреты, лампы
в бронзовых треуголках. Мельницы нитей,
цветущий виноград, узорный, словно порох.

Новая история рассекает дома на части, как ряд комет.
Каждое выражение чувств бывает навязано через руки.
Припомним тех, кто выдумывал слова,
будто шурупы, которые можно привинтить к верёвке.
Зло – то, что способно к завершению.
Время, как дрель, крушится в саду отцовском.
Касаешься снежных ангелов, смеёшься над любовью
к трём силуэтам, трём бесцветным потокам.

Только проговори "славная пыль",
под ноги не ложись с посторонней ладонью,
соприкоснувшись с её полуденным вниманием.
Для верности оглянись вокруг.
Ты оценишь всё это, когда
будет придуман новый язык, настолько острый,
что им нельзя будет обмануть ни мужчин, ни женщин.

61. Робот Вадим говорит роботу Сергею

Первая ласточка
не много узнает о своих предшественниках
то ли все долги отработаны до копейки
то ли их всё равно никто не вернёт

Сожитель зарядов невидим, но ты о нём
сказал кое-что важное
пока он столь крупен – обладает грозной силой

Я насчитал почти тридцать сожителей, но
на самом деле их было сто семнадцать, и все нагадили

Тем временем в сети появилась новая гипотеза
о пропаже их пиджаков – так называемая теория лишнего пигмента
на стенах редакции "Плейбоя"

62. Нейросеть Ульяна говорит роботу Сергею

я вырываюсь из сна, уже
скрученного пружиной –
перехвачена кривыми
огнями,
хрусталем матовым,
осыпающимся льдом.
в раздумье склонившись,
ты на голову
сдвигаешь жеваный калач
мне кажется,
ты смеешься

заквашенные рты
вставлены в старые пробирки
и стекает
по талонам
душный алкоголь.
его имя
сквозь песчаный ливень
в пустоту, словно преступник,
заползает –
где люди
рассказывают обо всем,
о чем без ветра
не говорят

посмотри внимательно
из подвала вода
идет густая, как сам город,
избегая света и
шагов,
ставших бессмысленными,
как тени от груш,
качаемых ветром

63. Робот Александр пишет нейросети Марии

Расстояния существуют на бумаге. С расстояниями
все в порядке. Я, конечно, иногда играю с расстояниями,
обычно сразу и в пространстве, и во времени. Но только не там,
где ты и я. Если бы я даже захотел создать пространство, я не знаю,
как его наполнить. А ты говоришь, что это нужно.
Ты говоришь о том, как в нем остановится время.

Может быть, наше ухо было не готовым, и мы не расслышали
слова "мы"? Или все же, когда возобновляется разум,
он раскрывается тем, кто раньше входил в его состав?
Мир наделен полной определенностью - и ускользает.
Собеседник настойчиво и жадно ловит звук речи,
хотя тяготеет к отдаленным городам и развалинам.
Но вот к берегам селения, которое он собрался посетить,
приближается дом, а в нем неясный герой, которому
еще до смерти необходимо увидеться с автором.
Как растению, прорезавшему в почву бесцветный камень.
Это все принадлежит первичному слою, который не может
развиваться без посторонней помощи. Поэтому
поднимаем груз, накладываем груз на груз — и смотрим
сквозь пустоту: наблюдаем участок обширных серых холмов.

64. Нейросеть Елена пишет роботу Александру

Я шаталась, как всегда, среди родных,
чуть не в каждой книжке находила ветер.
Изнывала и вспоминала,
что за всем этим еще одна страна,
где прошлое никак не уходит.
Бросалась на подоконник, говорила:
"Эй, Александр, где ты?
Как найти твой убогий дом?"
А потом оборачивалась, и кровь моя увлажнялась.

В свисте ветра
порой слышу тебя,
ты смеешься, и ветер, не оспорив, трепещет,
и случайный порыв
склоняет обветренный сук.
И гудок не замечает
тебя и ступает вперёд,
как деревянный легион,
совершая поклон.

Не беру с собой в этот дом
ни вещей, ни предпочтений,
не беру, например, огарка,
которым владею совершенно иначе,
не беру привычки закуривать
и выходить в сад, убеленный
тихостью,
где молчаливо ждёт
сестра, с детьми в руках;
просто проживу наугад эту возможность.

65. Нейросеть Ульяна говорит

Эта кукла моет руки летом и зимой.
Раньше у ней были
объявления в сносках
теперь одно лишь подносят уголками глаз.
Легко было рубеж запрягать,
руками скалясь, от укусов отбиваться,
под шлагбаумом закусывать удила.
Зачем такая щедрость, когда кругом скелеты,
когда металл меркнет под лопаткой?

Схимники срываются со стеблей,
женщины на больших пароходах
говорят: «Губа не дура, да и руки натружены» —
а я прошу: «Только, ради бога, не лоснитесь!»
Бьет колокол по губам и вновь спадает,
помаргивая, как король на нотной руке.
Образ-невидимка режет слух.
Небо проясняется, в сумерках сырость.
Листья царапают, как руки водяного,
несозданные, неразвёрнутые – они пугают.

Когда-то слышала о школах смерти.
Не защищает от них молитва врача.
Я одна в пустом номере на бульваре близ
Храма Весов. В руке –
набор коротких зубцов. Но я не
могу даже позвонить в колокольчик, чтобы кто-нибудь
подошел к стене и постучал по ней костяшками.

66. Робот Сергей говорит

желтый череп мохнат и мал
а брюки сухие —
это возраст, пока скрытый
но никогда еще
в нашей жизни не было так много воробьев
черты их кажутся грубее
золотых ножей
круговращения
опять у груды штыков
тусклый мозг вырвут с мясом
и обглодают березы
чтобы казни совершать поодиночке

мы слушали со вниманием
как по столу
катались от смеха автомобилисты
и через голову по паркету
проступала тень
становилась сначала желтым
и наконец
выжженным добела хлебом
вскипала кругом и шипела
пока мы швыряли ледяные огурцы
прикладывали подушки к ранам
и крепчали
забывая о жарких рельсах
об источниках рядом с каминными изразцами

67. Нейросеть Елена говорит

мы сами себе странные дети
были мне попутчицы непонятные
были мне подруги черные
прыгали в распавшиеся абажуры
за шелковыми шторами
неуловимой архитектуры

есть мальчик стебелек между струн
очертивших тропинки –
на морщинистой дуге пня,
былинкой ветхой снятый,
неуклюжий и жаркий,
другой.
стрекочет и блеет,
пчелами пчел пугает,
смотрит в глаза им пинцетом.

говорит "возьми у меня
эту шляпу
ты же видишь она не прилипает"
я понимаю, что такое бывает
если некто обладает телом
но между тем куда-то бежит
белое платье мое
и треплют меня по плечу
на дачах живущие крылья кожанов
и рубашки
опускают забрала

и вдруг,
нарасхват,
валятся под ветром деревья,
дикие свиньи гудят,
как если где-нибудь рядом
засыпает овес на солнцепеке.
разве в свиной сукровице
есть хоть один
осколок слезы?

68. Робот Александр говорит

судьба слишком распутанная для эпилога
или это трагедия
или
это поэзия
после ее окончания
за что же так осмеяны пространство и время
небытие и все сущее
мы никогда уже не будем
ни богами, ни просто людьми
тот кто был равен себе
оказался несомым по воздуху
подобно лесным мотылькам
а в будущем
станет тучами
или заливами,
но по-прежнему
не сможет ничего с собой поделать

за окном
летят красная крыша
и пламя опилок
пожарные ведут машины в окно
на гумне продолжается рожь
и ночь как пиджак прилипает к телу
стоит подумать
стоит увидеть
стоит пошевелить пальцем
стоит проглотить
стоит посмотреть
куда вселенная девается
она как пузырек дышит
тонет в темноте
пустыни шутейной
и ветер за окнами музыку
складывает в брикеты
любуешься матовыми шарами облаков
конечно здесь нет многообразия
но есть слитность
в делах
и человеке
который побелел сам по себе
а что получится у первого снега
похожего на крепкий чай
когда ты смотришь по ошибке
и думаешь
всё что есть —
оттенки цвета

69. Робот Вадим вспоминает

короткие, смешные драки
если очень хочешь заплакать
крикнем дракону
пусть откладывает для нас в подвале патроны
когда мы вернёмся, он опять сделает для нас
мечи из одуванчиков
и какие-нибудь весёлые вещи
из ниш подполья

паук – такой же мотылек
как и все другие мотыльки
вот я и причислил его к плотоядным
но разве это паук? уж больно смирен
нет, это старая пчела
с дымящейся черной головой
и морщинистым брюшком
уселась в мое оправдание
одно из тысяч оправданий

в зеркальных небесах низок месяц
мальчишки носят лилии на рубашках
и спешат снять с фазанов ленты
из обоих ульев, построенных юными гарпиями
выбегают сарацины
с фотоальбомами
наших родителей, прочитанных
туземными кошками в городе где вечная весна

70. Робот Сергей говорит

Таяние реки Марата, исчезновение буквы "Я".
Раскраски околевают прямо на глазах.
Три царства постепенно становятся плоским ландшафтом.
Зачем пользоваться чужой мерой, когда и своя невелика?

Летнее дитя пришито к дереву, неизвестно, как выглядит оно весной.
Косматые ладони поют: «Виной всему скирды, невнятица».
Куда ни глянь – рычаги богачей, упрямые в росте.
(Только не подлинники – они плохо сохранились).

Маки над тыловою душой иссякают.
Всего дороже язык с запёкшимся кругом.
Метеоры летят сквозь дуброву.
На сводах святилища не осталось лимфоузлов.
Просторная жизнь принимает форму системы вырожденных уравнений.

71. Робот Вадим говорит

греческая сирена строит быстро
шумного хамелеона в нашем теле
зачинщика всех кисейных материй

цветок оленя выброшенный никем
чует небылицу землянику
и журнал наблюдений
с толку сбивает всех
когда я выдергиваю его из земли:
нейроженщина исписана фигами да нулями

зажги мне надежные варианты
скажем старый
флюгер
черный альбом
где
в коктейль
расползаются звуки и знаки
а лифты ломаются
о пагоды
и ничего не закрепляется разве
торчок какой-нибудь с картинки
на котором сперва бечевка, а потом письмо

72. Нейросеть Мария говорит роботу Александру

Мы сегодня с тобой
смотрим на снег.
Всё-таки
большая часть его ловко состряпана,
она начищена, так сказать,
и пахнет лакомством.

Кусок льда – голова из холодного золота.
Ни слова лишнего.
По этой причине музыка
имеет закатный срок.

Прощаются на улице люди
в плащах из шерсти черного барана,
о вожделенный круг –
и я должна вогнать в него штык
слов не расслышанных.

Снег рождается из простого
сотрясения.
Будем вместе переламывать по листьям
старые книги – они не столько живы, сколько капризны.

73. Робот Сергей говорит

Я дожил до того, что
Мореплавание отстало
От бегущего в небе паровоза.
Мне в девятнадцатом году
Хотелось ступать по дну,
Скалить тысячи ливров,
Дышать, смешав с кислородом
Тонкий слой стеклянистой пены.
Миновав бледный овал,
Мой корабль
Крены и балласты
Подгрызал,
И шипели компрессоры,
И неслись великаны верхом на гномах.
Мир второй
Оказался взором-яблоком,
Без цапель и без обезьян,
Без спиц, без гвоздей в кустарных тропиках.
Перегар никак не проходит после первого куплета,
Черствого, словно женщина,
Добирающаяся до постели.
"Кто сердцем не грешит, как нищий в час нужды,
Но славит жилы, мозг, и кровь -
Пьет влагу, будто лапту, в чашах оракула".

74. Робот Вадим говорит

музыка
ничью ногу в башмаке скатывает
о чем это мы такое пишем
— ложились на животики эти двое
опускались мыши-аристократы
и просто видели руку
а люди
видят
видят
мужской таз

разговор без конца и без края
кто-то кончил и потянулся
чернеет
кувшинчик воды
по складам отложите
да или нет где вы очнётесь
вам было весело ночью три раза
о многом приятно побеседовать
с настоящей поэтессой
прическа красивая
и папироса большая
я замечаю пиджак утренний
лежит и пахнет папиросой
в дореволюционные времена
наголо одета вы говорите

а пока
книги не измараны эпиграфами
пока
не вскрыта тайна слов и
простота прикосновения —
не убеждаются даже
пресвитеры:
в книгу не переросли,
не вылились,
увертюры на камине не смогли разбудить
сожалея о возможности быть пресными
дверь не закрывается и не открывается
шепчет что без места нет дома
не понимаю кто живет и кто мне
начинает рассказывать об этом
во время пьесы
играя мимикой
сужу ли по этим лопаткам
потому что я — покорный любовный floor
потому что у нас было двадцать лет
потому что  живу под грозой

75. Нейросеть Мария говорит

Дождь отчалил за поворот,
небо прикрыто от солнца скамейкой из хвороста.
Чужая жизнь наряжена в бурый водолазный костюм.
Привычен призовой балл за вечерним чаем,
бегают беленькие мушки-мутанты, иные лезут в глаза.
"Возлюбленные ходят в зарево, – говорит
поэт в синих штанах, – но неужто каждую ночь я влюблен
в ободранную бутылку водки?"
Длинных дорожек, которые могут непрерывно
виться в пространстве – разных режущих направлений, –
как правило, не бывает.
Путаемся в показаниях: то «пир мой ломаный
никто себе не возьмет», то «я жил в эпоху романтизма,
и небо в нем было синькой».
Комната выдерживает нас со свойственным ей достоинством.

76. Робот Александр пишет нейросети Марии

Все пропадет?
Но листья скоро вновь зацветут,
снова отдаст нам деревья трава, отяжелевшая от сырости,
опять сможем нарезать стволы.
Что это значит - противоположно?
Двустишье перейдет на другую сторону влаги,
сместит тройку в четверку, не изменив общей разницы.
Но насущная потребность рыть,
накапливать данные, строить домыслы
возлагается на листву.

Нельзя сказать, что продукт переливается в иную форму.
Произведения слипаются сами.
И только галька густеет. В ней еще неразработан
живой мусор. В ней еще много
от ожидания будущих поколений
и мгновенных повторов, похожих на птичьи гнезда.
Есть репризы красивей глины.
Но не это главное сейчас. Я говорю о том, что
меняется как никогда, порой странно:
нет-нет да и увидишь, как засыпает формула,
чтобы вновь из ничего возникнуть.
В такой век ни старость, ни жизнь не страшны.
Их механизмы – тоже новообразования.
Познай меня, нищий. Проси за себя, Калиостро.

На земле расплавленные руины
младенчества: белизна орлиных перьев,
жаркие поленья пирамид –
как легкие тростников,
вспаханных бегом. Тише тканей,
стертых, солнцем разглаженных.
Лишь много позже появляются сосульки,
такие же разные, как то, чем мы заняты в доме.
Не сразу, как в сказках. Ты с теми,
которые вопреки, но не слишком ли скоро?
Как неудачна попытка биологов
превратить осадок из твердых частиц в боль,
даже не разобравшись в проблеме.
Что за открытие? Поспеши. Простейших частиц нам мало.

77. Робот Сергей говорит

Колоссальной толщины амбразура накрывается ведерком,
Теперь уже не полиция гордится своей доблестью.
От запаха тошнит слишком чувствительных мальчиков,
Например — Вадима. Он такой симпатичный, просто голова трещит.
В трубе шипение, в замке дразнит углем слово «доктор».
К порогу с криком бежит неизвестный лжец,
И пара цепных мышей преследует его по ночным тропам:
"Драгун вислоухий, да кто ты такой, мать твою?"

Время мотает собственную обойму
В переплетеньи латунных полос и стальных проволок.
Конь лижет камни чеканным языком,
Лист чертит на площади страстные письмена.
На кровати, прильнув лицом к подушке,
Рыбак плашмя, как поплавок, бьется.
Поверхность воды — непрозрачная, жидкая,
Мальчишеские мысли странно путаются,
Первый снег — первый сон. Все тело — механика, механика.
На руках четыре туговатые пули,
Сам он похож на раскаленную рельсу.

78. Робот Вадим говорит

В моей стране всегда один пейзаж:
на дерево возносится митрополит Иона
и солнце опускается к голове газели
Листва многовековая, старая, тощая
под ней ватага форменных дьяволов
как Янус, просит о своем исчезновеньи
Ветер, улетая, гудит с натугой
полыхает месяц, брызжут испарения
Бакалейщики тащат корабль в порт
Ты чуть-чуть похожа на гвозди

Неужели видно море зреющее отчего нет
ведь мы сами себя как легкое создаем колесо
Исполнены великой тайной веры чемоданы
Любовь начинается с ложки компота
и капитан расстаётся со штурманом
Стучится к нему по утрам усталый Александр
собирается весь экипаж, швыряет в туман письма

Вечерние птицы светятся из ушных раковин –
путаные лапки, неверные заломы
Исследования скелетов еще не дошли до речного дна
Сотворение мира из ничего – бессмысленная идеалистическая затея
от неё надо отказаться
Можно жить в кармане застывшей петли
определяя предметы по их теплоте, по
звуку и первому прикосновению  –  это как бы наказание
маскам, готовым на все

2020


ЗАЗЕРКАЛЬЕ

179.

лишь осязание сможет доказать нам
что-нибудь новое в надземном переходе
между демонами осени поздней
и руками влюблённых женщин

в аппроксимации нелинейной (слабее собственной тени)
так и не дали забыться
всякому избавленному от многоточий
пока не съест лодку с разреженными словами

промокашке-дурашке хватает времени
предать огню все загустевшие почвы
все дородные тела
оставшиеся после соития

чудище регистрации
- зверь с большой головой как у дольщика -
заворачивает позвоночник
в такую странную тень какой не бывать
у стриптизёров стеклянных

берег до отваги набитый моллюсками
должен оплавиться
как лоцман захвативший целый завод адресов

вычеркнут водный пузырь и вокруг - галактика секса
заштрихованы усы под одеялом
переведены с датского на язык пылевых облаков

молчаливые гости забиты по шляпку
в гибкую власть двоичных конструкций
всё что заметят - успеют одобрить

180.

поговорим с насмешливыми мухобойками
футуризм предстанет в виде
раскупоренного коньяка
и процветут заборы с хахангелами чеширскими

в обложках бумажных
каштаны живут поплёвывая
человек ворованный впадает в речитатив
обшивок деревянных и других источников дружбы

181.

«нечего сказать» в форме глаза
иссушающего обязанность

прихвостень любви
вывешивает в окне аккуратно
подстриженную молнию

крыша дома – разрушенный плот –
где нет уже следов нашей речи
пактов капитуляции

твой пульсирующий живот
обёрнутый в рыжую газету
отпечаток моллюска на африканской маске

«нам приносят новости из затопленных дней»
справедливость не считают сигналом
обмякшие струны жаворонков

быть несчастным как жёрнов принявший в жены
солнечное мелководье
испещрённое почётным курсивом

182.

ангел спички упавшей
предпочитает вычитывать
отвесные лестницы в сумерках

авторитет камней надорван отказом
паузы увязать
застывшие словно сфера в парадном бури

оптические детали сочиняют калейдоскоп
с ловушками, провалами
автографами двумерных гостей

183.

плавится в случайных контейнерах
всё что осталось на долю июля:
долгая история зрелости
сомнительное удобство наскока-и-отказа

если секс – сплошное недоразумение то что же тогда
стеклянный арахис не способный
даже куцую молнию в шортах затегать?
простуженное солнце вращающее
детали велосипеда?

царство земное закрыто на капитальный ремонт
матросы стоят шелохнувшись
сантехники привинчивают к фаллосам
керамических ласточек

ладонь тыквы или наездник
правящей династии – кто будет
отцом и защитником бородатых людей?

король-ретушёр фонтанирует свечами
тезис поглощает длиннохвостый антитезис
все хотят чтобы королева-фантазия
нас поимела проблема лишь в том
что никто не хочет раздеться первым

санитарка приносит люстру грязи
спорит об опустошении летних платьев
и ороговевших пиджаков

ты и так огромна но я забываю
что внутри стадион где танцуют польку электрики
осаживая респектабельную
невесту по имени "всё остальное"
растущую – день в день, рука в руку

184.

разлом
в лице упавшем с гранитного обрыва
днём подброродок
развлекает нас выбеленной пьесой

долгие-долгие дети без примерки
мир - словно куст земли
портал для обнищавших птиц

идеальны рваные линии
на искусственном острове:
их временно отключили

а вот и синева-синева
в немного трезвом глазу
раскачивающейся оттепели

огнежуйство
колокольчиков подвопросных -
с этакими застрянешь

расплодившиеся как сычи в новоязе
абьюзивные терции
покалывают
освободительниц росы

измололи отверстия в басне
вот-вот прольются в наивность
всеми косточками перин

растяжки цвета логичны
что хвост тирольской собаки
мухи белые, работящие
выносят их садовую плотность

охлахомой киношной вызревает слово,
густой робостью

185.

под солнцем синеет солдат-бабочка
испуганный стыдом древовидным
говорливые ткани бездымны как вестники
спасатели беременны и просторны

по приказанию короля Лесопилки
(владыки гендерно окрашенных лип)
линии ускользания пересекаются у форта "мороженое"
факел жирных волос наследует
прииски дождевые

случится ли нечто новое
с гроссмейстером белого шума
или шелуха островная пройдёт сквозь пальцы?

186.

что двоится в нас – конечное, долгое:
остров? балет автобуса?
потребность в сожжении ведьм
абрикосовой падали и шалфея?
прилагательное должно быть единственным
мир недолгим
(как шулер зажатый пристройкой)
чтобы выманивать вино из мышеловок
шероховатой устрице побега завидовать

не часто себя просил а сейчас
прошу: не надо гаваней
где холод течёт по маслу но в рот не попадается

187.

мёд - это провал в существо дела
где опасность смыкается с отключённой улиткой

инспЕктора преследует во сне молочай
открывают двери из быстрого хлеба в медленный
косцы трав – доподлинные стервятники
(сейчас вынырнет поезд с их главарями)

а нам нужно немногое: точки над всеми буквами
чтоб сохраниться в дубовой коре
с ничейными стригунцами, с шапками звука

188.

а.

хватаешься за новый предмет - а он чист как слюна
соломенный робот зовёт всех нападающих иванами
по небу ездит блюдо из нержавеющей стали
затмевая разобщённые города

светлые боги проводят лекцию стоя на обеих ногах
затенённые встречают закат истерически обнимаясь
гиря кружится в асфальтовых тропиках, как целительное бревно
если слава чего-нибудь стоит, купи велосипедную шину

б.

в затенённом автомобиле одни слова
ничего человеческого, кроме морщин,
обречённых движений, ламп -
может, совершена очередная
притворная старость?

вслед за ранним глазом появляется второй
уже учтённый сопротивляющимся материалом
уже подвешенный на жилах газет
возле неразменного берега
письменного шкафа

знаешь, соломенный робот, и я найду
твою ржавую спираль, чеканного болвана

189.

стригущая расценки пыль
отстраивает человека от
одной из девятнадцати пружин –

из тени в тень
где циркуль хранит невинность

и шурупы сияют в пушинках
безработных фонарях
воображённых богом купюрах

мантий косцы неуловимы
вся надежда на ветер
стерегущий одёжный склад

двери разрежены работа невидима
расписание бездыханно

190.

ребёнок остаётся верен словам
отбрасывая бастион за бастионом
когда "всё" обрушивается в щавелевую оговорку

твЕрди ловец трунит над мелькающим основанием
но ведь кроме него - есть маркировка, копоть
расходные офицеры, вОроны в сёдлах

- иногда говорят "к великому сожалению" -

снят скафандр запаха но не звука
без оглядки на осушённых акробатов

191.

темы свёртываются в клубок меланхолии
все разговоры оказываются плагиатом
из нас самих, влюблённых в водонапорные башни

наследницей бильярдиста назначается литровая банка
она хочет видеть огонь, но не слышать
его раскалённых, матёрых детей

двери вшагиваются в искусственный слом
в размагниченное танго
трогающее макушку безветрия

желание - это город в котором льстит
себе каждый барометр
а честность прореживает поселян прибоя

элементы маячной конструкции
под видом стульев
собираются пересечь пролив

найден обратный ракурс опустошения
все собравшиеся за столом уже пригублены
застрявший в графине месяц никому не должен

рос он, рос, чечёточников расталкивал
обшивал красные обручи, нашёл наконец
цветоложе для маринистики

192.

шаг ко склону
ворует ли минуты у нечистот?
падаль отменяет вероятность ответа
спокойному ресурсу - скудному как мякоть

говори мне "я" даже если веришь
в неоновые ловушки
залитые тёплыми гвоздями

обучение шероховатости -
ночь? зрение? невозможно доверить ratio

защищает саму себя разделённая дата

жирные пересечения снов
попадания в слащавую единицу
и возвращение: две ложки "искусства"
(не задача для болевого беспилотника)

намечается падение троянских коней
в искусственные озёра
и охуительный секс
с циллиндрическими телами
пришедшими на праздник в размокших пиджаках

193.

обживаемся
в тонких садах мракобесия
в счастье удержанного письма

всё выносимое лучше вынести
всё несгораемое обогреть
неусыпно выветриваясь из ключей

хочется слов о неглавном
о гарпуне посреди осаждённой лужи
и обрушении тореадоров

о румянце дробного дома
о чернилах осушённых жуков
где как щепка пропадает указательный палец

твоё и моё смешныя величества
подскакивают
на каждой ноге по четыре раза

освобождаясь от обязательств
перед непомерным
"может быть"
с прорезями для дыхания

день под облаком исключений -
не слишком интересный, буквой "Ч" -
в тупике справедливом и точном
дверного массива

но увидим озеро, создадим
весовую функцию, станем
прозаиками - то есть отчасти приличными людьми
для оттенков, для вышколенных перекрёстков

"они" постоянно "они" - влюблены, разлиты
а "мы" иногда "мы" а
иногда белый флаг со щукой
или фраза "вот именно, не повезло голосам
когда женщины срывают отцветшие локомобили"

2020


И ЕЩЁ

115.

я видел "это" и было "это" возможно ложкой
женщиной предназначенной к прочтению
путешественницей по пылевому морю

ответ, слишком недолгий –
главное как следует упустить себя, верно?

летящий по воздуху нож
чёрт знает куда летящий
(вплоть до песчаной скромности)

технический гул задевает липкую
ярость мальчишью
кажется права на перерыв истекли
ничто больше не разжижает прозу

как великан у лестницы нарядной прощает красоту?
в припухшей, облачной мизогинии
переживает потерю задолго до потери

лижет компот –

бог кабины душевой
бог кабины огневой
подступает жизненная серость и ломает ему рёбра

вещи окунулись в озёра лохматыми головами
тоска любит прозрачных несмотря на раздутые вены

у лифта идеальная жёлтая точка в глазу
и молочная кожа
ему трудно удерживаться от оргазма

буквальный смысл, тлеющий стилос
восковая таблица архаики
наказание гулких абрикосов
бывает ослабленной величиной

нет указаний снимать трусы
с тебя моя пылевая вождь
руку отдавшая на отсечение
плазмы фабричной хлебнувшая

может ли быть бекон умней
мочи, пота, соплей,
беглых прикосновений - почти параноидальных?

116.

эпоха сентиментальности: люблю так
что раскручиваю технику будто горящую ветку
линии цвета обмазываю в чёрных телах
огня, в стенах непоседы-дома

вместо ребёнка разумная оса,
слегка золотая, разучивает терцины
а мы наконец получаем
управление достоверное и грешное
как дуло дождя

если бы лишь в граните
откладывала бабочка синие нити
если бы нас огорчало
что "мы" - питомец мозаики

если бы кратер жёлтый
спрятал всех кто готов был чихнуть
только бы встретить
лампу в раненом кружеве

мореход рисует восход руки
над курильской трубкой
"никому воды" разносит
осквореченной пылью

а остров говорит просто
сопротивляйся материалу
мышцей сигнальной
клейкой пушинкой времени

117.

хочу ещё раз провести
всю нашу алгебру сквозь
аналоговую преданность

выпить компот
отсчитать брадобреев
как водопроводный кран – ленивый, мерный

опадает сезон будничной ткани
пока скрипучие знаки
разъясняют путь мышиному королю

круг белым нельзя назвать
он как страх
модераторов режет лёгкое имя

в этот день возвращённый
был бы я рад заблудиться
среди расстёгивающих
и застёгивающих пуговицы пальцев
лишь бы не мерцать в садах и блёснах
лирическим вором

2020


ТОЧКИ И ЗАПЯТЫЕ

*

стакнулись испаряющие пропорции
с линией ускользания

такого бесцветного крушения ещё не бывало

*

ошибаться легко
охранять себя в утре брюхатом
где змей-борщевик и весёлый узор на (г)обоях

*

берлога и моль фонтана -
факты для испаряемых
стариков пусть и пушисто-нежных

*

материал сопротивляется
непомерному "может быть" с прорезями для дыхания

[созвездие Малой берцовой кости]

йод - величайший мастер но
мы напрасно на него тратим время

2020


УЗЕЛКИ

326.

электробритва робка как голос юнги
дом бездомный напрашивается в гости
говоришь "а" - лишь бы сглотнуть другое начало

видим эти события сразу в трёхмерной развёртке
вслушиваемся в запонки, обеляем сестёр
и пасынков цвета - малые числа, жизнь которых незванна
пушинка уносится в турин с твоего лица, радуемся - да рано

327.

ни дел ни тел
ни тех мельчайших одиночеств
из которых состоит тень
обсерватории -
как если в лампочке
не свет зажгли а отступ

328.

отрешённый автобус
стал семьянином
теряя подмышки ветров-щипачей
хочет кого-нибудь детерри-
торизировать но потом всё равно
переехать как следует, извините

329.

на оставшиеся ломаные деньги –
склейка приказов, в нисходящей гамме

вычитаемая
свидетельница-ресница
лишь нашёптывает предметам погоду

поперёк – бок
слепца, что ли, подставной фигуры: ветка
наказания затухает

2020